В плавнях Ханки - Вознюк Юрий Владимирович

   —Ну-у? — удивился Димка.

   —Вот тебе и ну-у! Поехали, — заторопился он к лодке.

   Они выбросили из нее все лишнее, оттолкнулись от берега и запустили мотор. Легкая «казанка» запрыгала по волнам, поднимая тучи брызг. Когда расстояние между лодкой и ботом сократилось до полукилометра, на боте поняли их намерение и изменили направление в сторону Ханки. Вахова и Моргунова и так бросало отчаянно— в Ханке же их могло утопить.

   —Давай! — закричал Моргунов, показывая на рукоятку газа. Вахов добавил обороты — в лодку полетели фонтаны воды. Но подойти к боту было страшно. Тяжелая металлическая посудина шла как броненосец. С шумом разрезая волны, она плевалась выхлопом мощного дизеля, тяжело переваливаясь с борта на борт. Наконец, выбрав момент, дюралька подошла вплотную к боту. Вытащив пистолет, Вахов дотянулся до иллюминатора кабины и повелительно указал на берег. Реакция последовала незамедлительно. Иллюминатор открылся, и ему показали выразительный кукиш. От такой наглости Моргунов взбесился. Схватив подвернувшееся грузило от сетки, он запустил его в иллюминатор, но промахнулся и, не удержавшись на ногах, растянулся на дне лодки.

   А между тем пролив кончался, кончалась и спасительная защита Лузановой сопки —впереди бушевала Ханка. Передав руль Моргунову, Вахов обвязался концом, и они с величайшей осторожностью начали швартоваться к боту. Это им удалось. Вахов прыгнул на борт бота и привязал лодку на буксир. Кинулся к кабине, но окованная железом дверь оказалась запертой изнутри. Доступ к мотору был сверху, но крышка люка не поддавалась — видимо, она закрывалась штырем из кабины. Штуртросы руля проходили где-то внутри, и на палубе не осталось ни одной детали управления. Вахов начал стучать в дверь — в ответ донеслось издевательское пение. Он растерянно глянул вперед и увидел, что Ханка приблизилась вплотную. За кормой Моргунов едва успевал отчерпывать воду из лодки.

   Положение создавалось дурацкое, они поймали медведя, которого не могли привести: и возвращаться назад опасно, и продолжать путешествие таким образом нельзя — лодка могла утонуть, да и сами замерзли бы. Что же придумать? Прострелить мотор. Это ничего бы не дало. Неизвестно, куда их всех выбросит. Мучительно размышляя, что предпринять, Вахов заметил, что на боте затопили печку. Зло выругавшись, он взобрался на крышу и сунул свою рукавицу в торчавшую трубу. Неожиданный эффект несколько утешил его. Со всех щелей бота повалил дым, внутри надсадно закашляли и завозились. Моргунов все видел, и его осенила идея. Подойдя как можно ближе, он поднял в руке канистру с бензином, намереваясь перебросить ее на бот. То ли он предлагал зажечь бот, то ли залить бензин в трубу — Вахов не понял. В отместку браконьеры развернули бот бортом к волне, едва не накрыв корпусом дюральку. От жгучей воды у Вахова перехватило дыхание. Моргунов чудом увернулся от удара. Положение его сразу стало угрожающим. Если раньше бот разбивал волну, и лодка шла за ним в безопасности, то теперь она каждое мгновение могла перевернуться. К счастью, Димка быстро сообразил, как подобрать ход, чтобы можно было укрыться с подветренной стороны за корпусом бота. Будучи не в силах предпринять другие наступательные действия, он собрал рассыпанные в лодке грузила и принялся швырять их в иллюминаторы. Вскоре два каменных грузила вместе с осколками стекла со свистом влетели внутрь бота.   В это время Вахов, распластавшись на палубе, подбился к корме бота. Печная труба подсказала ему, как остановить двигатель. Свесившись за борт, он попытался второй рукавицей заткнуть выхлопной коллектор, но обжегся горячей водой и отдернул руку. Чертыхаясь, он оглянулся назад и увидел, что часть коллектора проходит по палубе. В одном месте к нему снизу подходил резиновый шланг. Недолго думая, Вахов ухватился за шланг и сдернул его с патрубка. Из шланга хлынула горячая вода. Это была отходящая пода охлаждения двигателя, врезанная в выхлопной коллектор. Некоторое время он смотрел на хлеставшую из шланга воду, показал на нее Моргунову, затем аккуратно всунул шланг в щель моторного отсека. Вернувшись к двери кабины, он закрыл ее на защелку и, устроившись поудобней, стал ждать.

