«Небо должно быть нашим!» - Антон Первушин

Мнения по поводу ответных действий разделились. Одни считали, что это провокация, и нужно проигнорировать запуск и маневры группы. Другие были настроены более решительно и доказывали, что это не простая провокация, американцы явно испытывают нас на прочность, стараясь продемонстрировать всему миру, кто в космосе хозяин, поэтому следует перехватить группу, пока она не подошла слишком близко к мемориальному кораблю. Реальность, как мы все узнали позже, оказалась прозаичнее. Американцы действовали так нагло, потому что полагали, будто могут сделать все быстро, поставив нас перед фактом. Они знали наверняка, что корабль Шиборина не заминирован. Они знали наверняка, что сумеют вскрыть его, как консервную банку, извлечь тело мертвого пилота и шифровальное устройство. Они знали наверняка, что на орбитах нет сейчас маневренных советских кораблей, а значит, мы вряд ли сумеем перехватить их в момент проведения инспекции. Но они недооценили наши возможности. Как и всегда, они недооценили нас.

К 1966 году в воздухе над территорией СССР и нейтральными водами Мирового океана постоянно барражировали от восьми до двенадцати самолетов-носителей «Су-100». На подвеске они несли по одному орбитальному самолету класса «Красная звезда». Когда из ЦУПа пришел приказ за подписями министра обороны и командующего ВКС, пять носителей сменили курс, поднялись в стратосферу и сбросили «звезды». Те работали по принципу ракетоплана – сразу после сброса включался жидкостный ракетный двигатель, самолет начинал набирать скорость и высоту, пока не выходил на орбиту. Там он совершал маневры в зависимости от поставленной задачи. Поскольку стандартная «Красная звезда» в своей поздней модификации несла в себе только одного пилота-астронавта и простейшую пушку Нудельмана, она могла подниматься до 500 километров – до орбит, на которых размещались наши ударные платформы с ядерными ракетами. Собственно, круглосуточное патрулирование и должно было обеспечить защиту этих платформ от внезапной атаки. Но корабль Шиборина ходил ниже – на высоте 370 километров в апогее, и запущенные перехватчики без каких-либо проблем добрались до него.

«Звезды» атаковали «Джемини» сразу, без предупреждения. Космический бой отличается от воздушного боя. Там не до сантиментов, не до благородных виражей. Если цель попала в перекрестие прицела, надо нажимать на гашетку – следующего шанса может и не представиться. Так нас учили.

«Джемини» вошел в запретную зону, приблизившись к кораблю Шиборина на расстояние трех километров. По нему дали залп сразу две «звезды». Одна попала. Снаряды прошили американский корабль насквозь. Астронавты, их там было двое, погибли. И лучше не знать как они погибли. Лучше оставить это…

Корабли «Дайна-Сор» могли принять бой. Но численный перевес был на нашей стороне, и они не решились. Они сбежали.

Я не участвовал в том рейде. Я участвовал в отражении атаки на «Союз-3». Но эта атака последовала как ответ на разгром у «Звезды» Шиборина. Тут Алексей…

ФРАГМЕНТ ШЕСТОЙ

89 сутки полета

…Алексей опять весь день просидел за перископом, наблюдал Марс. Уверяет, что уже сумел различить отдельные детали поверхности.

– Каналы видел? – спрашиваю я.

Алексею очень хочется сказать, что он их видит. Но вранье я опознаю сразу же, а потому он пожимает плечами и говорит, что нет, не видел.

– Жаль, – говорю я. – Пора бы.

Продолжаем бездельничать. На велотренажер садимся редко. Сокращаем таким образом расход кислорода. Если бы не костюм «Пингвин», который создает нагрузку на опорно-двигательный аппарат, мы давно превратились бы в длинных бескостных червяков. Циолковский, несмотря на всю свою мудрость, ошибался, доказывая, что в невесомом мире люди будут испытывать только комфорт. На самом деле невесомость превращает людей в уродов. Если не изнурять себя ежедневно на тренажере по пять-шесть часов, то очень скоро кости станут тонкими, как у птиц, мышцы атрофируются, меняются даже внутренние органы. Мы с этим столкнулись, когда стали летать на орбитальные станции, и, к счастью, Яздовский быстро придумал решение. Он и сам летал на «Союз-2», чтобы все попробовать. Провел там больше года, но добился своего: выработал программу восстановления и на себе испытал: когда вылезал из спускаемого аппарата, то встал и пошел. Отругивался еще от коллег, которые пытались его под руку вести…

Но нам теперь не до рекомендаций Яздовского. Главное – долететь. А еще главнее – вернуться живыми. В крайнем случае выбросимся на подлете, ребята подберут и доставят на «Союз», система спасения и эвакуации давно отработана. А там уже наверстаем, и вернемся на Землю вполне здоровыми…

90 сутки полета

…Проснулся сегодня от качки.

