Али-Баба и сорок разбойниц - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вон его ворота, – сообщил Валера, – зеленые, те, что завалились.
Мы вылезли из джипа, и Валера пошел в избу. Я же, чтобы не терять зря время, начал отвязывать тумбочку. Узлы размотались мгновенно, «мебель» накренилась, я испугался, что кособокая развалюха сейчас испортит полировку на крыше, приподнял стонущую от старости конструкцию и, не удержав, уронил. Тумба ахнула вниз и развалилась. Я уставился на кучу деревяшек. Когда-то в детстве отец купил мне набор «Сделай сам». Вот он состоял из таких чурочек, которые следовало склеить вместе и получить шкатулку. Мы с папой пару вечеров пытались и так и этак склепать не желавшие соединяться части, в конце концов отец, обозлившись, выкинул самоделку в мусоропровод. Интересно, что скажет незнакомый мне Николай, когда увидит руины подарка? Может, мне сгонять в Москву, в какой-нибудь мебельный магазин и привезти ему новую тумбочку?
Из ворот вышел Валерий, он выглядел мрачным. Я топтался вокруг бывшей тумбочки, приговаривая:
– Вот, случайно получилось… Мне очень неприятно, я сейчас скатаю…
– Забей, – буркнул Валера.
– Что? – не понял я. – Тумбочка сломалась, видите?
– Плевать на нее, Николай умер.
– Как? – попятился я.
– Как, – выдохнул Валерий, – самогонку они с соседями пили и допились.
– Все скончались? – зачем-то решил уточнить я.
– Нет, только Николай.
– Вот беда!
– Ага, радости мало, надо «Скорую» вызывать.
Валера вытащил мобильный и позвонил. Я снова влез в «Лендкрузер» и постеснялся включить радио: близость покойника нервировала.
Наконец Валера сел в джип.
– Суки, – сказал он с чувством.
– Кто?
– Да врачи! Московская «Скорая» не едет, потому что область, а местная отказывается.
– Почему?
Валера пожал плечами.
– Говорят, машин мало, живым не хватает, а трупу уже все равно, может подождать. Посоветовали во двор вынести, на мороз. Дня через два приедут!
– Но мы же не можем тут столько времени провести! – воскликнул я.
– Ага, – кивнул Валера, – я так им и сказал. Знаешь, чего они велели?
– Откуда же?
– Сами его к нам в морг доставляйте!
Я похолодел. Это еще хуже, чем поездка с навозом!
– Делать-то нечего, – пожал плечами Валера, – не бросать же бедолагу, не по-христиански это! Ладно, ща!
И он вышел из машины. Ничего себе приключение, просто слов нет.
Глава 7
Минут через двадцать Валера вышел из ворот, за ним тащились два парня с опухшими лицами, они несли нечто длинное, закутанное в простыню.
– На заднее сиденье кладите, – велел Валера.
– Не умещается, – прокряхтел парень.
– Тогда сажайте, – не растерялся мой сосед.
– Тяжелый, зараза, – мучились алкоголики, выполняя приказ.
Я вцепился в баранку и дал себе честное слово, что ни за что не оглянусь назад. Слава богу, местная больница и морг при ней оказались рядом, в трех минутах езды от Локтевки. За несколько минут пути я взмок, словно мышь, повстречавшая лунной ночью десяток когтястых котов, и почти лишился сознания от напряжения. Но всему приходит конец, мы наконец очутились перед обшарпанной дверью.
– Пойду погляжу… – начал было Валера.
Я мгновенно выскочил из «Лендкрузера»:
– Давайте вместе.
Мы толкнули тяжелую дверь и вошли в длинный, мрачный коридор.
– Эй! – крикнул Валера. – Есть кто живой?
Его голос прокатился по помещению и замер.
Никакого ответа не последовало.
– Умерли тут все, что ли? – заорал Валера.
Вдруг справа от нас приоткрылась ободранная дверца, и из щели высунулся парень в грязном, некогда белом халате. Лицо санитара покрывала густая щетина.
– Чего орете? – осведомился он, распространяя крепкий запах перегара. – Не в лесу, в больнице. Соображение надо иметь!
Валера молчал, на его щеках играли желваки. Я испугался, что сосед сейчас схватит санитара и начнет трясти его, как бутылку с загустевшим кефиром, поэтому быстро решил разрядить обстановку.
– Видите ли, любезнейший, мы привезли труп, куда его сдать?
Пьянчуга выпучил глаза, икнул и скрылся за дверью. В коридоре воцарилась тишина.
– Ну ща им мало не покажется, – начал наливаться кровью Валера.
– Вы пока отдохните, – велел я и подтолкнул соседа к ободранной табуретке у стены.
Валера отчего-то меня послушался, а я, толкнув дверь, оказался в довольно просторном помещении. У стола, опершись на локти, сидели три человеческие особи в халатах разной степени замызганности: грязноватый, очень грязный и невероятно грязный. Услыхав звук моих шагов, одна особь повернула голову, и я понял, что это женщина.
