Argumentum ad hominem - Вероника Евгеньевна Иванова

Хотя, одну мысль он до меня все-таки донес. Что не надо лезть туда, куда не просят. Вернее, не попросили. С той стороны. И теперь я даже не хочу думать о том, чтобы вторгнуться в чью-то жизнь хоть с благими, хоть с любыми другими намерениями. Если, конечно, меня не позовут.

Но об этом я Лео не расскажу. Не сейчас. Может быть, вовсе никогда.

– Он довольно податлив. И уж точно ничего не заметит поначалу. А потом… Всегда можно извиниться.

Податлив? Ха! Однако в отношении племянника дядю ждут весьма интересные новости. И я даже не откажусь их сообщить лично.

А ещё не откажусь от чего-нибудь если не вкусного, то хотя бы съедобного. Эти двое на кухне торчали полдня, могли что-то и… Ну конечно. Готовка готовкой, а на разделочном столе среди посуды все-таки притаился «домик» планшета.

– Вы хоть что-нибудь накулинарили или все это время пялились в экран?

Лео виновато выдохнул мне в ключицу. Пришлось повернуться, чтобы иметь возможность контролировать дистанцию доступа. И вообще – контролировать.

– Только не говори, что вам понадобился видеорецепт или советы какого-нибудь шефа.

– Вообще-то…

Лицом к лицу увиливать всегда труднее. Особенно когда лишили опоры. Поэтому Лео подумал и благоразумно решил капитулировать:

– Прислали записи с камер наблюдения.

– Того вокзала?

– Да.

Я была против его скорого возвращения к работе. Врачи, как ни странно, тоже, хотя, по словам хирурга, почти ничего не пришлось делать, кроме как просто соединить порванное и нарушенное. Идеально стабилизированный пациент, вот как он выразился. Впервые за всю практику.

Но самым поразительным оказалось другое. Минимальный уровень психосоматических нарушений. Проще говоря, никаких проблем с песенным хозяйством. И это тянуло если не на полноценное чудо божье, то на что-то из деяний святых уж точно.

Песенницы, в массе своей, весьма боязливые создания, постоянно рискующие скатиться из простых страхов в маниакальные. Да, большей частью по поводу дара, но не только. Второй причиной водить близкое знакомство с Фобосом и Деймосом является угроза физических повреждений. Нарушение целостности тела.

Отчасти такой страх не лишен оснований. Поскольку в исполнении песни задействуется весь организм целиком, логично предполагать, что уменьшение его объема или разрыв каких-нибудь привычных связей, тем более, нервных, приведет к… Правильно. Профессиональной инвалидности.

Самое смешное, иногда приводит. Но чисто психологически. Потому что физически изменение характеристик резонансного контура не отменяет факта его существования. Проблема в самих изменениях.

В сущности, все обстоит ровно так же, как с потерей органов или конечностей для обычного человека. И принять это непросто, и привыкнуть… Скорее всего, невозможно. Разве что, смириться. А ещё надеяться на удобный протез, эффективные медикаменты или пересадку оттуда сюда. Но сначала…

Да, то самое слово – сначала. Первый раз в первый класс.

Там, где среднестатистический представитель человечества вздохнет и решит: «Ну ладно, я ведь уже все это проходил, как-нибудь осилю и во второй раз», песенница впадает в истерию. И чем больше возраст и выше статус, тем хуже. Как можно смириться с тем, что в одночасье лишился всех заслуг, выстраданных, вымоленных, натруженных и так далее? Тем более, первые опыты и первые попытки совладать с даром, обычно вызывают в памяти что угодно, только не гордость и самоуважение. Поэтому даже представить, что в случае тяжелой травмы придется возвращаться в песенное младенчество – пытка. Не говоря уже о суровой действительности, если таковая тебя настигнет. Тьфу-тьфу-тьфу, как говорится.

Сама не участвовала, бог миловал, но рассказы слышала. О том, как воспринимается и факт ранения, и все то, что его сопровождает. Как ни странно, боль в данном случае почти ни на что не влияет. И даже ощущается лишь отчасти. Потому что на неё нет времени и сил. Потому что все внимание направлено в одну-единственную сторону.

Как сбивчиво и неохотно признаются в задушевных беседах сами пострадавшие, при любом повреждении песня тут же начинает словно вытекать из тела. То есть, рабочий контур начинает спонтанно фонтанировать. Что вполне объяснимо: нервной системе обязательно требуется время на коррекцию ситуации. Иногда, увы, довольно длительное. Но когда все, что тебя составляет на данный момент – это острейшее чувство потери, разумные доводы не котируются. И можно быть хоть тысячу раз мысленно готовым к происходящему, животный страх оказывается сильнее.

Поэтому подготовка к плановым хирургическим вмешательствам, не предполагающим отрезания и усекновения, иногда напоминает настоящие танцы с бубном вокруг психики. Самый оптимальный вариант – брать врасплох. С применением седации разного уровня тяжести. Чтобы ни в коем случае не успеть раскинуть мозгами.

С экстренными мерами все сложнее и печальнее. Ну, на то они и экстренные. Поэтому если бы мне сообщили о ранении Лео сразу, как только он попал в хирургию, наверное, к концу операции я бы устала считать седые волосы на своей голове. Не говоря уже о том, что счастливая совместная жизнь при таких обстоятельствах отменилась бы, не начавшись. Даже подумать о том, чтобы…

Правда, добрые известия благополучно ввели в не меньший ступор, причем, не меня одну. Коллегия даже командировала лучших специалистов для изучения обстоятельств и всего прочего. Уж не знаю, чем и как Лео отбрехивался от них, в ответ на свой вопрос я лично услышала только что-то вроде «не могу об этом говорить». С очень своеобразным ударением на «не могу». И вот этот нюанс совершенно точно имел психосоматическую природу, потому что одновременно взгляд мистера Портера ощутимо остекленел.

Я посмотрела, подумала и решила не давить на эту мозоль. Какой смысл? Жив, здоров, готов к труду и обороне. Чего ещё можно пожелать?

Так что, благодаря интересу со стороны врачей и Коллегии, несколько дней после реанимации Лео не мог достать вообще никто, кроме меня, на правах невесты. И племянников. Хотя последние посещали дядю с визитами, больше похожими на деловые, а не родственные. И если в отношении Кэтлин, как семейного юриста, это было понятно: приходилось оформлять кучу всяческих документов, то Валентин…

Создавалось впечатление, что он винит Лео во всех смертных грехах. По крайней мере, в том, что вообще произошло.

Наверное, какая-то толика правды здесь присутствует. По уклончивым рассказам самого пострадавшего выходило так, что визит к мистеру Рейнолдсу он осуществил исключительно по собственной инициативе. Да ещё потащил с собой Петера. И вот тут бы неплохо попробовать разобраться, участие белобрысого во всей этой чехарде усугубило ситуацию, или наоборот, свело количество жертв и разрушений к минимуму. Лео мужественно отмалчивался на сей счет, а значит… Ну