   Через четверть часа в боте началась тревожная суета. Вахов довольно усмехнулся. Помпа двигателя исправно делала свое дело — закачивала воду через дизель в бот. Предположение его оправдалось: кабина не соединялась с мотором, и на боте не могли понять, откуда поступает вода. Он еще раз выдернул шланг, показал его Моргунову и снова вставил внутрь. Димка все понял и радостно замахал рукой. Теперь осталось посмотреть, как браконьеры сумеют откачать воду. Но, видимо, на боте это можно было сделать только через дверь. Иллюминаторы в кабине располагались высоко, да и размеры их не позволяли отливать воду вместительной посудой. Несколько раз в одном из них показывалась рука с консервной банкой, но Моргунов тотчас же запускал в нее грузилом. Бот уже значительно изменил осадку. Рискуя сорваться, Вахов пополз по крыше кабины и через иллюминатор заглянул в нее. Длинный и худой сидел за баранкой, второй, поджав ноги, — на нарах. В кабине уже плавали паёлы, какие-то тряпки, обрывки бумаги. Не в силах отказать себе в удовольствии, Вахов злорадно прохрипел их же пенсию: ...и родные не узнают, где могила моя. Опасаясь свалиться за борт, он не стал рассматривать, какое это произвело впечатление, и отполз обратно. Минут через пять за дверью щелкнула задвижка.

   —Мы тонем, — донеслось изнутри.

   —Знаю, — ответил Вахов.

   —Вместе с нами пузыри пустишь. Заткни дыру-(очевидно, они думали, что Вахов проделал в боте дыру. Он не стал их разубеждать.

   —Еще шире сделаю! —предупредил он.

   —Сам же подохнешь!

   —Нет, я успею удрать — у нас дыры нет... В боте замолчали, потом навалились на двери, пытаясь ее открыть. Вахов плотнее прижался к ней спиной. В боте началась паника. Слышно было, как там заметались, разбрызгивая воду, потом начали ломать дверь. Правь на сопку, подлюги, — заткну дыру: нет—утоплю, как щенят, — крикнул Вахов. Внутри снова затихли. Некоторое время бот шел прежним курсом, потом заметался из стороны в сторону и, наконец, нехотя повернул к берегу. Коченеющими руками Моргунов сделал разворот и пошел следом. Когда в темноте они подошли к сопке, он уже замерзал. Бурик с женой вытащили его из лодки и помогли добраться до дому. Вахов под пистолетом отвел браконьеров в кладовку и запер дверь на перекладину. Утром «академики» учинили в кладовке настоящий дебош. Они стучали в дверь, зло и смело ругались с Буриком и, не обращая внимания на женский голос, не стесняли себя в выражениях. Только что проснувшийся Димка вышел на крыльцо и, зевнув, сладко потянулся.

   — Маша, — сказал он, — как бы организовать чайку. Жена Бурика ушла в дом, а он, рванув дверь кладовой, вошел внутрь. Что там произошло, Бурик не видел, он только слышал, как голос длинного захлебнулся на полуслове и на пол грохнулось что-то тяжелое. Димка вернулся в дом и, усмехаясь, положил перед Ваховым два удостоверения научных работников. Рассматривая их, Вахов вспомнил, как прошлым летом, в домике охотбазы на Малом Сунгаче в партии охотоустроительной экспедиции пропала полевая сумка. Никто не придал этому большого значения. Охотники приезжали и уезжали, и могли по ошибке захватить чужую сумку. Тем более, что ничего ценного в ней не было: лежали только удостоверения, на которых теперь были заменены фотографии.

   Дело выходило за рамки обычного браконьерства, и Бурик, съездив в Сиваковку, привез с собой участкового милиционера. Вахов составил протокол на браконьерство, принес из бота ружья и уток, и, пообещав участковому скоро вернуться, отправился с Моргуновым к нам. Мотор его доживал последние часы — без него же он не был бы охотинспектором. Я ковырялся в моторе и, слушая их, думал о Моргунове и Вахове. Ну, Димка, тот оставался верным себе. Он мало в чем изменился, мой старый таежный друг, со времен нашей юности. Но что заставляло Вахова, этого уже немолодого, семейного человека годами жить жизнью бродяги? Зимой в тайге, летом на Ханке. Вечно на холоде, мокрый, голодный, он с непонятной для меня одержимостью пес свою нелегкую службу. Через час мотор был готов, и Вахов начал прощаться.