Лучший друг - Ян Жнівень

– Что с тобой происходит эту неделю? – поинтересовался как-то в конце третьего учебного дня Яша, смотревший из-за своих длинных волос прямо ему в глаза.

– Ничего особенного, – ответил Егор, вдруг вспыхнув красной краской на лице.

– Да-да, – все так же спокойно продолжил Яша, – меня не обманешь. Знаешь же, что я всегда добиваюсь своего, – он сощурил глаза и облизнулся.

Егор вздохнул и понял, что Яша раскусил его еще в первый день, ведь этот коварный парнишка с длинными ногтями и худым, идеально гладким лицом всегда знал, что творится у него в голове; недаром он стал лучшим его другом после брата – только Яша сразу понял, какой к нему нужен подход и какой это сложный человек. И обмануть его мог лишь пируэт «лживых дел мастера», как то окрестил Егор у себя в голове.

III

После занятий два друга зашли в магазин, взяли по баночке пива 0,33 и отправились в заброшенный двор, который еще с начала первого курса был излюбленным местом для рассуждений на тему их жалких злоключений в пределах «золотой ветки». Именно в этом месте Егор больше всего предавался рефлексии и пытался вычленять логику из своих поступков, а помогал ему в этом, как настоящий психолог, Яша.

Положив старую картонку под спину, Егор сел на мягкую, слегка пыльную от побелки траву и положил ноги на поросшую мхом дорожку. Яша в удовольствии зашипел пивом, завалился на старую ржавую скамейку около дерева и опустил скрипучий навес беседки. В который раз Егор убедился в магической сущности этого забытого всеми дворика в центре города, когда опустившийся навес беседки вдруг убрал дрожь из рук, а язык развязался. За обвалившимися кусками зданий, вырванными с корнем деревьями, грязными фасадами и смешанными с глиной и болотистой водой дорогами скрывалась магия зеленого мира, которая, словно паутина, опутала здания, детские площадки и прогнившие лавочки.

Егор ждал от Яши первых слов, но никак не мог услышать даже намека на диалог. Тот просто созерцал вокруг себя все, что попадало в поле зрения, и немного глупо, но в тоже время беззаботно и честно, улыбался. Спустя две минуты упоения красотой обросшего зелеными локонами лозы сада Егор посмотрел на друга и словил на себе спокойную и понимающую улыбку. Яша очень умиротворительно действовал на Егора, поэтому он быстро пришел в себя и собрался с мыслями.

– Что конкретно ты хочешь услышать? – спросил Егор, но Яша все так же ехидно улыбался. – Черт с тобой! Змей! Змей! – он надулся и опустил взгляд. – Короче, походу я привязался к одному человеку. На, на ме-м-м… Ментальном уровне… Ну не в этом смысле, а в с-с-смысле, что у меня появился научный интерес. Как бы исследование…

– Машка-а, – сладко протянул Яша, вдруг звонко цокнув по нёбу языком. – Знаю, проходили! – резко он обратился к другу. – Прекрасная девушка: грациозная, бледнолицая, стройная и умная, хоть и слегка наивная, – Яша глянул на Егора, раскрывшего рот и выпучившего удивленные глаза. – На тебя это не похоже. Ты же гоняешься за более мужественными девушками?

– С чего ты взял? – возмутился Егор.

– Ты сам смазливый, поэтому и тянет на девчонок более мужественных.

– Сам ты смазливый! Ложь в чистом виде. Вот брат не смазливый, но ему понравилась Лера. Она от него не отлипает; а это Лера!

– Лера не Лера, а ты все же стал другим. Раньше ты был сильным, неутомимым и строгим. Меня восхищал твой стоицизм, но в последнее время ты размяк.

– Змей… А это п-п-плохо?

– Нет, я рад, что ты можешь вернутся к людям с гордо поднятой головой и забыть наконец это долбаное апатичное состояние как страшный сон. Ты молодец, – Яша положил руку ему на плечо и улыбнулся.

Он достал свой агрегат для самокруток и в блаженной задумчивости принялся крутить табак; Егор последовал его примеру, но крутил только пачку верных ему во всех невзгодах жизни «Огни Сан-Франциско». Думая над последней фразой друга, Егор почувствовал, что слова Яши были не столь уж и бессмысленны. Он и правда стал чуть мягче, человечнее, чем то было ранее. В каком-то смысле признавать это было неприятно, словно пропадала поэтичность его образа. Егору нравилась эта отстраненность и стоицизм, о котором говорил Яша, но он не мог отрицать того, что теперь стал другим, и теперь не так просто закрывать глаза на все и плевать на всех подряд.

Так они долго сидели, созерцая затертые до дыр беглыми взглядами пейзажи, ставшие уже им родными, слышавшие сотни историй, тысячи диалогов и миллионы возмущенных рассуждений кучерявого парня, которого слушал вечно спокойный и влюбленный в природу и мир Яша. Каждый листик в этом цветущем парке будто бы был рад каждой секунде, которую здесь проводили два друга. Только здесь, в этом закрытом от чужих глаз полуразваленными домами дворе Егор всегда чувствовал свет солнца и тепло. Только тут он ощущал весь спектр эмоций от ветра, приятно развевающего его неаккуратные кучерявые пряди, и свежей зелени, разносящей свой необычный запах, коего так не хватало городской жизни.

Меланхолия, что накрыла вместе с сигаретным дымом друзей, ушла, и Яша наконец спросил:

– Почему ты так старательно отрицаешь очевидные вещи? Хотя стой – я и так знаю. Ты всю жизнь жил в этом вакууме одиночества, не способный почувствовать прекрасное в людях. Единственное место, где ты нашел истинные эмоции, – двор за школой, – Яша звучал очень успокаивающе, а его лицо и мимика медленно сводились к ленивым подергиваниям мышцами, от чего тот стал похож на сонного и усталого человека. – Однажды, придя в этот двор, ты мне впервые открылся, что ненавидишь почти все, что тебя окружает. Я посоветовал тебе увидеть прекрасное в деталях – траве, солнце, капельках росы и свежем запахе липы. И ты смог. Теперь же тебе предстоит полюбить людей. Тут нет ничего плохого, поверь.

– Что же ты тогда не пользуешься своими советами? – Егор искренне старался отрицать его аргументы и убедить себя, что он остается прежним.

– Да не знаю я, – он довольно улыбнулся. – Мне и не нужно, кажется. Я, в отличие от тебя, не чувствую давления одиночества. Есть дела и поважнее.

Яша допил пиво и засунул в рюкзак банку вместе с окурком, даже пепел которого он бережно стряхивал в нее, стараясь не проронить ни пылинки на поросшую зеленью дорожку. Егор наблюдал за невозмутимым лицом друга и крутил фильтр в руке.

– Почему ты