Двенадцать - Джастин Кронин

К тому времени как он дошел до парка, солнце уже грело ему плечи. Большая часть автобусов на месте, но не все. Ровные ряды со свободными местами, будто рот, в котором не хватает зубов. Однако автобус Дэнни, номер двенадцать, ждал его на своем обычном месте.

В мире есть множество разных автобусов, маршрутные автобусы, городские автобусы, заказные автобусы, междугородные автобусы – Дэнни знал о них все. Ему это нравилось. Нравилось знать все о чем-то одном. Его автобус, «Редберд 450», модель «Форсайт». Сделанный по последнему слову инженерной мысли, постоянный полный привод, газлифт капота «Изи Худ», информационный дисплей, отображающий все данные о работе систем автобуса, полезный и водителю, и техникам. Специально разработанный кузов «Редберд Комфортрайд» с полным обзором делал модель 450 наилучшей в плане безопасности, качества и ресурса среди всех современных автобусов.

Дэнни забрался внутрь, воткнул ключ в замок зажигания, и громадный дизель зарычал, пробуждаясь ото сна. Дэнни ощутил, как его живот наполнило ощущение тепла, и сомнения покинули его. Он посмотрел на часы. 6:52. Когда длинная стрелка дошла до двенадцати, он включил скорость и тронулся.

Сначала было как-то странно, ехать по пустым улицам, когда вокруг никого нет, но к тому времени, когда Дэнни подъехал к первой остановке – Мэйфилды, Роберт и Шелли, – то уже вошел в свой привычный утренний ритм. Было легко представить себе, что сегодня совершенно обычный день. Он остановил автобус. Ну, Роберт и Шелли иногда опаздывали. Он обычно сигналил, и они выходили, мама вслед говорила им, чтобы вели себя хорошо, и махала рукой. Дом – обычное бунгало, ненамного больше, чем у Дэнни и мамы, но красивее, выкрашенный в цвет тыквы, с широким крыльцом и качелями. По весне на перилах крыльца всегда висели корзины с цветами. Корзины все еще висели, но все цветы уже завяли. И газон уже стричь пора. Дэнни вытянул шею и поглядел через лобовое стекло. У окна на втором этаже такой вид, будто его выдрали из рамы. На том месте, где раньше было стекло, висела вывалившаяся наружу, будто язык, штора. Дэнни снова посигналил и подождал с минуту. Но никто так и не вышел.

7:08. У него впереди еще остановки и люди. Дэнни поехал дальше. Выехав из-за угла, объехал лежащий на боку «Приус». По дороге встретилось много всего. Перевернутая полицейская машина, раздавленная в лепешку. Машина «Скорой помощи». Мертвая кошка. У многих домов на дверях были нарисованы большие кресты, краской из баллона. В углах крестов – буквы и цифры. К тому времени как ему удалось доехать до следующей остановки, квартала таунхаусов, называвшегося «Касл Оукс», он уже опаздывал на двенадцать минут. Бриттани-Мэйбет-Джоуи-Дерла-Дениза. Дэнни дал протяжный сигнал, потом еще один. В этом не было смысла. Он сделал это чисто механически. «Касл Оукс» превратился в дымящиеся развалины, сгорел дотла, весь.

Следующие остановки. Везде одно и то же. Он вел автобус в западном направлении, по Вестерн, в сторону Черри Крик. Здесь стояли дома побольше, от дороги их отделяли широкие газоны и высокие деревья с густой листвой, отбрасывающие на дорогу тень, будто занавес. Здесь было тихо и более спокойно. Дома выглядели как обычно, и тел Дэнни не видел. Но и детей тоже не было.

Обычно к этому моменту у него в автобусе сидело двадцать пять детей. Тишина выводила его из себя. Обычно в автобусе становилось шумно, все более шумно, с каждой новой остановкой шум усиливался, с каждым ребенком, заходящим внутрь. Точно музыка в фильме, которая становится все громче перед финалом. Финалом был «лежачий полицейский». «Лежачий полицейский» на Линдлер-авеню. «Сделай этого полицейского, Дэнни! – кричали дети хором. – Сделай его!»

Хотя такого делать и не полагалось, Дэнни всегда немного прибавлял газу, и автобус подпрыгивал, а вместе с ним и дети. В этот краткий миг он чувствовал себя заодно с ними. Он никогда не был таким же ребенком, как они, простым ребенком, который ходит в школу. Но, когда автобус подпрыгивал, на мгновение им становился.

Дэнни раздумывал обо всем этом. О том, что ему скучно без детей, даже без Билли Найса с его тупыми шутками и смехом. И тут он увидел впереди мальчика. Тимоти Риз. Он стоял у края подъездной дороги вместе со своей старшей сестрой. Дэнни узнал его издалека, по вихрастым волосам на темени, торчащим вверх, будто усики жука. Тимоти – один из самых младших, во втором, может, в третьем классе, невысокий. Иногда его провожала экономка, пухлая темнокожая женщина в рабочей блузе, но чаще – старшая сестра, судя по всему, старшеклассница. Забавная на вид девочка, не забавно смешная, а забавно странная, с волосами, выкрашенными в розовый цвет, как у микстуры «Пепто», которую ему мама давала, чтобы живот успокоился, если он слишком быстро поел. С густой черной подводкой глаз, от которой она выглядела, будто зловещая картина в страшном фильме. Такая, у которой глаза двигаются. Наверное, по десятку сережек и гвоздиков в каждом ухе, а еще она часто надевала собачий ошейник. Собачий ошейник! Будто она собака!

