Ночная смена (ЛП) - Краун Энни

Только он привел меня сюда не за этим.

Так как, черт возьми, смеет флиртовать со мной?

Я делаю глоток своего (бесплатного) кофе со льдом и прочищаю горло.

— С чем тебе нужна помощь? Вот почему мы здесь, не так ли?

Бравада Винсента спадает. Я отказываюсь чувствовать себя виноватой из-за этого.

К счастью, оскорбление, кажется, щелкает в нем выключателем. Винсент прочищает горло и тянется к рюкзаку, внезапно становясь деловитым.

— На следующей неделе я должен написать в классе эссе об этом стихотворении о тигре, — его бицепсы напрягаются под рукавами, но я абсолютно не пялюсь. — Но честное слово, я заблудился. Говорил же, что я отстой в поэзии. И подумал, знаешь, ты же гениальна.

— Очевидно, — бормочу я в холодный напиток.

Его губы дергаются.

— И довольно скромная. Именно поэтому поможешь разобраться, что, черт возьми, пытался сказать этот Блейк.

Винсент достает книгу, открывает ее на загнутой странице и передает мне. Я ставлю кофе и вытираю влажные ладони о шорты, мне не терпится чем-нибудь заняться и отвлечься от парня, сидящего напротив. Похоже, тема на сегодня — стихотворение Уильяма Блейка, возможно, самое известное из его произведений.

— О, — говорю я. — Узнаю эти строчки. Проходила это примерно в четырех разных классах.

— Конечно, узнаешь.

— Это классика. Мне пришлось заучивать его наизусть на втором курсе средней школы. «Тигр, тигр, ярко горящий…»

Винсент ерзает на стуле. Кожа скрипит под ним. Я внезапно и яростно вспоминаю тот факт, что в последний раз, когда читала ему стихи вслух, мы завлекли друг друга.

— Ну и, знаешь, все остальное.

— Хорошо, — говорит он. — Объясняй, Холидей.

И вот снова — моя фамилия. Он использовал ее уже дважды, и не могу решить, нравится ли мне это или хочу схватить его за рубашку и потребовать, чтобы Винсент прекратил давать прозвища. Я заправляю волосы за уши и подаюсь вперед. Когда мое колено соприкасается с коленом Винсента, я немедленно отвожу ноги в сторону и притворяюсь, словно ничего не произошло.

— Итак, — начинаю я, прочищая горло. — Блейк опубликовал два сопутствующих сборника: «Песни невинности», а затем, несколько лет спустя, «Песни опыта». Вы анализировали какие-нибудь другие его работы в классе?

— Кажется, читали о детском труде.

Я фыркаю.

— Это называется «Трубочист». У стихотворения две части: одна в «Песнях невинности», а другая в «Песнях опыта». Блейка действительно интересовали дихотомии — добро и зло, рай и ад, — поэтому он написал множество сопутствующих произведений для двух сборников. У этого, — я нажимаю на страницу, — есть родственное стихотворение в «Песнях невинности» под названием «Ягненок».

Винсент кивает.

— Одно о насилии, а другое о мире?

— По сути, да. Но Блейк не просто противопоставляет их. Если посмотришь на то, как он формулирует предложения и как использует повторяющиеся вопросы, это нечто большее, чем просто установление дихотомии, — я открываю рот, чтобы начать читать, затем останавливаюсь и сжимаю губы. Вдруг начинаю стесняться собственного голоса — и не совсем уверена, что смогу дочитать стихотворение до конца, не воспламенившись. Итак, я сую книгу Винсенту и говорю. — Прочти первую строфу.

Выходит более резко и требовательно, чем я хотела, но он даже не вздрагивает. Винсент послушно берет книгу из моих рук, переворачивает ее и начинает читать стихотворение вслух.

И я тут же жалею, что попросила.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Звук голоса Винсента заставляет тело сжаться.

Мы сидим в несколько укромном уголке кофейни и нежная инди-музыка, играющая из динамиков, тихая, так что Винсенту не приходится сильно напрягаться. Он читает тихо и обдуманно. Голос низкий, рокочущий, интимный. Это напоминает о том, что в пятницу вечером, когда мы встретились, я все еще думала о сексуальной сцене в «Принцессе мафии» и была ошеломлена высоким и задумчивым незнакомцем, которому требовалась рекомендация к чтению. В тот момент я на мгновение представила, как Винсент читает стихи. Это показалось приятной фантазией. Теперь я понимаю, что была Икаром: абсолютной гребанной идиоткой, выпячивающей задницу к солнцу, совершенно не подозревая, что высоты, к которым стремилась, могут погубить меня.

