Тюфяк - Алексей Писемский

Лизавета Васильевна тотчас подхватила какую-то рыжую даму и начала с ней ходить по зале; Бахтиарову, кажется, очень хотелось подойти к Масуровой; но он не подходил и только следил за нею глазами. Проиграли сигнал. Волнение Лизаветы Васильевны, когда она села с своим кавалером, было слишком заметно: грудь ее подымалась, руки дрожали, глаза искали брата; но Павел сидел задумавшись и ничего не видел.

Всю эту сцену видела молоденькая дама, рассердившаяся на Бахтиарова: она видела, как он встал и пошел к Лизавете Васильевне; видела обоюдное их смущение и, сообразивши слова Бахтиарова о неожиданном его счастье, тотчас поняла все.

- Как я сейчас взбесила Бахтиарова! - сказала она, подойдя к даме в очках.

- Он всегда зол.

- Я открыла тайну его сердца.

- Давно ли у него стало сердце?

- А вот посмотрите, - сказала молоденькая дама, - каким тигром смотрит он за дамою в коричневом платье.

Бледная дама в очках еще более побледнела.

- У них старая интрига. Она еще в девушках...

- Я догадалась, - перебила молоденькая дама и отошла по случаю начала французской кадрили. - Посмотрите, как счастлив Бахтиаров, - заметила она своему кавалеру, очень еще молодому человеку, но с замечательно решительною наружностью.

- Именно, - подтвердил тот, - он даже перестал кисло улыбаться.

Молодой человек, постоянно сердившийся на Бахтиарова за то, что на том всегда был фрак самой последней моды, придя в буфет и решительно бросившись на диван, сказал сопровождавшему его приятелю, армейскому офицеру:

- Как эти господа не умеют себя выдержать!

- А что? - спросил тот, безбожно затягиваясь изделием Жукова[4].

- Мрачный Бахтиаров целую кадриль, как аркадский пастушок, любезничал с своей дамой.

- Он танцевал с Лизаветой Васильевной Масуровой, - отвечал офицер, имевший необыкновенную способность знать имена и фамилии всех, даже незнакомых ему дам.

Офицер, выйдя в залу, встал около другого офицера, тоже своего приятеля. Сей последний, увидев проходившую мимо их Лизавету Васильевну, заметил:

- Посмотри-ка, брат, какие плечи-то... тово...

- Нет, брат, тут не тово... занята ваканция.

- А кто?

- Да Бахтиаров.

- Ну, так уж, конечно не тово...

Между тем Бахтиаров действительно вел себя как-то странно и совершенно не по-прежнему: в лице его не было уже обычной холодности и невнимания, которое он оказывал ко всем городским дамам и в которых, впрочем, был, как говорили в свете, очень счастлив; всю первую фигуру сохранял он какое-то почтительное молчание. Лизавета Васильевна тоже молчала и беспрестанно взглядывала на брата. В половине кадрили Павел, наконец, взглянув на сестру и увидев, что она танцует с Бахтиаровым, тотчас встал, быстро подошел к танцующим и сел невдалеке от них. В это время Бахтиаров заговорил.

- Я не могу еще опомниться, - начал он, - я так неожиданно вас увидел, так поражен был...

- Мы года четыре с вами не видались, - перебила Лизавета Васильевна.

Бахтиаров несколько смешался.

- Ваш супруг здесь? - спросил он.

- Он остался дома... я с братом.

- Боже мой! Как я вас давно не видал... - начал было Бахтиаров прежним тоном.

Лизавета Васильевна прежде времени отошла делать соло.

- Вы несправедливы ко мне, - продолжал он, одушевляясь, - мало того, вы были жестоки ко мне!..

- Поль, подержи мой веер, - сказала Лизавета Васильевна, обращаясь к Павлу.

- Это ваш брат?

- Да...

И она снова отошла.

Бахтиаров с досады начал щипать усы.

- Вы позволите мне быть у вас?.. - спросил он, уведя Лизавету Васильевну в последней фигуре на другую сторону от брата.

Молодая женщина несколько колебалась.

- Это от вас зависит, - отвечала она.

Кадриль кончилась.

- Поедем, Лиза, - сказал тихо Павел.

- Поедем, - отвечала молодая женщина.

- Accordez-moi la mazurque?[14]

- Pardon, monsieur, je pars.

- Mais...

- Allons, Paul...

- Извините, сударь, я ухожу!

- Но...

- Идем, Павел! (франц.).

Лизавета Васильевна вышла с братом.

Бахтиаров, расстроенный, снова встал у колонны.

- Вы, верно, скучаете, не видя одной особы, - сказала бледная дама в очках, проходя мимо его с молоденькою дамою.

- Гораздо менее, чем видя другую особу, - отвечал Бахтиаров.

Постояв еще несколько времени, он ушел в бильярдную и сел между зрителями на диван. Ему, видно, было очень скучно. Около бильярда ходили двое игроков: один из них был, как кажется, человек солидный и немного сердитый на вид, другой... другой был наш старый знакомый Масуров.

