Катынь. Ложь, ставшая историей - Елена Прудникова

Одно из двух: либо НКВД проводил расстрелы в Козьих Горах таким загадочным образом, что об этом никто не слышал, не видел свежевыкопанных могил, и детки из пионерлагеря не рассказывали родителям позаимствованных от местной пацанвы страшных историй о стрельбе и «канавах», либо там не было ни станций, ни деревень, ни шоссе… Но ведь они были!

Ответ, снимающий все вопросы, может быть только один: чекисты и их жертвы, подъезжая к станции Гнездово, перемещались в параллельное пространство, там приводили в исполнение приговоры, закапывали свои жертвы и возвращались обратно. А потом, по чьему-то недосмотру, могилы расстрелянных вернулись обратно в наш мир. Но произошло это не ранее лета 1941 года, потому что именно тогда немцы взяли катынский лес под охрану. Явно для того, чтобы изучить внезапно возникшую почвенную аномалию.

Из справки о результатах предварительного расследования так называемого «Катынского дела».

«Свидетельскими показаниями устанавливается, что… немцы вскоре после своего прихода в этот район установили в Катынском лесу строжайшую охрану, никого не подпуская близко к этому месту под угрозой расстрела.

На бывшей даче УНКВД в Козьих Горах разместился штаб какого-то немецкого учреждения. Работавшая на кухне в этом штабе Алексеева А. М., 1916 года рождения… показала:

„Дача в Козьих Горах осенью 1941 года усиленно охранялась вооружёнными немецкими солдатами, вход в дачу со стороны леса был строго воспрещён, всюду были повешены таблички о запрете прохода в лес и предупреждения о расстреле на месте за нарушение. Специальный пост был и у Днепра, с тыловой стороны дачи. Нам, русским, работавшим на даче в Козьих Горах, разрешаюсь проходить только по основной дороге, шедшей от шоссе Смоленск — Витебск. Мы даже не имели права самостоятельно возвращаться с работы. Когда мы уходили с дачи домой, до шоссе нас обычно сопровождали один-два немца“.

Проживающий на хуторе в Катынском лесу Киселёв П. Г. на допросе от 9 октября 1943 года показал:

„Через некоторое время после прихода немцев Катынский лес вблизи Козьих Гор был взят под охрану. Местное население было оповещено, что каждый человек, появившийся в лесу, будет расстрелян. Я лично читал одно из таких объявлений, вывешенное на столбике на шоссе. В этом объявлении было написано: „Кто сойдёт с шоссе в сторону леса на сто шагов, будет расстрелян без окрика““».

Охрану, по многочисленным показаниям местных жителей (это был второй «дежурный» вопрос следствия), установили в июле 1941-го и сняли в марте 1943 года.

А вот интересно: чем немцы в этом охраняемом лесу занимались? Германские гарнизоны из страха перед партизанами жались к населённым пунктам, да покрупнее. Чтобы заставить их сидеть посреди леса, нужна была очень серьёзная причина. Между тем, после того как доступ в Козьи Горы был открыт, никаких следов своей деятельности, кроме массовых захоронений, они не предъявили.

Не иначе как и вправду аномалию изучали: только что были цветущие полянки — и вдруг ископаны, истоптаны… Откуда же им знать про параллельные миры!

Поляки

Согласно данным НКВД, неподалёку от Смоленска и вправду находились три лагеря, в которых содержались пленные поляки. В справке они значатся как лагеря №№ 1-ОН, 2-ОН и 3-ОН (ОН — «особого назначения»). Это не значит, что у них на самом деле были именно такие номера во внутриведомственной документации — НКВД был одержим манией всё засекречивать (кстати, нельзя сказать, что необоснованной). Неясно также, в чём заключалась «особость» их назначения — может быть, там содержались те, кому были отмерены уголовные сроки за прежние и новые преступления (какие именно — о том речь впереди), а может быть, наоборот, из этих людей предполагалось вербовать кандидатов в польскую армию, создание которой началось уже в 1940 году? Сие неведомо. Зато расположение их названо в точности: 1-ОН — на 408-м км от Москвы и на 23-м км от Смоленска по шоссе Москва — Минск, 2-ОН — в 25 км на запад от Смоленска по шоссе Смоленск — Витебск и 3-ОН — в 45 км на запад от Смоленска, в Красненском районе Смоленской области.