Как ни странно, Дэнни думал, что она хорошенькая в своем роде, если бы не все эти странные штуки. Он не общался с девочками ее возраста. Не общался с девочками любого возраста, если по правде, так что ему просто нравилось смотреть, как она ждет автобус, держа брата за руку. Сразу же отпускает, как только увидит автобус, чтобы другие дети не увидели. Она ни разу слова не сказала Дэнни. Он даже не знал, как ее зовут.

Дэнни затормозил у подъездной дороги и двинул рычажок, открывая дверь.

– Эй, – сказал он. Это все, что пришло ему в голову. – Эй, доброе утро.

Похоже, была их очередь что-нибудь сказать, но они не сказали ничего. Дэнни позволил себе мельком оглядеть их лица, но не понял, что за выражение на них. У паровозиков в «Томасе» таких никогда не было. Паровозики в «Томасе» были радостными или грустными, или сердитыми, а у них что-то другое. Будто пустой экран телевизора, когда антенна не работает. У девушки были опухшие и красные глаза, а волосы примялись. У Тимоти текло из носа, и он все время тер его тыльной стороной ладони. Одежда вся мятая и в пятнах.

– Мы слышали, как ты сигналил, – сказала девушка. У нее был хриплый дрожащий голос, будто она давно ничего не говорила. – Мы прятались в подвале. Еда кончилась два дня назад.

Дэнни пожал плечами.

– У меня есть «Лаки Чармз». Но только с водой. Невкусные.

– Кто-нибудь еще остался? – спросила девушка.

– Остался где?

– Остался в живых.

Дэнни не знал, что на это ответить. Слишком сложный вопрос. Может, нет, он видел очень много тел. Но он не хотел этого говорить, когда здесь Тимоти.

Он поглядел на мальчика, который так ничего и не сказал, только продолжал тереть нос запястьем.

– Эй, Тимбо. У тебя аллергия? У меня тоже иногда бывает.

– Наши родители в Теллерайд, – заговорил мальчик. Он смотрел вниз, на кроссовки. – С нами была Консуэла. Но она ушла.

Дэнни не знал, кто такая Консуэла. Сложно, когда люди не отвечают на твой вопрос, а отвечают на какой-то другой, о котором ты даже и не думал.

– О’кей, – сказал Дэнни.

– Она на заднем дворе.

– Как она может быть на заднем дворе, если она ушла?

У мальчика расширились глаза.

– Потому что она умерла.

Пару секунд все молчали. Дэнни удивился, почему они до сих пор не сели в автобус. Может, их попросить надо.

– Все должны были отправиться на Майл Хай, – сказала девушка. – Мы по радио слышали.

– А что на Майл Хай?

– Армия. Они сказали, там будет безопасно.

Судя по тому, что видел Дэнни, армия тоже умерла. Но Майл Хай – хоть какое-то место, куда они могут поехать. До сих пор он об этом и не думал. Куда он вообще едет?

– Меня зовут Эйприл, – сказала девушка.

Она действительно выглядела, будто апрель. Смешно, когда некоторые имена так подходят людям. Просто подходят.

– А меня Дэнни, – ответил он.

– Я знаю, – сказала Эйприл. – Можно тебя попросить, Дэнни? Увези нас на хрен отсюда, быстрее.

6

Неправильный цвет, подумала Лайла. Нет, совсем неправильный.

Этот оттенок назывался «сливочным». На образце на витрине он так и выглядел, мягкий, желтоватый, будто старая белая ткань. Но теперь, когда Лайла поглядела на сделанную работу, держа в руке ролик, с которого капала краска, – честно, она так напачкала, почему Дэвид сам этого не сделал? – он выглядел как-то иначе. Как? Лимонный. Как наэлектризованный лимон. Может, для кухни и подошел бы, для светлой кухни с большими окнами, выходящими в сад. Но не для детской. Боже мой, подумала она, с таким цветом стен младенец глаз не сомкнет.

Как грустно. Весь ее тяжкий труд насмарку. Тащила стремянку из подвала, по лестнице, тряпками все закрывала, на карачки становилась, чтобы заклеить плинтуса, а теперь придется идти в магазин, а потом начинать все сначала. Она хотела закончить дела в комнате к ланчу, чтобы осталось время краске высохнуть, потом наклеить обойный бордюр с узором в виде рисунков из книг Беатрис Поттер. Дэвид считал, что бордюр – глупости. «Сентиментальный» – так он сказал. Лайле было все равно. Ей нравились рассказы про Кролика Питера, когда она еще ребенком была, когда у отца на коленях сидела или устраивалась в кровати, чтобы в сотый раз слушать про то, как Питер сбежал из сада Мистера Мак-Грегора. Вокруг сада их дома в Уэллесли была живая изгородь из кустов, и долгие годы, когда Лайла уже перестала верить в сказки, она раз за разом смотрела на кусты в ожидании того, что оттуда появится кролик в синей курточке.