Актриса - Салли Боумен

Подождав, когда он окончательно проснется, Хелен стиснула узкими ладошками его лицо и заставила Льюиса посмотреть ей в глаза.

А потом она, замирая внутри от страха, очень ласково и серьезно сказала ему. Сказала сразу. Она ждет ребенка.

Он должен родиться в мае. Так доктор говорит. Она никогда больше не увидит отца ребенка, никогда. С этим покончено, и не надо об этом говорить. Льюис был потрясен. Он всмотрелся в ее лицо, потом бросил взгляд на нежную выпуклость живота. Наверно, она раздалась в талии. А в груди? Вроде незаметно. Он вышел из спальни, спустился в гостиную и, взглянув на елочку, такую невзрачную при утреннем свете, разрыдался.

Значит, она изменяла ему. Его ревность была настолько сильна, что он физически ощущал ее, будто в него вонзили нож, будто невидимое чудовище вырывало клочья из его сердца. Кто, кто тот мужчина? Как его зовут? Какой он? Хорошо бы с ним встретиться: Льюис готов был его изничтожить. А она — любила его? А он ее? Как у них все бывало? Неужели часто? И где все это происходило?

Ревность штука малодостойная. Что может быть гаже и банальней? Льюис понимал это и из-за этого понимания страдал еще сильней. Его мучило то, что он узнал, но не меньше — то, чего ему не было известно. Он посмотрел на их комнатку, и ему захотелось взвыть и крушить все подряд, все, что попадется под руку.

Он вскочил и понесся наверх. Влетев в спальню, он поднял Хелен на руки.

— Ну скажи, что ты любишь меня. Скажи. Скажи, что любишь, и я клянусь, клянусь, что наплюю на все и вся… — Он не узнавал собственный голос, глухой от волнения и боли.

— Ты мне нравишься, Льюис, — испуганно сказала она. — Очень нравишься.

Он чуть ее не ударил. «Нравишься» — и только. Приятный пустячок, подачка. Как только у нее повернулся язык. Он, не помня себя, замахнулся, но, очнувшись, выскочил из комнаты и с грохотом снова помчался вниз, чувствуя себя последним дураком и скотиной.

Он метался по комнате, пытаясь собраться с мыслями, но только рычал от боли. Захотелось напиться, он плеснул в стакан арманьяка и жадно глотнул, но потом пошел на кухню и вылил коньяк в раковину. Стал искать сигареты, три пачки были пусты, но удалось обнаружить и нераспечатанную — хорошая затяжка немного его успокоила. Он уселся, вперился взглядом в елочку и принялся обдумывать ситуацию.

Всякий, кому знакомы великодушие и жертвенность безумной любви (а Льюис был безумно влюблен и, стало быть, весьма покладист), без труда догадается о примерном ходе его мыслей. Льюис и сам знал, чем кончатся его великие раздумья. Сначала он просто простит. Потом помаленьку начнет улетучиваться ярость, по мере того как он будет изыскивать веские причины для снисхождения, тут его ум проявит редкую изобретательность, обнаружатся тысячи, миллионы обстоятельств, вынудивших Хелен так вести себя. Ее обманули, над ней надругались. Наверное, она любила того человека, но он отверг ее любовь, иначе почему она не с ним! А может, и не любила, мало ли, ошиблась, с кем не бывает — в сердце затеплилась надежда. Он нашел календарь и с маниакальной методичностью стал высчитывать недели. Это тогда, во время ее парижского исчезновения. Но она же вернулась к ним с Тэдом, сама вернулась. И опять в душе шевельнулась надежда. Льюису вдруг стало ее жаль. Он вспомнил, какой больной вид бывал у нее иногда в Риме. И еще вспомнил, что однажды, проходя мимо ее спальни в palazzo, он услышал плач. Как ей, наверно, было страшно и одиноко. Храбрая девочка, сколько пережила, подумал он, и ведь все одна. И он уже готов был обожать ее за мужество, кляня свою тупость и ненаблюдательность. В мгновение ока жалость обернулась любовью, любовь — желанием защитить. Она ведь ему доверилась, ему открылась. Он оглядел убогую комнатенку, и она снова засияла вчерашним очарованием.

Два часа проторчал он тут. Вконец продрогнув и отупев от бессмысленного пережевывания все тех же мыслей, он понял лишь одно. Он любит ее. Вот так.

Льюис поднялся в спальню. Хелен не смотрела на него. Лицо у нее было бледным и припухшим, плакала, наверно. С неуклюжей осторожностью он сел на краешек постели и взял в ладони ее руку.

Он попросил ее выйти за него замуж, взял и попросил, не мудрствуя лукаво.

Хелен молчала. Он сжал ее ладонь и близко посмотрел в глаза.

— Только не говори «нет», — умолял он. — Я люблю тебя. И несмотря ни на что, хочу, чтобы ты стала моей женой. Я думаю об этом с тех пор, как… — Он не договорил. — Неважно, что у тебя будет ребенок. Это ничего не меняет. Я позабочусь и о тебе, и о ребенке.

Правда позабочусь, Хелен. Только скажи «да». Я не вынесу твоего отказа. Я сойду с ума.

Элен стало страшно. Она догадалась, что Льюис плакал: лицо его сделалось от этого таким юным, почти мальчишеским; она вдруг увидела его и себя со стороны — двое перепуганных детей цепляются друг за дружку, спасаясь от всех.

Она твердо знала, что должна отказать. Но в тот же миг вспомнила о ребенке, представила, как будет искать работу, как будет растить его одна. Очень ясно представила свое будущее. И поняла, что не хочет, чтобы ее ребенок жил такой жизнью. Взяв Льюиса за руку, она ответила «да».

На шестой день из Парижа неожиданно нагрянул Тэд. И сразу стал барабанить в дверь, потом с шумом ввалился в прихожую — с ним в их мирок ввалился и весь остальной мир.

Льюис был еще в постели, собираясь с силами после любовных утех; навострив уши, он ждал, когда Хелен откроет дверь, и, услышав знакомый голос, застонал.

— Можешь ничего не говорить, — бросил он вновь появившейся в комнате Хелен. — Не смог прорваться по телефону и решил явиться собственной персоной.

— Ты угадал. — Она стала одеваться. Она выглядела такой, как всегда, ни капельки не располнела.

— Я все ему расскажу. — Он отшвырнул одеяло и стремительно соскочил с кровати. Потом схватил Хелен сзади за плечи и крепко обнял.

— Прямо сейчас?

— А что? Он ведь все равно узнает. Все узнает.

И пусть. Пусть знают. Я готов забраться на крышу и прокричать об этом на весь мир.

— Я вижу, что готов. Только почему-то побаиваюсь Тэда.

Что-то в ее лице заставило Льюиса промолчать. Он вспомнил ту сцену на съемках в Трастевере. Хелен никогда не говорила об этом — ни разу. Но сейчас лучше ничего не спрашивать, скорее всего какая-нибудь ерунда, при случае Хелен все ему расскажет.

Случая так и не представилось, но в то утро ничто не могло поколебать его уверенности в себе, даже присутствие Тэда. Он поцеловал Хелен, наслаждаясь ролью счастливого сообщника и тем, что Тэд ничего не знает. Он уже предвкушал, как огорошит его новостями, у бедняги челюсть отвиснет от изумления.

Ничего подобного. Когда он, обняв Хелен за талию, с лукавым равнодушием выложил свои новости, Тэд похлопал глазами — и только. Сидел себе как сидел, оглаживая кружку с чаем на жирных своих коленях. Неловко ею маневрируя, он очень светским тоном произнес: