Джесси - Валерий Козырев

В конце весны в спортзале школы проходила серия игр по волейболу на первенство города среди юношеских команд. Две недели, изо дня в день, шли напряженные матчи. И вот последняя, финальная игра, в которой команда их школы встречалась с командой строительного техникума. Шел последний, решающий тайм. Счёт равный. Команда школы приняла подачу; разыграв, навесили мяч над сеткой, и Гена гвоздящим ударом отправил его за сетку. Но высокий, худощавый капитан команды соперников сумел поднять мяч, и вот уже другой игрок мощно пробивает его в сторону сборной школы. Гена в падении успевает принять его и… что это?! Невыносимая, резкая боль в колене не даёт ему подняться. Свисток судьи остановил игру. На площадку вместо Гены вышел запасной игрок. Этот матч они выиграли. Свист, крики, радостные голоса болельщиков и нестерпимая боль – все смешалось в его голове.

Колено сильно распухло. Тренер команды вызвал «скорую», ему сделали обезболивающий укол и отвезли в больницу. Как всегда в подобных случаях взяли кровь на анализ. Результаты анализа показали повышенное число лейкоцитов – белых кровяных телец. Повторный анализ лишь подтвердил это. Лейкоз, – форму и стадию, которого могли определить только в специализированной клинике, звучал как приговор. Гена был потрясён и не знал, как жить дальше. Знал только одно – со многим, о чём он мечтал, ему придется распрощаться. Нога распухла, стала неестественно толстой, багрового цвета. Бесконечные уколы, капельницы, которые иногда ставили сразу по две: в каждую руку. Лежать было неудобно и больно. Часто поднималась температура, бил озноб, и в полубреду он начинал метаться в кровати, пытаясь скинуть одеяло и освободиться от гибких трубочек капельниц. Никогда до этого Гена не задумывался о смерти. В семнадцать лет это противоестественно, даже сам факт её существования в этом возрасте отвергается. Но сейчас казалось, что смерть стоит рядом, дежурит у его кровати. Лишь на третий день жар стал спадать, и врачи вздохнули с облегчением. Его перевели из реанимации в общую палату. Первыми к нему пришли Вока, Иван Михайлович и Людмила Александровна. Из деревни приехали родители, только бабушка приболела, и потому осталась дома; но передала подарок: толстый свитер из серой шерсти, который связала ему ещё зимой. Навестили и старые приятели: Крендель, Чика и Клин. Крендель раздался в плечах, а от его долговязости не осталось и следа. Этот симпатичный, атлетически сложенный парень вместе со своими неразлучными друзьями, которых тоже было трудно узнать, учились на втором курсе ГПТУ.

– Держись, Генк! Выздоровеешь обязательно, жизнь только начинается! – философски ободрил его Крендель, которого, впрочем, уже редко кто называл так, а больше – Витёк. То есть, так его примерно и звали, – Виктор.

Приходили и одноклассники. После того, как ушла длинноногая красавица Татьяна, на которой было коротенькое школьное платье, палата (кроме Гены там лежало еще шесть мужчин) пребывала в минутном шоковом молчании. Потом один из них, лежавший на койке у окна, с явными чертами жителя гор, спросил, ломая слова сильным акцентом:

– Слюшай, Гэна, это что, твой нэвэста, да?

– Да нет, просто одноклассница.

– Вах, какой красывый у тэбя однокласныца! – цокая языком, продолжал ещё долго восхищаться тот.

Однажды, в дверь палаты тихонько постучали, и в ответ на громкое «вхадыте» соседа у окна, открыв дверь, вошла Марьяна. У Гены ёкнуло в груди, и он почувствовал, что предательски краснеет.

– Вах-вах! – Покачал головой кавказец, наблюдавший эту сцену.

Марьяна, несмело прошла к кровати и села на табурет.

– Ничего, Гена, что я пришла?..

– Ничего… Конечно, ничего! Даже очень ничего… – едва справился он с собой.

Она пробыла совсем недолго. Гена видел, что Марьяна чувствует себя неловко, скорее, из-за того, что первая переступила границу негласных симпатий. Она достала из пакета два больших апельсина, положила на тумбочку и сказала, что Гена непременно должен их съесть, потому что ему нужны витамины. Прощаясь, она спросила, можно ли прийти еще.

– Да, конечно, Марьяна! Я… я буду ждать, – проговорил Гена и почувствовал, что опять краснеет.

– Что, Гэна, это тоже твой одноклассныца? – спросил сосед у окна сразу же после ухода Марьяны.

– Нет, знакомая, – ответил Гена.

– Ха-а, Гэна, значит, вот это твой нэвэста! – словно радуясь своей догадке, констатировал любознательный сопалатник и добавил: – Очэнь, Гэна, у тэбя хороший дэвушка, прямо пэрсик.

Оправдываться было бесполезно, да и не хотелось. Гена улыбался, сам не зная чему.

