Хронопилот - Владимир Благов

Полусонный, не полностью активизированный Ричард-2 тупо смотрел на своего господина. Лекок, в сравнении с мнеморгом казавшийся чуть ли не карликом, придирчиво осматривал робота, описывая вокруг него круг за кругом. Наконец он заговорил:

— Дик! Ты — мой лучший исполнитель. Тебе все удается просто и легко… Знаешь, для тебя снова есть работа. — Лекок включил голографический проектор, и перед роботом прямо из воздуха возникло лицо генерала Бартона. — Запомни этого человека. Подлежит ликвидации. — Щелчок, и на секунду изображение стало размытым, затем лицо Бартона трансформировалось в лицо Хорна. — Этого запугать, подготовить к психологической обработке. Физическое давление не оказывать. Операцию провести в сжатые сроки, без шума, с условием стопроцентного поражения объекта и стопроцентной гарантии безопасности окружающих.

— Я не варвар, — рявкнул Дик Секонд. — Я все же хронохирург!

— Выбор оружия оставляю на твое усмотрение.

— Задание понял! — мрачно ответил мнеморг.

Эксперимент. 21 июля 1947 года, понедельник

1

Штандартенфюрер Моллер, сорокапятилетний педантичный сангвиник, еще раз мысленно повторил текст радиограммы, продиктованный ему Ренке. Некий «Курт» в некоем пункте «Д» ждет гостей в связи с пуском «Фау-4». Только так можно было понять недвусмысленный намек русского радиста. Интересно, откуда у него эти сведения?

Надо же! Сообщает почти открытым текстом, как в свое время горе-патриоты информировали Сталина о начале войны. Они были настоящими героями, однако, Сталин им не поверил. Этот русский тоже своего рода герой. И он весьма опасен. Если ему известны сверхсекретные данные о времени пробного пуска «Фау», не значит ли это, что русский агент находится здесь, в бункере управления, в одном из соседних кабинетов?

Моллер думал. Его выцветшие глаза пристально изучали ноль на диске номеронабирателя, брови сошлись на переносице, зубы покусывали верхнюю губу. Только что штандартенфюрер был спокоен и даже погружен в сладкую меланхолию, как вдруг звонок Ренке разом лишил его покоя. Моллер не знал, что предпринять. Позвонить в Берлин?! Или для начала все как следует обдумать самому?

«Будем рассуждать логично, — думал Моллер. — Сегодня — двадцать первое. Пуск ракет назначен на двадцать пятое. Что могут успеть сделать русские за эти четверо суток, и что могу успеть я? Омск забросит диверсантов, это логично. Может принять контрмеры, в том числе упреждающие, это тоже логично. Что я смогу противопоставить инициативе Берии? Во-первых, было бы логично перенести дату пуска на двадцать третье июля. Во-вторых, необходимо усилить охрану ПОЛИГОНА, в-третьих, силами Брянского гарнизона обеспечить ликвидацию диверсионной группы и, в-четвертых, во что бы то ни стало выявить русского агента… Необходимо поставить в известность лично Гиммлера!»

В это время в кабинет заглянула шарфюрер Эльза Штедке, личная секретарша Моллера. Эта обаятельная стройная блондинка была, пожалуй, единственной женщиной подземной цитадели. На ПОЛИГОН она попала по личной рекомендации своего шефа, главной слабостью которого всегда были ее голубые лукавые глазки. Сейчас милое овальное личико Эльзы в обрамлении соломенных кудряшек было серьезно и сосредоточенно.

— Герр штандартенфюрер! — сказала она. — На проводе Берлин!

Моллер резко поднялся, будто только и ждал этих слов. Неприятная обязанность докладывать о своих просчетах как будто отпала. Моллер аккуратно снял трубку и приложил ее к уху. Он сразу узнал властный отрывистый голос Гиммлера.

— Моллер! Здравствуйте! Что у вас там творится? Мне доложили, что сегодня утром у вас появился русский самолет. Якобы, он сбил «Ме-109» и ушел безнаказанным. Это достоверная информация?

— Да, рейхсфюрер. К стыду своему, должен подтвердить: все было именно так, как вам доложили. Только это был не совсем обычный самолет.