И, о, это губит — то, как его рот выговаривает слова. То, как широкие ладони и длинные пальцы сжимают книгу. То, как выбившаяся прядь темных волос романтично спадает ему на лоб.

— Тигр, тигр, жгучий страх, ты горишь в ночных лесах. Чей бессмертный взор, любя, создал страшного тебя?

Винсент выжидающе поднимает глаза. Я пытаюсь смириться с тем фактом, что внутренности расплавились, а нижнее белье немного влажное.

— Продолжай читать. Я имею в виду, в голове, если… если ты хочешь, просто чтобы ускорить процесс.

Винсент, безжалостный человек, просто пожимает плечами.

— Я не против прочитать вслух.

Я сижу, дрожа от кофеина и желания, пока Винсент Найт читает стихотворение целиком. Он спотыкается на нескольких словах и неуклюжих, старомодных оборотах речи, но в этом есть что-то очаровательное. Все остальные в кофейне, вероятно, думают, что он настолько близок к божеству, насколько это возможно для студента колледжа, но я могу наблюдать, как он слегка самоуничижительно улыбается, оступаясь, могу слушать уверенную интонацию голоса, когда тот разбивает целую строфу на две части, не сбив дыхание.

Я позволяю векам затрепетать, закрываясь, принимая новый фетиш: мне нравится когда читают вслух.

Когда Винсент доходит до последней строчки, часть меня хочет сказать, чтобы он прочитал еще раз.

Винсент, вероятно, не стал бы спорить — в конце концов, я здесь эксперт.

Неохотно я открываю глаза и встречаюсь взглядом с Винсентом. Мгновение проходит в полной тишине. Затем он снова опускает взгляд на страницу.

— Тот же ль Он тебя создал, кто рожденье агнцу дал? — повторяет он с предпоследней строфы. — Итак, он говорит о Боге. Спрашивает, как Бог мог создать обоих этих животных.

Я прочищаю горло.

— Точно. Ты должен подумать о том, во что верил Блейк, и о том, что происходило вокруг него во время промышленной революции. Это сложно осмыслить. Он спрашивает себя, как Бог мог создать что-то настолько невинное, сельскохозяйственное и романтичное, как ягненок, а также создать тигра — зверя из далекой страны, которому нужно убить ягненка, чтобы прокормиться.

Винсент долго смотрит на страницу, его темные глаза бегают по строчкам.

— На самом деле чертовски круто, — говорит он.

Надеюсь, это не сарказм.

— Думаешь?

— Да. Я наконец-то понял, почему ты выбрала такую специальность. Помимо всех перспектив высокооплачиваемой работы, очевидно, — Винсент фыркает. — Ты определенно могла бы преподавать на уровне колледжа, если бы захотела. Возможно, это получится лучше, чем у моего профессора. Я был у него в рабочее время на прошлой неделе. Пустая трата времени.

— Дай угадаю, — говорю я. — Пожилой белый мужчина?

— Ричард Уилсон. Думаю, ему под шестьдесят.

— Так и знала, — я откидываюсь на спинку стула и закидываю одну ногу на другую. — Я ходила почти на все его занятия на первом курсе, но преподавание было ужасным. Честно говоря, ты мог бы получить ту же интерпретацию, которую я только что дала тебе из нескольких поисковых запросов в Google. Как и говорила в библиотеке… — я отвожу от него взгляд. Следующие несколько слов выходят слегка сдавленными. — Фишка большинства стихов в контексте. Это как разговор с человеком. Чем больше ты знаешь о том, откуда те берутся, тем легче их понять.

Винсент тоже откидывается на спинку стула и мгновение изучает меня.

— Ты всегда была большим любителем чтения?

— О, да. У меня было трудное начало, поставили диагноз дислексия10, когда училась в первом классе, поэтому потребовалось потратить немного больше времени на учебу, чем большинству детей в моем классе. Но тогда я была ненасытна. Родители водили меня в публичную библиотеку два раза в неделю, потому что каждые несколько дней я превышала лимит в школьной библиотеке.