Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль - Р. Скотт Бэккер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ахкеймион встал. В ушах шумела кровь. Он посмотрел на тени, где скрылась Эсменет.
«Как же это все случилось?»
Когда Ахкеймион впервые встретился с Келлхусом, тот мало чем отличался от бродяги – эдакое занятное приложение к скюльвенду, которого Пройас надеялся использовать в своей борьбе с императором. Но теперь Ахкеймиону казалось, что намеки на сегодняшнее положение проявились сразу. Все удивлялись: почему скюльвенд, да еще из утемотов, жаждет службы у айнрити в Священном воинстве?
– Это из-за меня, – сказал тогда Келлхус.
Он открыл свое имя – Анасуримбор, – и это было лишь началом.
Ахкеймион подошел к нему и ощутил, что высокий рост Келлхуса странным образом пугает его. Всегда ли он был так высок? Улыбнувшись, Келлхус легко повел его под сень деревьев. На солнце темнел дольмен. В воздухе деловито жужжали пчелы.
– Как поживает Ксинем? – спросил Келлхус.
Ахкеймион сжал губы, сглотнул. Этот вопрос почему-то обезоружил его до слез.
– Я… я боюсь за него.
– Ты должен привести его, и поскорее. Мне не хватает наших трапез и споров под звездами. Мне не хватает костра, обжигающего ноги.
И Ахкеймион так же легко поддался старому ритму.
– У тебя всегда были слишком длинные ноги.
Келлхус рассмеялся. Казалось, он светится вокруг хоры.
– Мне нравятся твои слова.
Ахкеймион усмехнулся, но следы рубцов на запястьях Келлхуса убили зарождающееся веселье. Синяки на его лице. Ссадины.
«Они пытали его… убили Серве».
– Да, – сказал Келлхус, печально протягивая руки. Вид у него был почти растерянный. – Если бы все так быстро заживало.
Эти слова вдруг пробудили гнев в душе Ахкеймиона.
– Ты ведь все время видел шпионов Консульта – все время! – и ничего мне не сказал! Почему?
«Почему Эсменет?»
Келлхус поднял брови, вздохнул.
– Время не подошло. Но ты уже сам знаешь.
– Знаю?
Келлхус улыбнулся, поджав губы как обиженный и растерянный человек.
– Теперь ты и твоя школа должны вести переговоры, а прежде могли просто схватить меня. Я скрывал от тебя шпионов-оборотней по той же причине, по какой ты скрывал меня от твоих хозяев.
«Но ведь ты уже знаешь», – говорили его глаза.
Ахкеймион не смог придумать ответа.
– Ты сказал им, – продолжал Келлхус, шагая между рядами цветущих деревьев.
– Сказал.
– И они согласились с твоим толкованием?
– Каким толкованием?
– Что я больше, чем просто знамение Второго Апокалипсиса.
«Больше». Трепет охватил Ахкеймиона – и тело, и душу.
– Они сомневаются.
– Я предполагал, что тебе будет трудно описать меня… и заставить их понять.
Ахкеймион беспомощно посмотрел на него, затем опустил глаза.
– Итак, – проговорил Келлхус, – какие тебе даны указания?
– Сделать вид, что я учу тебя Гнозису. Я сказал им, что иначе ты обратишься к Шпилям. И позаботиться… – Ахкеймион облизнул губы, – чтобы с тобой ничего не случилось.
Келлхус одновременно улыбнулся и нахмурился – точно так, как делал Ксинем, пока его не ослепили.
– Значит, теперь ты мой телохранитель?
– У них есть причина беспокоиться, как и у тебя. Подумай, какую катастрофу ты устроил. Сотни лет Консульт жировал в самом сердце Трех Морей, а над нами все насмехались. Они действовали безнаказанно. Но теперь жирок выгорел. Они пойдут на все, чтобы возместить свои потери. На все.
– Были и другие убийцы.
– Раньше. Сейчас ставки сильно повысились. Возможно, оборотни действуют по собственной инициативе. А может быть, их… направляют.
Келлхус несколько мгновений смотрел ему в лицо.
– Ты боишься, что кого-то из Консульта могут направлять прямо сюда… что Древнее Имя следит за Священной войной.
– Да.
Келлхус ответил не сразу. По крайней мере, словами. Вместо этого и его осанка, и лицо, и пронзительный взгляд на миг выразили твердость желания.
– Гнозис, – сказал он наконец. – Дашь ли ты его мне, Акка?
«Он знает. Он знает, какой силой будет обладать».
Земля покачнулась под ногами.
– Если ты потребуешь… Хотя я…
Ахкеймион поднял взгляд на Келлхуса, внезапно осознав: этот человек уже знает его ответ. Казалось, что эти пронзительные голубые глаза видят каждый шаг, каждую потаенную мысль.
«Для него нет неожиданностей».
– Да, – мрачно кивнул Келлхус. – Как только я приму Гнозис, я откажусь от защиты хоры.
– Именно.