Хотя Гену и перевели из реанимации в общую палату, борьба за его ногу продолжалась. Ему делали почти такое же количество уколов и по-прежнему ставили по две-три капельницы в день. Нога болела и оставалась опухшей, багрово-синего цвета. Боль временами затихала, но возвращалась вновь; казалось, с ещё большей силой. На одном из обходов лечащий врач – Антон Касьянович, мужчина лет тридцати, высокий, худощавый, с короткой стрижкой черных волос, чуть тронутых сединой, внимательно осмотрел ногу и сказал, что если к понедельнику ситуация не изменится, то придется делать операцию.

– Антон Касьянович, мне что, отрежут ногу? – дрогнувшим голосом спросил Гена, чувствуя, как откуда-то из живота к сердцу поднимается холодный, парализующий страх.

– Нет, Гена, операцию надо будет делать как раз для того, чтобы ногу сохранить. А впрочем, у тебя впереди еще два дня, чтобы начать выздоравливать.

На следующее утро, едва проснувшись, Гена сразу же откинул одеяло. Увы, нога оставалась по-прежнему распухшей. Весь день он провел в угнетенном состоянии. Он знал, что врачи часто скрывают правду, чтобы не причинять больному преждевременных страданий. Таких историй он наслышался в больнице сколько угодно. Особенно запомнилось ему рассказ о человеке, который попал в автомобильную аварию. Ему тоже говорили перед операцией, что все будет хорошо, а с операционной привезли без ног.

Так, без каких-либо изменений, прошел еще один день… Наутро, в сопровождении медсестры, в палату с обходом зашел Антон Касьянович.

– Ну, спортсмен, как дела? – бодрым голосом поинтересовался он.

– Нормально. – Попытался улыбнуться Гена.

– Что ж, давай, посмотрим… – Антон Касьянович осторожно откинул одеяло с ноги, потрогал её, проверил на чувствительность. – Как температура? – спросил он у медсестры.

– Последние два дня в норме. – Посмотрела она записи.

– Пожалуй, подождем ещё день-два… Похоже, намечается что-то хорошее, – заключил Антон Касьянович.

И действительно, словно в подтверждении его слов, через пару дней багровость стала медленно сходить, оставляя неестественную желтизну, и Антон Касьянович обрадовал Гену, сказав, что кризис миновал.

Больному человеку иногда достаточно даже незначительного стимула, чтобы пойти на поправку, а тут явные симптомы выздоровления были налицо. Прошла неделя, и опухоль спала настолько, что больная нога мало чем отличалась от здоровой. Каждая клеточка Гениного тела победно ликовала. Ещё через два дня ему разрешили ходить. Впрочем, ходить – громко сказано. Передвигаться. Именно это он и делал, толкая перед собой стул и держась за его спинку. При каждом шаге боль пронизывала колено, словно большой острой иглой, и на лбу проступали холодные капли пота, но Антон Касьянович без жалости побуждал Гену двигаться ещё больше.

– Колено надо разрабатывать! – говорил он. – Если образуется контрактура коленного сустава, можешь на всю жизнь остаться хромым.

Так прошла еще неделя… Гене дали костыли, и он смог выходить на улицу. Май лишь только начался. Теплый, прогретый солнцем воздух, запах цветущей в больничном саду сирени, обилие зелени, щебетание птиц. Май – это не просто месяц. Май – это состояние души. Души, которая хочет жить и ликовать. Молодость и весна брали своё. И Гена уже не предавался всецело раздумьям о своей болезни и не строил мрачных прогнозов на будущее.

В это утро Антон Касьянович задержался у его постели дольше, чем обычно.

– Ну, что нового? – как обычно спросил он, присаживаясь на табуретку.

– Да вроде, всё нормально, Антон Касьянович, – ответил Гена. – Уже и на улицу выхожу, да и колено не так болит.

– Хорошо, Гена, хорошо… – задумчиво произнес Антон Касьянович. – Тогда будем готовить тебя к выписке. Дома у тебя дела пойдут даже лучше. Если, конечно, будешь соблюдать все мои предписания. А теперь давай поговорим о другом, – сказал он. – С ногой, Гена, у тебя все хорошо. Думаю, ещё недели две, и ты даже хромать перестанешь. Но болезнь… Болезнь, Гена, остается. И тебе нужно научиться беречь себя. Физзарядка, утренние пробежки, плавание без излишних нагрузок, волейбол в своё удовольствие – это всё, что ты можешь себе позволить. Занятия спортом придется оставить. После выписки встанешь на учёт в центральной поликлинике. При необходимости будешь консультироваться, а если понадобиться, то и лечиться – уже там. Ну, а я желаю тебе скорейшего выздоровления! – сказал он напоследок и, встав с табурета, крепко пожал Гене руку. И как всегда стремительным шагом вышел из палаты.