Дьявольская альтернатива - Фредерик Форсайт

Норвежский капитан сидел, откинувшись на спинку стула, под глазами у него были черные круги, но он не желал дать своему более молодому сопернику удовольствие увидеть, как он заснет. Для него еще ничего не закончилось – не кончится до тех пор, пока из трюмов не будет извлечен последний заряд взрывчатки, а также пока на борту останется хоть один террорист. Он знал, что был близок к тому, чтобы потерять сознание. Боль, которая огнем жгла ему руку, теперь превратилась в тупую, изматывающую пульсацию, отдающуюся из руки в плечо, – она, да еще то и дело накатывающиеся волны усталости заставляли его видеть все, словно в полусне, но он все равно упрямо не закрывал глаз. Он презрительно бросил взгляд на украинца и спросил:

– А как же Том Келлер?

– Кто?

– Мой третий помощник – офицер, которого вы расстреляли на палубе утром в пятницу.

Дрейк рассмеялся и сказал:

– Том Келлер сидит внизу в трюме вместе с остальными. Расстрел был всего лишь притворством. В одежде Тома Келлера был один из моих людей, а патроны были холостые.

Норвежец хмыкнул, а Дрейк с интересом посмотрел на него из своего утла.

– Я могу позволить себе быть великодушным, – сказал он, – потому что я выиграл. Я показал всей Западной Европе угрозу, которой все они не осмелились противостоять, и обмен, от которого они не смогли отказаться. Короче говоря, я не оставил им иного выбора. Однако вы едва не перехитрили меня, вы были в каком-то сантиметре от этого. Начиная с шести часов этого утра, когда вы уничтожили мой детонатор, те коммандос могли в любой момент взять корабль штурмом. К счастью, они не знают об этом. Но они могли пойти на это, если бы вы дали им соответствующий сигнал. Вы смелый человек, Тор Ларсен. Скажите, может, вы хотите что-нибудь?

– Хочу, чтобы вы убрались с моего корабля, – ответил Ларсен.

– Теперь скоро, очень скоро, капитан.

Высоко над Венецией подполковник Джарвис слегка повернул штурвал, и летевший с огромной скоростью в небесах серебряный дротик отклонился на несколько градусов на юго-восток, готовясь к длительному полету через Адриатику.

– Как там клиенты? – спросил он сержанта интендантской службы.

– Сидят спокойно, любуются панорамой, – проговорил над его плечом сержант.

– Пусть так и сидят. В прошлый раз, когда им вздумалось полетать, они в конце пути пристрелили командира самолета, – пошутил он.

Сержант засмеялся и пообещал:

– Я за ними присмотрю.

Второй пилот свернул карту, которую рассматривал до этого на своих коленях.

– До посадки осталось три часа, – сказал он.

Новости из Гатова слышали во всех уголках мира. В Москве сообщение перевели на русский язык и принесли на дом в привилегированном конце Кутузовского проспекта, где в личных апартаментах за обеденным столом вскоре после 2 часов дня по местному времени сидели два человека.

Маршал Николай Керенский прочитал сообщение и пристукнул по столу мясистой ладонью.

– Они позволили им уйти, – заорал он. – Сдались. Немцы и англичане поддались, теперь эти два жида летят в Тель-Авив.

Ефрем Вишняев молча взял отпечатанное сообщение из рук своего компаньона и прочитал его, после чего позволил себе ледяную ухмылку.

– Тогда сегодня вечером, когда мы представим перед Политбюро полковника Кукушкина с его доказательствами, с Максимом Рудиным будет покончено, – сказал он. – Голосование будет единодушным, в этом не может быть сомнения. К полуночи, Николай, Советский Союз будет нашим. А через год – и вся Европа.

Маршал Красной Армии налил до краев два стакана «Столичной». Подтолкнув один из них к партийному теоретику, он поднял свой и предложил тост:

– За триумфальные победы Красной Армии.

Вишняев поднял свой бокал, хотя и редко притрагивался к спиртному, – однако, из любого правила есть исключения.

– За победу коммунизма во всем мире.

Глава 20

С 16.00 до 20.00

Когда маленький «Домини» пересек линию побережья к югу от Хайфы, он сделал последний разворот и начал постепенно снижаться, летя по прямому курсу к главной взлетно-посадочной полосе аэропорта Бен Гурион, расположенного вглубь страны от Тель-Авива.

Он приземлился точно после четырех с половиной часов полета в четыре пятнадцать по европейскому времени. В Израиле в этот момент было шесть часов пятнадцать минут.

Верхняя терраса здания аэровокзала аэропорта Бен Гурион была до отказа заполнена зеваками, которые были удивлены тому, что в стране с маниакальной приверженностью к вопросам собственной безопасности им разрешили свободный доступ на подобный спектакль.

