Civilization - Виктор Коллингвуд

Модуль оказался не таким уж и тяжелым — может быть, тонны две — три, не более. В общем-то, это понятно — космическая техника не должна быть массивной. Слишком дорого обходится доставка на орбиту каждого килограмма.

Применяя домкраты и рычаги, мы подняли его сначала с одной, а потом и с другой стороны, тщательно выровняли и поставили на деревянные колоды.

Войдя в камеру, я первым делом прикрепил на стенку около монитора текстовый вариант инструкции доктора Тхакур. Хотя я уже выучил ее наизусть и мысленно тренировался выполнять все процедуры, все равно я сверял каждый шаг с инструкцией. Список действий был довольно обширен, включал в себя голодание за сутки до погружения в анабиоз, очистку желудочно-кишечного тракта, сдачу анализа крови на специальном анализаторе для адаптации химического состава физиологического раствора, которым меня будут подпитывать все эти 20 лет. Подготовка занимает почти весь день, только к вечеру я смог, наконец, лечь в капсулу, и полупрозрачная крышка надо мною автоматически закрылась.

Пока я готовился к анабиозу, я не думал ни о чем, кроме инструкции. Но, как только закрылась крышка, и я почувствовал себя замурованным в саркофаге, меня сковал страх. Я знал, что перед загрузкой в капсулу и запуском анабиоза проходит несколько минут, после чего человек засыпает обычным сном. Дрожа всем телом и задыхаясь, я в подробностях представлял страдания тех несчастных, которых заживо погребали, не удостоверившись в биологической смерти. Пытаясь, успокоится, я стал представлять счастливые сцены моего пробуждения и выхода из камеры к людям, живущим спокойной жизнью в возрожденном мире. В конце концов, мне удалось взять себя в руки и справится с приступом паники, и тут…

Глава 5

Первый ход

20 лет спустя. Выход в ночь.

Тепло. Чувствую тепло. Тепло своего тела. Хочется раздеться. Тихое жужжание, шум в ушах. И свет — зеленоватый, переливающийся неяркий свет. Нет, это не просто шум — это открылась крышка моего саркофага, и теперь идут массажные процедуры для восстановления мышц.

Я не сразу смог оглядеться — специальная паста под веками защищала роговицы моих глаз все время нахождения в капсуле. Тело было вялым, но оно меня слушалось — я чувствовал его вплоть до кончиков пальцев ног. Подняв ватную руку и коснувшись лица, я понял, что нужно побриться — анабиоз замедляет все процессы, но волосы и ногти все равно потихоньку отрастают. Не знаю, сколько длился мой сон, но я не мог назвать пробуждение совсем уж необычным… разве что реакции и движения были несколько замедленны.

Перед выходом нужно выполнить несколько процедур. В том числе, обязательно нанести на кожу защитный крем, чтобы обезопасить себя от солнечного ожога. Согласно инструкции это должно быть сделано ещё в капсуле перед пробуждением, но с учетом моего состояния нелишним будет усилить эффект.

Моя одежда лежит в том же порядке, как я ее снял. Ее никто не трогал. Но выглядит она… старой. Не могу объяснить почему, но видно, что она пролежала тут очень долго. И вообще, ощущение такое, что я нахожусь в комнате брошенного дома, заколоченного после смерти последнего жильца, куда зашел взрослый внук умершего. Вероятно, прошло действительно двадцать лет.

Подготовка к выходу занимает почти целый день. Получается, из 20 дней активности у меня есть только 18 — один день полностью уходит на подготовку к погружению в анабиоз один день — на выход из анабиоза. Но зато, согласно инструкции, не надо спать по ночам!

Наконец, я готов. Всё-таки реакции и вестибулярный аппарат не те, что до сна: меня иногда покачивает. Нажав на пульте «Malfermi»*, я встал на пороге, пытаясь унять нервную дрожь.

Непривычные звуки, запахи, ощущения охватили меня тут же, как только свежий воздух ворвался внутрь. Тело отвыкло от внешнего мира, но даже тысячелетия небытия не заставят забыть, что такое дуновение теплого ветра по сухим волосам, каково это — вдыхать ароматы трав и полевых цветов…

Снаружи не было никого. Закатное солнце освещало постройки хутора у озера в километре от меня. Он окружен теми же пирамидальными тополями и яблонями, всё те же возделанные поля.

Так, стоп. А где мои очки? Я оставил их в капсуле! Но, похоже, они мне больше не нужны. Стопроцентное зрение вернулось! Прям Питер Паркер, е-мое.

Не торопясь, я направился к хутору. Теплый ветер обдувал лицо. Шагать под гору было не трудно, но кожа привыкла к постоянной температуре в капсуле, и я чувствовал нарушения терморегуляции. И как это чудесно ­– видеть мир своими собственными глазами во всех деталях и красках, безо всяких «костылей»!

Солнце быстро садилось, и я ускорил шаг, заплетаясь о высокие, ароматные степные травы. Еще не дойдя до хутора, я увидел, что селение сильно изменилось. Хутор стал много больше, и теперь он был огорожен! Очень сильно изменились и строения в нем. Раньше они были из сэндвич-панелей, а теперь — глинобитные, и покрыты какой-то толи соломой, толи дранкой. И пирамидальные тополя, уцелевшие после той бури, больше не возвышались над дамбой. Как жаль. Они очень мне нравились…

Было видно, что запруда сильно заросла тростником и обмелела. Из–под темной воды торчала какая-то белая, гладкая штука, в которой я, приглядевшись, узнал лопасть ветряка. Так вот куда улетел генератор с лопастями! То-то мы не смогли его найти…

Я подошел к ограде. Деревянный частокол из крупных кольев, переплетенных ивовыми прутьями и украшенный какими-то пугалами, казался принадлежностью варварского селения, а не оградой для жилища нормальных людей.

Найдя в ограде ворота, я постучал в них. Сначала на «той стороне» было тихо, но мне показалось, что несколько человек рассматривают меня сквозь щели в ограде, тихо переговариваясь. Не узнали меня, что-ли?

— Это я, Константин. Я вернулся из капсулы! Есть тут кто-нибудь? Клим Егорович? Валерьян? Виктор?

Ворота дрогнули и с диким скрипом приоткрылись. Оттуда выглянуло незнакомое лицо с черной косматой бородой и грязными, спутанными волосами.

— Вик-тарр? С вопросительной интонацией протянул первый мужичина, — Вик-тарр?

На всякий случай я кивнул, обрадованный тем, что имя Виктора им знакомо. Кто эти люди? Новые работники, усердно охраняющие хозяйство?

Снова раздался мерзкий, царапающий душу скрип дерева о дерево. Ворота раскрылись шире, из них вышли еще несколько человек того же отталкивающего вида. Все одеты в какие то лохмотья и распространяют вокруг себя мерзкий запах застарелой