– Сюда нельзя, – лениво протянула санитарка.
– Куда труп сдать, не подскажете?
– Погодьте в коридоре, не видите, обед у людей.
Я вытащил из кармана сто рублей и повторил вопрос:
– Кому тело отдать?
Санитар, сидевший у окна, вскочил, выхватил купюру, помял в пальцах и протянул:
– А пятнадцати рублей у тебя нет?
– Насколько я понимаю, сто целковых больше, чем полтора десятка, – удивился я.
Санитар икнул.
– Бутылка самогонки пятнадцать стоит!
– Ты на сотню не одну купишь, – я попытался вразумить пьянчугу.
Но тот лишь тупо повторял:
– Давай пятнашку.
Поняв, что с ним спорить бессмысленно, я выдал ему «пятнашку». Санитар оживился и приступил к исполнению служебных обязанностей.
– Справка есть?
– Какая?
– О смерти.
– Нет.
– Не возьмем без бумаги.
Я растерялся:
– Кто ее выдает?
– А где труп взяли? – вопросом на вопрос ответила девица, казавшаяся самой трезвой в этой компании.
– Дома.
– И чего он там делал?
– Сначала жил, потом умер.
– Ну и везите по месту прописки, вызывайте «Скорую», пусть документ выписывает, – промямлила девица.
– Но «Скорая» велела его сюда доставить!
– Таперича назад прите! Вдруг вы его убили?
Я ощутил легкое головокружение, потом снова расстегнул портмоне и вытащил тысячу рублей.
– Вот, возьмите, здесь на шестьдесят бутылок, даже больше выйдет.
Девица встала, пошатнулась и пихнула третьего собутыльника, молча смотревшего перед собой остановившимся взглядом.
– Эй, место в холоде есть?
– Ну… бу… му… – ответил тот.
Медсестра доковыляла до боковой двери, пнула ее, я увидел крохотную комнатушку.
– Сюда, на топчан, ложьте, – велела она, – полнехонько у нас. Тута пока полежит.
Я вздрогнул, в помещении, очень похожем на чулан, работали три громадные батареи, в углу валялась куча тряпья.
– Может, все же найдем место в рефрижераторе? – вырвалось у меня.
Девица задумчиво поковыряла в носу.
– Он туды не влезет, ну никак. Либо сюда прите, либо домой везите. Альтернативы нет!
Последняя фраза повергла меня в изумление. Вот уж не предполагал, что девица знает такие умные слова, как «альтернатива».
Через некоторое время останки Николая были водружены на кушетку.
Мы с Валерой вышли в коридор.
– Погодьте тута, – велел санитар, – ща талон дадим.
Мы застыли у стены. Разговаривать не хотелось, да и не о чем было.
– Вот ядрена матрена, – не выдержал Валера.
Он явно хотел продолжить свою речь, но тут за дверью послышался дружный вопль, она распахнулась, в коридор вылетели три алконавта в грязных халатах и опрометью, даже не качаясь, понеслись на улицу.
– Что это с ними? – изумился Валера.
– Не знаю, – пробормотал я, – может, пошли в снегу купаться, ну так после бани поступают иногда.
Не успели мы с соседом сообразить, что нам делать дальше, как на пороге возникла еще одна личность, тоже в белом, но не в халате. Человек, пошатывающийся перед нами, был облачен в нечто, более всего напоминавшее тогу римлян. Вид у него был совершенно безумный, очевидно, он не просыхал с Нового года.
– Слышь, ребята, – прохрипел он, – где Петрович? И ваще, я сам где?
Возле меня раздался грохот. Я обернулся – Валера, словно истерическая барышня, обрушился в обморок. Вот тут я перепугался по-настоящему и закричал:
– У вас есть тут нормальные врачи?
«Римлянин» затряс головой:
– В Алтуфьеве Ленка живет, она роды принять может.
Выдав эту информацию, тип в простыне спокойно вышел на улицу.
Я попытался привести Валеру в чувство. Наконец сосед открыл глаза и спросил:
– Он где?
– Кто?
– Николай.
Ощущая себя персонажем пьесы абсурда, я осторожно ответил:
– Мы в морге, Николай на кушетке, в чулане.
– Нет, – простонал Валера, – он ушел.
Я мысленно перекрестился. Похоже, от переживаний психика соседа не выдержала. Ладно, попробую воздействовать на него логикой. Я вошел в комнату, толкнул дверь в каморку и хотел сказать: «Смотрите, вот труп брата вашей тещи», но слова застряли у меня в горле. Колченогий топчан был пуст. В углу чуланчика белела груда тряпок, сверху на них лежала одна туфелька, вернее, коротенький сапожок, тоже белый, узконосый, довольно элегантный и от этого щемяще беззащитный. Чуть поодаль валялась черная шапочка конической формы. Больше тут не было ничего.