Для современной «мировой общественности» польские военнопленные, содержавшиеся в лагерях под Смоленском, бесследно исчезли в марте 1940 года, поскольку не писали писем домой. Это заявили ещё в 1943 году немцы, ссылаясь на польских эмигрантов. Правда, неизвестно, проверял ли кто-нибудь: действительно ли пленные писем не писали? По-видимому, в этом вопросе Геббельсу поверили на слово…

Но вот для местных жителей существование по соседству поляков не было секретом (третий «дежурный» вопрос следствия) — вся округа знала, что польские военнопленные занимаются ремонтом дорог. Как говорил на заседании СК замнаркома внутренних дел Круглов: «Об этом говорят многочисленные свидетели. Кого ни спросите, все видели поляков осенью 1941 года».

О том же говорил на допросе в комиссии и бывший комендант лагеря ОН-1, тогда лейтенант, а теперь майор ГБ В. М. Ветошников.

Из стенограммы заседания СК. 23 января 1944 г.

«…Потёмкин. Какое количество находилось в трёх названных лагерях?

Ответ. У меня в лагере было 2932 человека, в лагере № 3 — более 3 тысяч, в лагере № 2 — примерно полторы, максимум 2000.

Толстой. Какое настроение было у военнопленных поляков?

Ответ. Старшее офицерство было замкнуто, подофицерство и средняя часть с началом военных действий были настроены так, что хоть вооружай их сегодня, и они пойдут против Германии. Средние слои придерживались того, что как бы ни сложились обстоятельства, Польша не сгинет. Они ориентировались на правительство Сикорского.

Толстой. Высшее офицерство тоже работало?

Ответ. Начиная от подполковников и выше военнопленные на работах не использовались. Свободно общались между собой, питание было хорошее. Связь была ограничена только с населением…

Гундоров. Была ли у вас в лагере библиотека?

Ответ. В лагере были книги на польском языке, была и наша политическая литература, которой пользовались свободно, была радиотрансляция.

Потёмкин. На работах поляки были в своём обмундировании?

Ответ. Да, они находились в своём обмундировании. Обмундирование и обувь у офицерского состава были в порядке. Они очень аккуратно и бережно относились к нему. Можно было заметить, что в сырую погоду они надевали на сапоги самодельные деревянные колодки или же летом ходили в одних колодках с целью сохранения обуви.

Потёмкин. В предъявленном нам… общем деле переписки с лагерем особого назначения № 1 имеются документы, относящиеся уже к периоду начала войны. В частности, последний документ имеет дату — 25 июня 1941 года».

Комиссию представленные показания и документы убедили. Нас тоже убеждают. Ежели кто предпочитает верить семи свидетелям немецкой стороны — то в вопросы веры мы, согласно конституционной статье о свободе совести, не вмешиваемся.

Тот же майор Ветошников рассказал, каким образом население лагеря попало в руки немцев.

Из стенограммы заседания Специальной Комиссии. 23 января 1944 г.

«Потёмкин. Вы обращались к начальнику Смоленского участка тов. Иванову с просьбой о даче вам вагонов для эвакуации военнопленных поляков. Расскажите, как это было.

Ответ. 10-го числа[14] я провёл совещание с административным составом об эвакуации лагеря. Я ожидал приказа о ликвидации лагеря, но связь со Смоленском прервалась. Тогда я сам с несколькими сотрудниками выехал в Смоленск для выяснения обстановки. В Смоленске я застал напряжённое положение. Я обратился к начальнику движения Смоленского участка Западной ж. д. т. Иванову с просьбой обеспечить лагерь вагонами для вывоза военнопленных поляков. Но т. Иванов ответил, что рассчитывать на получение вагонов не могу. Я пытался связаться также с Москвой для получения разрешения двинуться пешим порядком, но мне это не удалось.

К этому времени Смоленск уже был отрезан немцами от лагеря, и что стало с военнопленными поляками и оставшейся в лагере охраной — я не знаю.

Потёмкин. О каком количестве вагонов шла речь?

Ответ. Мне нужно было 75 вагонов, но я просил любое количество, лишь бы только как-нибудь погрузиться и выехать. К этому времени с Москвой связь была нарушен, и связаться с Москвой мне не удалось.

13 июля я выехал для того, чтобы попасть в лагерь, но на Витебском шоссе застава меня не пропустила. Я возвратился обратно в Смоленск и хотел по Минскому шоссе попасть в лагерь, но и здесь застава меня не пропустила. Я попробовал связаться с комендатурой охраны тыла, но этого мне не удалось. Таким образом в лагерь я не попал…»