Побежала коза в огород - Лариса Кондрашова

Елена

Я сидела на своем рабочем месте и писала статью. Якобы. То есть я делала вид, что пишу, даже активно стучала пальцами по клавиатуре компьютера, но на мониторе можно было бы прочесть совершенную чушь. То есть не совсем чушь, но тему, к моей нынешней работе не имеющую отношения.

Для этого мне не пришлось почти ничего придумывать, разве что пересказывать своими словами рассказ моей подруги Александры. Я звала ее Шурик.

Это была вполне состоявшаяся молодая женщина с университетским образованием, моя ровесница. У Шурика было милое лицо со слегка раскосыми карими глазами, гибкая спортивная фигура с длинными стройными ногами.

Вряд ли кто-то сказал бы о ней — красавица, но Александра, несомненно, была женщиной незаурядной. Как внешне, так и философией, которую она исповедовала.

Прежде всего она не хотела выходить замуж.

— Институт брака давно устарел! — высокомерно говорила она. — Не понимаю, почему женщины так за него цепляются! Я считаю, можно прекрасно прожить одной, если ты достаточно получаешь, чтобы иметь квартиру, нормальную машину и возможность порой выбираться за границу.

— Шурик, ты что же, и детей не хочешь? — спросила как-то я.

— Детей хочу. Точнее, одного ребенка. Девочку. Пока мальчишки такие, как твой Тошка, они, конечно, прелесть, но чуть подрастут, и начнутся проблемы. К тому же быть свекровью я не хочу. Гнобить какую-нибудь молоденькую девчонку только за то, что она вышла замуж за моего сыночка? Нет уж!

— А кто тебя заставляет гнобить? — удивилась я. — Покажи пример, будь такой свекровью, которую невестка станет обожать и любить больше родной матери.

— Еще чего! — фыркнула Александра. — Закон жанра требует, чтобы свекровь была гадиной. Зачем же я стану его нарушать?.. Но поскольку до этого еще далеко, к чему заранее настраивать себя на то, что тебе придется хотя бы на время лишиться свободы.

— Далеко? Когда же ты рожать собираешься?

— Не раньше чем в тридцать лет, — категорически ответила она, — и, понятное дело, матерью-одиночкой.

— Ну хорошо, другим мы не скажем, но я-то знаю, что до срока не так уж много времени осталось. Всего два года.

— Целых два года, — поправила Шурик. — У меня программа-минимум: положить на свой банковский счет столько баксов, чтобы мне хватило по крайней мере на три года безбедной жизни. Когда придет пора рожать, чтобы не экономить на памперсах. Я вовсе не собираюсь отдавать своего ребенка в ясли, едва он научится сидеть.

— А ты не думаешь, что можешь встретить человека, которого полюбишь?

— Где же я смогу его встретить? — удивилась она. Шурик работала заместителем председателя Комитета по делам молодежи, и мне казалось, что уж в молодежной среде найти себе мужчину будет вовсе не так трудно. — Может, ты имеешь в виду тех «позвонковых» мальчиков, которые устраиваются к нам в комитет с помощью своих пап и мам? По принципу где бы ни работать, лишь бы не работать.

— Тогда не следует ли тебе хоть изредка ездить трамваем? — предложила я.

— Трамваем? Ты хочешь сказать, что я могу там встретить мужчину, у которого нет даже своей машины? У меня, у женщины, есть, а у него — нет?

— Иными словами, замуж ты не хочешь?

— Не хочу, — отрезала она.

Но поскольку я знала Шурика гораздо лучше, чем, возможно, она сама, то я могла отыскать корни такой категоричности. Она боялась. То есть постоянное муссирование в прессе и в литературе вообще вопроса о том, что мужчины не могут не изменять жене, вызвало появление таких женщин, как Александра. Рассуждала она просто: если верных мужчин на свете нет, то и выходить замуж незачем.

— Представь, с каждым годом женщина, кстати, как и мужчина, становится все старее, кожа ее теряет упругость и свежесть. Между прочим, и нервы не становятся крепче. И вот в один из дней приходит муж домой и сообщает, что он нашел другую. У тебя два выхода: попытаться его удержать в ущерб своей гордости или дать пинка под зад. Что лучше, еще надо подумать. То есть потеря неизбежна. Тогда зачем вообще и начинать? Пусть ты к такому финалу подготовишься, но твой бедный ребенок… В чем он-то виноват? А так он с самого начала будет знать, что папы нет и не будет. Умер! А на нет и суда нет.

— Ты хочешь сказать, что женщинам вообще не стоит выходить замуж?

— Не знаю, как другие, а я считаю именно так. Разве что он понадобится совершенным дурам, которым все равно, изменяет им муж или нет… Но при том они виснут мертвой хваткой на нем, если паче чаяния он надумает уйти… Нет, ты меня не переубедишь!

— Я и не буду пытаться это делать, — задумчиво проговорила я. Неужели и мне предстоит то же самое? Все-таки до чего заразны подобные разговоры! Поневоле начинаешь думать о том, что прежде и не приходило тебе в голову.

В общем, я набросала теорию Шурика в виде реферата и запихнула в память компьютера под пароль. Вряд ли какой-нибудь хакер захочет этот файл вскрыть.

Теперь пора было заниматься своей непосредственной работой, оттягивая тот момент, когда мне надо будет попроситься на прием к главному редактору и признаться ему, что я не смогу написать статью о Забалуеве…

Не понравилось мне наше с ним общение. Он смотрел на меня так, будто я его собственность. И он в любое время может вроде невзначай обнимать меня за плечи или класть руку на колено, когда сидит напротив. Похоже, он считает, что со мной можно вот так играть.

А уж когда мы заговорили о том, в каком плане должен быть написан очерк, он и вовсе вознесся куда-то ввысь и оттуда вещал, учил, как мне нужно работать.

Откуда в нем это высокомерие? Только от того, что у него больше денег? Или чего там в нем больше. Разве что мышечной массы, но никак не ума, могу поспорить! Пусть я и гордячка, как говорит мой муж, но я вовсе не считаю это недостатком.

Едва поступив в университет, я сразу стала подрабатывать, чтобы материально не зависеть ни от отчима, ни от нашей вконец заезженной мамы.

И от Забалуева я не хотела зависеть. Пусть редактор и обещал мне штуку баксов. В крайнем случае и без штуки этой моя семья голодать не станет.

Я сидела за столом, крутила так и эдак, продумывая начало разговора, но от этого меня отвлек приход младшей сестры.

Галочка прибежала ко мне на работу сама не своя. Едва взглянув на сестру, я забыла про все свои неприятности. На девчонке лица не было.

Она заглянула в кабинет и жалобно позвала:

— Лена, можно тебя на минутку?

Я удивилась. Раньше она спокойно входила ко мне и привычно садилась на стул для посетителей. И даже сообщая, по ее мнению, что-то секретное, она лишь перегибалась ко мне через стол и шептала свою тайну. Но сегодня… Сегодня случилось нечто экстраординарное. Я сразу поняла, что минуткой не обойдется, и попросила своего коллегу Павла в случае чего прикрыть меня.

— Лягу на амбразуру! — поклялся он, потому что знал: случись у него что-нибудь личное, я тоже лягу…

Но шутки шутками, а на Галке лица не было, потому я потащила ее в кафе напротив. Во-первых, я сама не успела пообедать, а во-вторых, за горячим чебуреком да за стаканчиком томатного сока беседа обычно протекает оживленнее, чем на сухой рот.

Однако моя сестренка ничего есть не стала.

— Что ты, Ленчик, мне кусок в горло не полезет.

Тогда я взяла себе порцию пельменей — почему-то они назывались домашние, как будто кто-нибудь дома мог делать такую ерунду. Это как раз для нас, тех, кого, как волка, ноги кормят и у кого желудки луженые. Так что я ела как домашние пельмени и слушала горькое повествование Гали.

Выслушав ее короткий рассказ, в основном пересказ ее разговора с некоей шустрой Раей, я все поняла. О чем тут долго говорить?

— Ты очень расстроена?

Наверное, я задала глупый вопрос. На него сестра и ответила так же:

— Не знаю… Нет, правда, в голове гудит, как в трансформаторной будке, и ни одной умной мысли. Вот решила пока у тебя пожить. Пустишь?

— О чем разговор, конечно!.. Ты думаешь, он тебя не найдет?

— Возможно, он и не будет искать, — задумчиво проговорила Галя. — Ему так легче: не выяснять отношений. Да он просто перешагнет через меня и пойдет дальше. Знаешь, сколько у него таких Галек?

— И что ты собралась делать?

Я не случайно задала этот вопрос, потому что, несмотря на лихорадочность Галиного рассказа, создавалось впечатление, что свою дальнейшую линию поведения она не очень продумала и сейчас по ходу дела выпаливает первое, что приходит на ум.

Почему она убежала? Боится, что при личной встрече с ним не выстоит? Боится, что, глядя ей в глаза невинным взглядом, он станет городить всякую чепуху в свое оправдание, а ей придется делать вид, что она ему верит. Моя добрая честная девочка!

В прошлый свой приход ко мне она говорила о своей любви и о том, что пропала и ничего с этим не поделаешь… Словом, я ощутила самую настоящую тревогу. У сестренки беда: безответная любовь. Как тут помочь?