Солидный игрок дал промах.

- А вот мы так не так!.. - сказал Масуров, живо перекинувшись через борт бильярда, и, вывернув неимоверно локти, принялся целиться. - Бац! вскрикнул он, сделав довольно ловко желтого шара в среднюю лузу. - Вот оно что значит на контру-то, каков удар! А? - продолжал он, обращаясь к зрителям.

- Отлично играют! - отнесся к Бахтиарову худощавый господин, которого в городе называли плательной вешалкой.

- Кто? - спросил Бахтиаров.

- Я говорю: Михайло Николаич отлично играют.

- Какой Михайло Николаич?

- Масуров.

- Это разве Масуров?

- Масуров... ловкий игрок.

Бахтиаров сейчас же встал с своего места и подошел к игрокам.

- Каков удар-то? - повторил Масуров, заметив его около себя.

- Славный! - отвечал Бахтиаров.

- Вот как долго целитесь, а еще говорите, что с Тюрей играли... на "себя", ей-богу, на "себя"! - повторил Масуров, между тем как прицеливался его партнер.

- Перестаньте говорить под руку, - возразил тот, отнимая с досадою кий.

- Да я и так ничего не говорю; играйте; что мне за надобность.

- Как же не говорите! Как колокол над ухом, - возразил партнер, снова принимаясь целиться.

- Сами вы колокол. Ну, смотрите... так и есть: на "себя"! - вскрикнул он и залился смехом.

Партнер действительно сделал на "себя".

- С вами невозможно играть, - сказал он, отнимая кий.

- Ну, уж вы и сердитесь... всяко бывает! А вот мы так поиграем: красного сделаем да под желтого выход!.. Есть! Вот тут-то мы вас, батенька, и поймали! Эй ты, маркерина, считай; раз двенадцать, два двенадцать; честь имею вас поздравить: партия кончена!

- Будет! - сказал партнер, выкидывая на бильярд десятирублевую.

- Давайте играть; что за пустяки?

- Не буду я играть, беспрестанно говорите под руку.

- Я не стану, ей-богу, не стану; слова не скажу.

- Не буду, - отвечал лаконически партнер и вышел.

- Экий какой! - проговорил ему вслед Масуров. - Кутнул на красненькую, да и испугался... я, черт возьми, по десяти тысяч проигрывал в вечер да и тут не отставал.

- Не хотите ли со мной? - сказал Бахтиаров.

- Очень рад, - отвечал, обрадовавшись, Масуров, - вы ведь, кажется, гусар?

- Гусар.

Они начали играть. Масуров был в восторге: как-то так случилось, что он то с одного удара кончил партию, то шары разбивались таким образом, что Бахтиарову оставалось делать только белого.

- Что это с вами? - говорили некоторые зрители, обращаясь к Бахтиарову.

- Он хорошо играет, - отвечал тот и начинал как будто бы сердиться.

- Нет, вам нельзя играть со мной так и так, - сказал Масуров, возьмите десять вперед.

- Я оттого проигрываю, что мы играем по маленькой: давайте по пятидесяти рублей.

- Вот еще что вздумали! Как это возможно? Это значит наверняка взять у вас деньги. На вино давайте.

- Извольте.

И вино проиграл Бахтиаров.

- Будет! - сказал Масуров. - Нет, вам нельзя со мной играть, давайте пить.

Они сели за дальний столик.

- Я очень рад, что с вами познакомился, - произнес Михайло Николаич, протягивая руку к Бахтиарову.

- Взаимно и я, - отвечал тот, пожимая ему руку.

- Фамилия моя Масуров.

- А я Бахтиаров.

- Ну и прекрасно.

- Славно вы играете.

- Так ли я еще прежде играл! Не поверите: в полку, бывало, никто со мной не связывался. Раз шельма жид какую штуку выкинул в Малороссии на ярмарке: привозит бильярд без бортов; как вам покажется?

- Не может быть.

- Честью моей заверяю. Но... каким же образом, однако, играть?.. Тот... другой: были хорошие игроки; посмотрели; нет, видят, хитро! Что, я думаю... "Послушай, свиное ухо, - говорю я жиду, - когда у тебя пуста бильярдная?" "От цетырих цасов ноци до восьми утра, ва-се благородие", - говорит. Хорошо! Прихожу в четыре часа ночи, начинаю катать шарами, всю ночь проиграл один, что же? Поутру ею, каналью, самого обыграл на две партии. Тут было схватились со мной другие: было человек десять уланов; всех обдул, как липок; а смешнее всего, один чиновник, с позволения сказать, все белье с себя проиграл.

- Но я не понимаю, каким же образом играют? - сказал Бахтиаров, внимательно выслушав весь этот рассказ.

- Очень просто: дублетов вовсе нет, и тише бьют шары, чтоб не падали на пол. Чокнемтесь, monsieur... позвольте узнать ваше имя.