Поначалу у Келлхуса будет только уязвимость чародея, но не его силы. Гнозис намного больше, чем Анагог: это колдовство систематическое и аналитическое. Даже самые примитивные Напевы требовали интенсивной подготовки, которая включала в себя состояние отрешенности.
– Потому ты и должен защищать меня, – заключил Келлхус. – Теперь ты мой визирь. Ты будешь жить здесь, во дворце Фама, в моем полном распоряжении.
Слова эти прозвучали непререкаемо, как приказ шрайи, но были сказаны с таким напором и уверенностью, словно подразумевали нечто большее. Как будто уступчивость Ахкеймиона – давно известный факт.
Келлхус не стал ждать ответа. Ему не требовался ответ.
– Ты можешь защитить меня, Акка?
Ахкеймион заморгал, пытаясь осознать, что же произошло.
«Ты будешь жить здесь…»
С ней.
– От-т Древнего Имени? – заикаясь, пробормотал он. – Не уверен.
Откуда взялась эта предательская радость?
«Ты увидишь ее! Завоюешь ее!»
– Нет, – ровно сказал Келлхус. – От себя.
Ахкеймион уставился на него, и на миг перед его взглядом промелькнул Наутцера, вопящий от раскаленного прикосновения Мекеретрига.
– Если не смогу я, – выдохнул он, – это сделает Сесватха.
Келлхус кивнул. Он дал Ахкеймиону знак следовать за собой, резко свернул в сторону и стал продираться сквозь переплетение ветвей, перешагивая через канавы. Ахкеймион поспешил за ним, отмахиваясь от пчел и трепещущих лепестков. Оставив позади три канавы, Келлхус остановился у открытого пятачка между двумя деревьями.
Ахкеймион разинул рот от ужаса.
Яблоня перед Келлхусом была лишена цветущих ветвей, остался только черный узловатый ствол с тремя сучьями, изогнутыми, как руки танцора. На них был растянут на ржавых цепях обнаженный шпион-оборотень. Его поза – одна рука заведена назад, другая вытянута вперед – напомнила Ахкеймиону копьеметателя. Голова свисала, длинные изящные пальцы-щупальца его лица бессильно лежали на груди. Солнце освещало демона, отбрасывая загадочные тени.
– Дерево было уже мертвым, – сказал Келлхус, словно объясняя.
– Что… – начал Ахкеймион, но осекся, когда тварь шевельнулась, подняв остатки лица. Щупальца медленно шевелились в воздухе, словно конечности задыхающегося краба. Глаза без век уставились на человека в бесконечном ужасе.
– Что ты узнал? – наконец выдавил Ахкеймион.
Тварь пожевала безгубым ртом.
– Ах-х, – выдохнула она. – Чигра-а-а…
– Вот кто их цель, – тихо сказал Келлхус.
«Беда близится, Чигра. Ты слишком поздно обнаружил нас».
– Но кто их направляет? – вскричал Ахкеймион, сцепив руки перед собой. – Ты знаешь это?
Воин-Пророк покачал головой.
– Они обучены, и очень хорошо. Потребуются месяцы допросов. А то и больше.
Ахкеймион кивнул. Будь у них время, понял он, Келлхус смог бы выпотрошить эту тварь, овладеть ею, как он овладевал всеми. Он очень тщателен, очень педантичен. Даже то, как быстро он раскрыл шпиона – тварь, созданную для обмана, – показывало его… неотвратимость.
«Он не совершает ошибок».
На какое-то головокружительное мгновение злорадное бешенство овладело Ахкеймионом. Все эти годы – века! – Консульт держал их за дураков. Но теперь – теперь! Знают ли они? Чуют ли опасность, исходящую от этого человека? Или недооценивают его, как и все остальные?
Как Эсменет.
Ахкеймион сглотнул.
– Как бы то ни было, Келлхус, ты должен окружить себя лучниками с хорами. И ты должен избегать больших строений где бы то ни было…
– Ты волнуешься, – сказал Келлхус, – при виде этих тварей.
По роще пронесся ветерок, и бесчисленные лепестки закружились в воздухе, словно на незримых нитях. Ахкеймион смотрел, как один из них опустился на лобок твари. К чему держать демона здесь, среди красоты и покоя, где он подобен раковой опухоли на коже девушки? Зачем? Тот, кто создал это существо, ничего не знал о красоте… ничего.
Ахкеймион выдержал взгляд Келлхуса.
– Они беспокоят меня.
– А твоя ненависть?
Он вдруг ощутил, что все – то, чем он был и чем станет, – жаждет возлюбить этого богоподобного человека. Как не полюбить его, если одно его присутствие – спасение? Но Ахкеймион не мог забыть о близости Эсменет. О ее страсти…
– Ненависть никуда не ушла, – ответил он.
Словно подстегнутая его словами, тварь задергалась в цепях. Мускулы взбугрились под сожженной солнцем кожей. Цепи залязгали. Затрещали черные сучья. Ахкеймион попятился, вспомнив тот ужас со Скеаосом в катакомбах Андиаминских Высот. Конфас спас его той ночью.