С.М.У.Т.А. - Алексей Птица

Монах заинтриговал его, да и жрать хотелось неимоверно, а тут хоть какая-то радость. Люди, жильё, уверенность в будущем. Вадим уже почти смирился с окружающей его действительностью. Правда, надежда у него ещё оставалась, но совсем слабая. Хочешь или не хочешь, но придётся интегрироваться и выживать в новом мире.

Они дошли до пустыни. Вблизи оказалось, что зданий не два, а три. Ещё одно скрывалось за церковью, и было небольшим странноприимным домом для немногочисленных паломников. Паломников действительно оказалось очень мало, потому что пустынь находилась в глухом лесу, и мало кто знал к ней дорогу.

Странноприимный дом представлял собой небольшой барак. Лавки да полати, комната для приёма всеми пищи, удобства во дворе, как и везде. Обычное суровое убранство, без всяких излишеств. Печка была одна, но большая и хорошая. Окна все затянуты бычьими пузырями, старыми и потемневшими, сквозь которые и свет-то почти не пробивался, но Вадиму уже было всё равно. Ему хотелось хотя бы раз поспать не на голой земле, а на кровати. Пусть это были полати, то есть нары, но зато в тепле и с крышей над головой.

Скидывая с себя на ходу вездесущих кровососов: комаров да клещей, он с любопытством осматривался вокруг. Да только смотреть-то особо и не на что было, но всё же. Заметив прибывших, к ним стали выходить люди. Было их немного: несколько пожилых монахов и монахинь, послушники и сам нынешний настоятель.

Им оказался благообразный старик, который тепло приветствовал отца Анисима.

- А мы, было, думали, что сгинул ты насовсем, и искать уже - не найдёшь, и весточки не пришлёшь.

- Да, было дело, еле отбился по пути от мертвяков, да и отрока встретил, что о разбойниках предупредил.

- Об этом говоришь? – кивнул настоятель на Вадима.

- Да, в лесу встретил, из поместных он, все погибли у него, да и сам он пострадал.

- Ну, поговорим о том опосля, а сейчас пойдём, Анисим, поедите с дороги, да отдохнёте от пути длинного.

Поприветствовав других монахов и монахинь, что проживали отдельно от остальной братии, они прошли сразу в столовую. Здесь им накрыли на стол, и Вадим смог, наконец, наесться. Каша из пшена, листья ревеня, солёные огурцы ещё прошлого урожая и варёная рыба - стол был небогат, но весом. После еды глаза Вадима стали постепенно закрываться, да и дело уже шло к вечеру. Один из послушников, по поручению настоятеля, отвёл его в странноприимный дом, где Вадим улёгся на полати, укрытые тонкой дерюжкой и, не в силах справиться с нахлынувшей на него усталостью, крепко заснул.

Глава 5 Беседа.

Отец-настоятель Оптиной пустыни Варфоломей стоял на коленях перед иконой и молился, когда в дверь кельи раздался тихий стук. Варфоломей дочитал молитву и тяжело поднялся с колен.

- Заходи, Анисим, я давно жду тебя.

Отец Анисим, спокойно ожидающий приглашения за дверью кельи, потянул дверь на себя, она была не заперта. Анисим знал, что настоятель его ждёт и ждёт с вестями. Он вошёл.

- Садись, Анисим, - кивнул настоятель на грубый табурет у небольшого стола. – Ну, рассказывай, что видел, что слышал. А то в нашей глуши токмо медведи бают, да волки воют, да мы их не разумеем. Что в Москве-то творится?

- Эх, творится там неладное, Варфоломей. Совсем Русь оскудела справедливыми да честными. То, что при Бориске трёхлетний недород случился, то ещё не вся беда была, и то, что Расстрига власть взял да поляков привёл, то лишь половина беды, что на Русь обрушилась. Боярский раздор, да напасть страшная и нелепая - вот наша беда!

Настоятель вздохнул, покачал в сомнении головой.

- Твоя правда, Анисим. До твоего ухода в Москву мы о той напасти страшной и помыслить не могли. Не было мертвяков здесь, и не слышали мы о них. Мало и сейчас о них знаем. Рассказывай дальше и о том, и о сём.

- Борис, бают, - продолжил Анисим, - Умер своей смертью да из-за поражений от Расстриги, а может, околдовал кто. Начал сохнуть и помер. Фёдор шестнадцати лет взошёл на престол, да предали и его бояре. Невмочь им с худородным царём ниже его быти. Переметнулись один за другим к самозванцу, а тот и рад, всю Москву прелестными грамотами засыпал. Вызвал Отрепьев к себе бояр московских и приказал: «Или вы изничтожите Фёдора Годунова, да мамку его, Малюты Скуратова дочь, или я вас всех вместе с ними. А не то не искупить вину перед ним вовек».

И бояре изничтожили всю семью Годунова, а труп Бориса выкинули из склепа на поругание, а потом всех в одной могиле закопали, за оградой монастыря убогого, одна только дочь Ксения и выжила.

Да судьба её незавидной оказалась. Красавица, она внимание Расстриги привлекла. Да токмо полякам Гришка обещал жениться на полячке. Ксению Гришка обесчестил, наигрался, а потом в монастырь постриг, что на Белоозере.

Тут и свадьба подоспела. Мария Мнишек стала царицей, а Гришка объявил себя императором, чем Сигизмунда III прищемил. Тот с ним тайные грамоты заключал, да деньгами снабжал, а тут вона как дело пошло. Да всё смешалось, бояре недовольны, но сапоги лижут, духовенство всё недовольно, но вслух не ропщет.

А ляхи да немцы-наёмники по Москве всех задирают, да грабят. В дома врываются, добро отнимают, девок бесчещат. Зароптал народ, а всё пуще бояре. И пошла потеха, заговор созрел, Шуйский Васька пойман с поличным был, да каялся и плакал, другие бояре вступились за него. Даже Басманов, уж на что пёс верный Гришке стал, а и то слово за Шуйского замолвил. Да только зря. Убили его потом. Голицын кинжалом вдарил, да с Красного крыльца скинул, ну это опосля сильно было. До того сказ ещё дойдёт.

- Так это, Анисим! Шуйского навроде давно хотели казнить, да смиловали, и ещё до свадьбы то было? – усомнился Варфоломей, до которого вести, всё же, доходили и раньше.

- Да-да, запамятовал я. Шуйского Гришка помиловал ещё до свадьбы, а след передумал и вернул из ссылки, и простил, дабы не мешали они ему и дали жениться на полячке.

- Про то я знаю, что дальше-то было?

- А дальше?! Дальше Васька новый заговор образовал, да и недовольных много уже случилось. И братья наши во Христе