Несмотря на требование террористов на «Фрее», чтобы вокруг не было полицейских, сотрудники израильской спецслужбы там были. Некоторые переоделись в форму сотрудников «Эл Ал», другие продавали прохладительные напитки или занимались уборкой пола, или сидели за рулем такси. Детектив-инспектор Авраам Хирш сидел в фургоне для рассылки газет, не зная, что делать с тюками вечерних газет, которые ему могли велеть доставить в киоск в зале для пассажиров.

Сразу же после приземления самолет Королевских ВВС отвели при помощи едущего впереди и показывающего дорогу джипа наземной службы аэродрома на бетонную площадку перед зданием аэровокзала. Здесь уже поджидала небольшая группа официальных лиц, которые должны были взять на себя заботу о двух пассажирах из Берлина.

Невдалеке стоял самолет израильской авиакомпании «Эл Ал», иллюминаторы которого были затянуты шторами, однако сквозь прорези в них два человека с биноклями напряженно всматривались в лица людей, собравшихся на террасе. У каждого в руке была переносная рация.

Где-то среди нескольких сот человек на этой террасе был и Мирослав Каминский, совершенно неотличимый от невинных зевак.

Один из израильских чиновников поднялся на несколько ступенек к «Домини» и вошел внутрь. Через пару минут он вышел оттуда в сопровождении Давида Лазарева и Льва Мишкина. Два юнца из Лиги защиты евреев, стоявшие на террасе, развернули пронесенный тайком, под пальто, транспарант. На нем было написано на иврите: «Добро пожаловать». Юнцы стали энергично хлопать в ладоши, пока кто-то из их соседей не велел им заткнуться.

Мишкин и Лазарев взглянули на собравшуюся над ними на террасе толпу и продолжали смотреть, пока их вели вдоль здания аэровокзала с несколькими чиновниками впереди и двумя полицейскими в форме позади. Несколько человек из зевак махали руками, большинство же смотрело на них в молчании.

Сидевшие внутри авиалайнера сотрудники спецслужбы напряженно всматривались, стараясь уловить малейший признак узнавания на лицах беглецов кого-то на террасе.

Лев Мишкин первым увидел Каминского и быстро пробормотал что-то по-украински, скривив рот. Его слова были мгновенно уловлены направленным микрофоном, который нацелили на них из припаркованного в сотне ярдов торгового автофургона. Человек, который, прищурившись, наблюдал за ними сквозь прорезь напоминавшего винтовку микрофона, не слышал этой фразы, зато сидевший рядом с ним сотрудник с одетыми наушниками – слышал. Его выбрали для этого задания из-за его знания украинского языка. Он быстро затараторил в переносную рацию:

– Мишкин только что сказал Лазареву следующее, цитирую: вот он, ближе к концу, в голубом галстуке, конец цитаты.

Внутри замершего на стоянке авиалайнера оба наблюдателя быстро повернули свои бинокли в сторону дальнего края террасы. Между ними и аэропортом группа официальных лиц продолжала свой торжественный парад мимо собравшихся зевак.

Мишкин, заметив своего земляка-украинца, сразу же отвел глаза, Лазарев же пробежал глазами по ряду лиц, заметил Мирослава Каминского и моргнул в знак узнавания. Только это и нужно было Каминскому: подмены заключенных не было.

Один из мужчин, сидевших возле зашторенных иллюминаторов авиалайнера, произнес:

– Засек его, – и быстро стал сообщать по рации приметы: – Среднего роста, лет тридцати, брюнет, карие глаза, одет в серые брюки, спортивный пиджак из твида и галстук голубого цвета. Стоит седьмым или восьмым от дальнего края смотровой террасы, ближе к башне управления.

Мишкин и Лазарев скрылись в здании аэровокзала. Спектакль закончился, и толпа на крыше стала рассасываться. Люди рекой повалили вниз по лестнице в главный зал ожидания. У основания лестницы седовласый мужчина сгребал в урну окурки. Когда колонна почти вся прошла мимо него, он заметил человека в твидовом пиджаке и голубом галстуке, который направился через зал на выход.

Уборщик засунул руку в свою тележку, вытащил оттуда маленькую черную коробочку и сообщил в нее:

– Подозреваемый идет к пятому подъезду.

Авраам Хирш вытащил из фургона связку вечерних газет и плюхнул ее на тележку, которую держал один из его коллег. Человек в голубом галстуке прошел всего в нескольких футах от них, он не смотрел ни направо, ни налево, а целеустремленно шагал к автостоянке. Он подошел к взятому в аренду автомобилю и сел в него.