Да-да, мне реально показалось, будто бы корабль раскачивается, словно морской на волне.

Думал, что это после сна. Но оказалось серьезнее. Продрал глаза, умылся, позавтракал, а ощущение качки не проходило.

Рассказал Алексею. Тот обеспокоился. Засуетился. Извлек диагностическую укладку. Ощупал меня, прослушал. Допросил, сверяясь с инструкцией.

Потом затребовал связи с Землей.

Это не так-то просто в наших условиях.

Я, конечно, отшучивался. Говорил, что его страдания излишни. Но он – ни в какую.

Короче, вышел на связь по коду 321. Объяснил ситуацию. И только после этого разговора успокоился.

Теперь утверждает, будто бы с самого начала знал, что у меня ничего серьезного нет. Типичное и неопасное расстройство вестибулярного аппарата в отсутствии нагрузки. Пара часов на велотренажере, и все пройдет.

Земные врачи как всегда на высоте. Действительно – стоило подтянуть форму, и все прошло.

Но на самом деле тут есть серьезная проблема. Мы не можем следовать схеме Яздовского, потому что экономим кислород. Но не следовать ей, означает получить всевозможные расстройства. Это сейчас время тянется медленно, а когда прилетим к Марсу, каждая секунда будет на счету, работать придется на износ. Там, у чужой планеты, нам качка совсем не нужна…

91 сутки полета

…Говорили о «Союзах».

Всё-таки Королев – гений. Идея обитаемой орбитальной станции стара, конечно, как мир, но он довел ее до воплощения. Ведь многие сомневались. Говорили, что нет нужды в станциях, если можно сделать большую ракету и запустить корабль сразу на Луну. Но он что-то такое подозревал о свойствах невесомости и настоял. Кроме того разработка большой ракеты требовала времени, а Сергей Павлович всегда опасался, что если мы потеряем фору по времени, то не сможем удержать лидерство и вынуждены будем, как в 57-ом, догонять США. Поэтому он придумал хитрее: вывести на орбиту множество блоков, сцепить их и сделать большой межпланетный корабль уже на орбите. Но для организации сборки корабля требовались космические монтажники, а значит, научно-исследовательская станция должна была со временем превратиться в настоящий завод. Королев решил техническую проблему, Яздовский – медико-биологическую. А мы, военные астронавты, должны были решить проблему безопасности. Каждый решал свою часть задачи, и оказалось, что это самый верный путь…

Алексей говорит, что я зря забросил рассказ о войне на орбитах. Из песни слов не выкинешь. Замалчивание не украшает рассказ.

Я в общем-то согласен с ним. И вовсе не собирался обходить эту страницу своей биографии стороной. Просто очень трудно даются слова, когда приходится рассказывать о кровавых событиях. Наверное, это совесть. Я знал многих ветеранов Великой Отечественной. И давно заметил, что те, кто по-настоящему воевал на передовой, кто пришел с фронта не с грудью, полной орденов, а с медалькой «За взятие», не любят рассказывать о войне, избегают разговоров о фронте, никогда не хвастаются, сколько убили немцев, а сколько взяли в плен. Наверное, это потому, что, несмотря на все пережитое, несмотря на ожесточенность, которая до сих пор в наших сердцах, они сохранили совесть. А совесть говорит: да, мы убивали врага, но враг – тоже человек. Нельзя радоваться смерти человека, нельзя гордиться убийством, даже если оно совершено во имя высокой цели.

Наши старшие офицеры, командование, замполиты всегда говорят, чтобы мы не думали на эти темы. В конце концов они отдают нам приказы, а мы должны эти приказы беспрекословно выполнять. Таким образом они принимают на себя ответственность за совершенное, и если мы все сделаем правильно, по приказу, но окажется, что мы совершили преступление, то они, а не мы, предстанут перед судом. В этом есть и логика, и справедливость, но кому от этого легче?

Когда-то я не понимал ветеранов. Теперь отлично понимаю. Я участник войны. Надеюсь, последней войны на нашей планете. Я никого не убил, но был на передовой. Видел, как убивали и умирали. Мне не хочется рассказывать об этом. Но я расскажу. Ведь для понимания нашей эпохи вам, потомки, следует знать не только ее светлые стороны, но и темные, тайные…