Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Сергей Стопалов

Если кто-нибудь думает, что копать окопы просто, он глубоко заблуждается. При их строительстве необходимо учитывать целый ряд важных факторов:

– ожидаемое направление движения противника;

– его вид: пехота, танки, артиллерия;

– характеристика местности: равнина, холмы, поле, лес;

– состав грунта: песок, глина, камни;

– возможные пути отступления.

Важно было также правильно оценить время, отводимое на строительство, и наличие материалов. От этого зависели рациональная конфигурация окопов, их общая длина, глубина, укрепление стен, возможность дополнительного сооружения командных пунктов, огневых точек, мест для укрытия и оказания первой помощи раненым.

Одним из первых городов, отбитых Красной армией у противника, был город Ельня. В этом районе наши войска находились более месяца, постоянно переходя от обороны к наступлению. Здесь имелась возможность усовершенствовать опыт строительства окопов и сделать их приемлемыми для жилья. Аналогичные сооружения строили и немцы. По сравнению с нашими они имели большее число разветвлений и более крутые повороты. Из-за этого я однажды чуть не погиб.

Во время очередной атаки мы бежали в сторону противника, стараясь оттеснить его и заставить выйти на поле под огонь полковых минометов. Неожиданно из немецкого окопа выскочил унтер-офицер. Увидев невдалеке нашу пехоту, он сразу же буквально нырнул обратно. Я ближе других находился к нему и, не задумываясь, прыгнул в тот же окоп. Немного пробежав и вскинув винтовку, я хотел было выстрелить, но немец внезапно исчез за очередным поворотом. Пробежав еще метров тридцать и несколько развилок, я окончательно потерял противника из виду и приостановился, чтобы понять, что делать дальше. Неожиданно сзади послышалось дыхание бегущего человека. В нескольких метрах от себя я увидел штык-кинжал винтовки того самого унтер-офицера, за которым чуть раньше гнался сам. Уберечься от удара не оставалось времени, и я почти бессознательно упал. В тот же момент по телу скользнуло холодное железо, рядом прогремел выстрел, и меня обдало чем-то горячим. Это были кровь и мозги немца, которого сверху в упор застрелил бежавший недалеко от меня командир роты Рыленко, видевший немецкого унтер-офицера и меня, бросившегося за ним. Сейчас я могу смело утверждать, что остался жив только благодаря умелым действиям нашего командира роты.

Атака продолжалась. Я выбрался из окопа и вместе с другими побежал вперед. А несколько часов спустя после завершения боя мне пришлось отстирывать и зашивать гимнастерку. Делалось все это обыденно и никаких особых эмоций не вызывало. А те несколько секунд, отделявших меня от смерти, быстро забылись.

Среди очередного пополнения в батальоне оказался грузин огромного роста. Это был буквально богатырь. Все звали его просто Кацо. Вел он себя спокойно, разговаривал мало и, кроме больших размеров, ничем не выделялся.

Как-то после тяжелого боя солдаты дремали в окопах, а два санитара выносили с нейтральной полосы раненых. Светало. Нейтральная полоса шириной несколько сот метров хорошо просматривалась. Неожиданно послышался стон раненого. Командир роты устало посмотрел на санитаров, но те только опустили головы – вылезать из окопа было слишком опасно. Несколько минут все молчали. Видимо, лейтенант не счел возможным посылать людей на верную смерть. На нейтралке снова кто-то застонал. Напряжение возрастало. Кацо, сидевший невдалеке, ни слова не говоря, вылез из окопа и, слегка пригнувшись, пошел в сторону стонавшего. Подхватив его левой рукой, он подошел к другому раненому и обоих волоком потащил к нашим окопам. Теперь он шел во весь рост и конечно же хорошо был виден противнику. Командир роты и санитары замерли. Но немцы почему-то не стреляли. Положив раненых, Кацо еще раз вернулся на нейтралку и принес еще одного солдата. Только после этого он тяжело спрыгнул в окоп и пошел в сторону своего взвода.

Потом, недели через две, я видел, как Кацо, сидя на земле и опершись спиной о березу, окровавленными волосатыми пальцами пытался что-то достать из большой раны на животе. Вскоре его увезли в госпиталь, и больше мы не встречались.

Опыт окопной войны под Ельней очень пригодился. До этого времени наши войска быстро отступали, и копать окопы было некогда. Теперь же скорость движения фронта замедлилась. Пехота все чаще зарывалась в землю и более эффективно тормозила наступление противника.

Длительные бои сильно подорвали боеспособность нашего полка. Мы очень устали, а личный состав части сократился в несколько раз. Теперь в полку было всего два батальона, человек по сто в каждом. Я находился во втором батальоне, в котором осталось только две роты, а в первом их было три. Тяжело раненного командира нашей роты Рыленко отправили в тыловой госпиталь. Все труднее стало выскакивать из окопов и идти в атаку. А немцы почти непрерывно наступали, и положение с каждым днем становилось все сложней. Но самое главное, существенно ухудшилось питание, и заметно снизилась активность голодных солдат.

В первые военные месяцы нас кормили вполне прилично. Утром и вечером на брата давали несколько черпаков каши, в обед какой-нибудь суп, на второе кашу, макароны или картошку, сдобренную мясной подливой, а на закуску иногда и компот. Хлеба хватало, а к чаю всегда было несколько кусков сахара. И никто не жаловался.

Плохо стало в августе, когда началось стабильное отступление от Ельни. Сначала уменьшили порцию каши. Потом на обед начали давать только одно блюдо – густой суп или жидкую кашу, чаще всего перловую, а вечером лишь кусок хлеба с горячей водой практически без сахара. Временами в течение дня кухня вообще не работала, и нас совсем не кормили. Приходилось самим доставать пищу и питаться лишь тем, что могли достать. И это не всегда было законным.

Однажды полк, пройдя без отдыха по лесным дорогам почти 40 километров, к вечеру оказался на берегу реки Угра. Как часто бывало, заночевали в лесу. Спать легли на голодный желудок. А утром, напившись «чаю», снова двинулись вперед. К середине дня вышли на поляну, на которой стояло десятка два больших и маленьких домов, возле которых никого не было видно.

Как всегда в подобных случаях, вокруг поселка выставили охранение, а личному составу приказали расположиться в лесу в километре от опушки. Вскоре был задержан и доставлен в штаб мужчина средних лет, представившийся Степаном. Он с опаской вышел из леса и, постоянно оглядываясь, проследовал к сараю одного из домов, где его и схватили. Показав дежурному офицеру паспорт, мужик рассказал, что это подсобное хозяйство научно-исследовательского института. За работающими здесь научными сотрудниками несколько дней назад приезжала машина и всех увезла, а постоянные жители поселка сами разбежались, кто куда мог. Степан работал завхозом и остался с сыном-школьником и больной женой. Они находятся недалеко отсюда, живут в землянке и ждут возможности перебраться в город Угра, находящийся в 30 километрах. Там у них есть родственники, и, может быть, вместе с ними удастся пережить эти трудные времена. В поселок он пришел за продуктами, спрятанными в сарае. И еще он сказал, что в деревушке, расположенной в 10 километрах по реке, находится штаб какой-то немецкой части, охраняемой отрядом моторизованной пехоты. Для командования полка эти сведения были очень важны, а для нас имело значение совсем другое – упоминание о продуктах. И уже через полчаса почти вся наша рота, несмотря на категорический запрет командования, вовсю шуровала в брошенных домах и сараях, а к лесу потянулась цепочка солдат, нагруженных мешками с зерном, картошкой и другими продуктами.