Нелегкая поступь прогресса - Сергей Юрьевич Ежов

— В Смоленске имеется прекрасно оборудованная оружейная мастерская, которая до недавнего времени занималась переделкой кремнёвых ружей в казнозарядные, но теперь её оборудование в России не нужно, отчего я могу предложить его вам, а заодно мастеровых, занимавшихся такой переделкой, дабы они обучили ваших людей. Вас такой расклад устроит?

— Прекрасная комбинация! Но как быть с доставкой оборудования, оно ведь тяжёлое и громоздкое, не так ли?

— Этот вопрос я обдумал, для чего и попросил паузу. Суть в том, что Смоленск расположен на Днепре, и корабль с оборудованием спустится по нему к Чёрному морю, оттуда перейдёт в Дунай, а далее, по одному из притоков дойдёт до вашего завода.

Мы обсуждали технические и финансовые детали, пока из дверей не вышел медик. Он был уже без халата и докторской шапочки. Доктор уселся в кресло, набил трубку и с наслаждением затянулся.

— Карл Акакиевич, не тяните, как дела у многоуважаемой графини?

— Теперь всё хорошо. Дело в том, что коновал, который до сих пор пользовал графиню, грязнуля и тупица. Тупица потому что сведения об асептике и антисептике отнюдь не тайна, и давно опубликованы в европейских медицинских журналах, но он не принял их во внимание. Грязнуля занёс инфекцию в половые органы графини. Сама она этого сделать не могла — женщина явно чистоплотна.

— Вот как? — прорычал Орбан. На него было страшно смотреть — За попытку убийства моей дорогой супруги и за другие убийства, которые наверняка на совести этого негодяя, доктор Шварц нынче же будет повешен. Но что с моей женой?

— Нужные медикаменты у меня с собой, первичную обработку я провёл. Однако, думаю, что мне необходимо задержаться здесь ещё на два-три дня, и угроза будет полностью ликвидирована. — выдохнув клуб ароматного дыма ответил доктор.

— Карл Акакиевич, приказываю вам находиться здесь столько, сколько необходимо, применять все необходимые действия и навыки. Для вас нынче нет задачи важнее спасения графини Орбан и её ребёнка. — обозначил свою позицию я.

— Кстати граф, — обратился к Орбану доктор — если я не ошибаюсь, а кое-какой опыт у меня есть, вам следует ожидать мальчика.

— Дай бог, Карл Акакиевич, дай бог. — только и ответил безмерно счастливый будущий отец.

Глава 5

Первое боевое соприкосновение с австрийскими войсками произошло спустя три дня.

С высот мы наблюдали, как на всхолмленную равнину перед нашей горной грядой сначала вышли передовые разъезды, продвинулись до проходов в горах, и, увидев нас, и наши оборонительные сооружения, умчались на доклад. Потом появились части авангарда, и занялись разведкой: на возвышения поднимались группы офицеров, и внимательно рассматривали нас в зрительные трубы. Небольшое подразделение, не более полуроты занялись каким-то подобием организации обороны, но явно чисто для отмаза — никто не ожидает нашего отпора, и кстати, совершенно непонятно почему.

Остальные солдаты, тем временем, занялись собой и конями: коней повели на водопой, из переметных сумок достали овёс, насыпали его в кормушки и подвесили на морды тех коней, что уже напились. Кашевары развели костры и сноровисто принялись варить обед. До нас дотянуло запахом кулеша на копчёном свином сале. Полковник Эрдоган потянул носом и задумчиво предложил:

— Ваше сиятельство, а не позаботиться ли нам о телесном и духовном здоровье австрияков?

— Каким образом?

— Судите сами: я слышал, что копчёности вредны для здоровья. А поститься, наоборот, полезно, особенно для души. Думаю, артналёта из десятка выстрелов будет довольно, чтобы эти пащенки шайтана пришли в замешательство, а там и придёт время порезвиться нашим кавалеристам. Они не станут далеко гнать австрияков, думаю, довольно будет простой демонстрации нашей бдительности.

— Да, в самом деле, господин полковник, наша задача протянуть время до подхода основных сил, так что командуйте.

Не прошло и двадцати минут, как батарея, прикрывавшая этот проход, повела стволами и дружно рявкнула залпом. Без пристрелочных выстрелов, сразу на поражение. А почему бы и нет? Наши артиллеристы заранее объехали все поле предстоящего сражения, отметили все лога и низины, где непременно будет накапливаться пехота и кавалерия перед атакой. Ну и пристрелялась к ним, как же без этого.

Полуэскадрон гусар и такой же по численности отряд сипахов на рысях вышли из-под прикрытия скальной стены и ударили по ошеломлённому артналётом противнику. Тяжёлые турецкие кавалеристы выстроились в атакующий строй, и никто не мог им противостоять. Гусары прикрывали сипахов с флангов. В сущности, остановить кавалерийский удар способен только правильный строй, например, каре, но на этот раз организовать каре было некому: всё наличное командование погибло от шрапнели и фугасных снарядов.

В общем, наши кавалеристы прошлись по полю, порубали всех, кто пытался организовать хоть какое-то сопротивление, а остальных согнали в кучу и погнали в наш тыл.

На командный пункт поднялся молоденький офицер, с известием от командира кавалерийского отряда, совершившего вылазку:

— Ваше сиятельство, разрешите доложить, атака увенчалась полнейшим успехом, неприятель частично уничтожен, частично рассеян, частично пленён. Нам удалось захватить девяноста восемь нижних чинов, восемь обер и штаб-офицеров и одного генерала. Доложил корнет Рощин.

— Ого! Кто же попал в ваши сети, скажите, Рощин?

— Не могу знать, ваше сиятельство! Капитан Ермолаев отправил меня с докладом сразу, как только мы втянулись на свои позиции.

— Ну что же, пройдусь, полюбопытствую, что за генерал нам попался.

Мне подводят коня, и в сопровождении корнета еду в лагерь кавалеристов. Там уже царит полнейший порядок: пленные солдаты выстроены в три шеренги, перед ними прохаживается, поигрывая крепкой палкой здоровенный сержант, и громко, чётко, доходчиво, кстати, на отличном немецком языке, объясняет правила поведения в плену. Вижу на лице одного из пленных унтеров расцветающий синяк и хорошее рассечение — этот явно не захотел по-хорошему, вот и получил от души, по-плохому.

Офицерам установили одну десятиместную палатку, для генерала выделили четырёхместный шатёр на одного.

— Куда дели раненых? Спрашиваю у Рощина, слезая с коня у генеральской палатки.

— Просто не стали их брать, ваше сиятельство. — отвечает корнет — За тяжёлыми присмотрят легкораненые, а для нас и те, и другие простая обуза и перерасход лекарств.

— Разумно. Передайте капитану моё удовлетворение.

Откинулся полог, из палатки выскочил австрийский солдат, вытянулся передо мной и залопотал на прескверном русском языке:

— Ваша сиятельстффа. Ихь есть деньщик хаспадин генерал…

— Передай господину генералу, что я желаю с ним побеседовать. — обрывая денщика говорю я по-немецки.

Из палатки раздаётся:

— Прошу войти, ваше сиятельство!

Ну, раз приглашают, следует войти.

В палатке уже стоит застеленная складная кровать, стол, пара стульев. Генерал стоит у стола, смотрит гордо, в тщетной попытке сохранить величие. Я смотрю на генерала, слегка приподнимая бровь: да, я младше чином, но, чёрт возьми, это он пленный, а не я. Что-то в глазах моего визави дрогнуло, и он чуточку склоняет голову:

— Фельдмаршал-лейтенант[4] Ойген Франц фон Габсбург.

— Полковник Булгаков Юрий Сергеевич. — отдаю скупой ответный поклон — На правах хозяина поинтересуюсь: довольны ли вы созданными для вас условиями, или что-то следует добавить?

— Благодарю, господин полковник, я вполне удовлетворён. Если мне будет разрешено общение с моими офицерами, то станет ещё лучше.

— Теперь удовлетворите моё личное любопытство, господин генерал: насколько вы близкий родственник царствующей особе вашей империи? Согласитесь, этот вопрос далеко не праздный.

— Соглашусь. Не знаю, удовлетворю я вас своим ответом или огорчу, но нет, я не родственник царствующей династии, поскольку принадлежу к весьма отдалённой ветви рода Габсбургов.

— Если пожелаете написать своим родственникам о произошедшем, можете написать письмо, но прошу вас не указывать подробностей нашей позиции, численности и вооружения. Такие же письма я разрешу написать и вашим офицерам. Вам я ещё позволю написать краткое сообщение командованию, но также попрошу без подробностей.

— Это справедливые требования, господин полковник, обещаю выполнить их.

А я, поворачиваясь к двери, задаю последний вопрос:

— Господин генерал, приношу извинения заранее, но ваше письмо будет прочитано и все нескромные сведения вымараны. Когда к вам прислать офицера за письмом?

— Для писем мне будет довольно часа. Но позвольте, господин полковник, вы не собираетесь меня допрашивать?

— Зачем, господин генерал? Численность и состояние войск, противостоящих мне, хорошо известна. Сорок пять тысяч, в том числе пятнадцать тысяч кавалерии. Артиллерия представлена шестидесятью орудиями