— Что значит «не совсем обычный»? Мне сказали, что это был заурядный транспортный «Ли-2». И наши истребители не справились с «русской фанерой»?

— Позвольте заметить, рейхсфюрер, что эта «русская фанера» летает быстрее «Мессершмитта». И практически неуязвима.

— В это трудно поверить.

— Уверяю вас, у этого самолета скорость «Мессершмитта» и броня «Тигра»!

— Допустим. Почему же молчала ваша зенитная артиллерия?

— Полковник Штольц доложил, что с земли русский самолет не просматривался. Был слышен только гул моторов…

— Моллер, я вас не понял. Как это самолет с земли «не просматривался»? Он что, шел в облаках?

— Нет, рейхсфюрер… Я не берусь объяснить это с научной точки зрения, только практически никто с земли его не наблюдал. По этой же причине не были своевременно подняты в воздух другие истребители.

— Почему же мне доложили, что это был именно «Ли-2»?! Кто-то же его видел и опознал! И откуда сведения о его непомерной скорости и неуязвимости, если его никто не видел?!

— У нас есть радиодоклад пилота сбитого «Ме-109». Возможно, это секретное оружие русских.

— Невидимый самолет?! — усмехнулся Гиммлер и вдруг, сам себя прервав, предложил. — Ладно, оставим это. Есть дела поважней… Наша агентура в России сообщает, что в Салехарде идет строительство пусковых шахт для русских ракет «Заря». Королев напрягает все силы для того, чтобы уже в августе у России были свои межконтинентальные ракеты. Надо этому помешать. Я пересмотрел план операции «Лотос». Двадцать четвертого ждите моего личного курьера с пакетом. Вместе с ним прилетит человек фон Брауна. Он перенацелит ракеты. Обеспечьте охрану. Все поняли?

— Так точно, рейхсфюрер. Но у меня неприятная новость.

— Еще одна?!

— Есть основания предполагать, что на ПОЛИГОНЕ работает вражеская агентура.

— Что-о?! — спокойно-зловещий тон Гиммлера мог напугать кого угодно, но Моллер не дал шефу опомниться.

— Оберштурмбаннфюрер Ренке сообщил мне о перехваченной радиограмме. В ней русский агент почти прямым текстом указывает дату пуска.

— Что вы предлагаете, Моллер?

— Рейхсфюрер, — Моллер приготовился к этому вопросу. — Выход один — перенести показательный пуск на двадцать третье.

После минутной паузы Гиммлер спросил:

— Вы уложитесь по времени, Моллер?

— Да, рейхсфюрер. Две «Фау» подготовлены к старту. Осталось только заправить их окислителем и установить боеголовки. Ракеты уже нацелены.

— Я же сказал вам, что пересмотрел планы операции, — раздраженно сказал Гиммлер. — Ждите курьера двадцать третьего, а этому Ренке сейчас же передайте мой приказ: найти радиста! Срочно! В течение суток! Все.

Загудели гудки: Гиммлер дал отбой. Моллер расслабился, опустился в кресло, бросил трубку на рычаг и хотел было набрать номер Ренке, но передумал, зевнул и, сомкнув веки, двумя пальцами помассировал переносицу.

Очаровательно улыбаясь, в кабинет вошла Эльза Штедке с подносом в руках.

— Кофе господину штандартенфюреру, — нежно пропела она.

Сидя в кресле, Моллер поманил ее пальцем. Лицо его посетила довольная ухмылка, в глазах запрыгали веселые огоньки. Штандартенфюрер ласково сжал в руках узкую ладонь подошедшей блондинки и искательно заглянул в её голубые манящие глаза.

2

Над входом в белое двухэтажное здание реял алый флаг со свастикой в белом круге. Улица была пустынна, а у входа в комендатуру стоял запыленный новенький «опель-капитан».

Сил Силыч Барсук долго не мог войти в комендатуру — не пускал надменный рыжий солдат с повадками тюремного надзирателя. Изгалялся, корчил из себя Бог знает какого героя, Зигфрид несчастный! «Шмайссером» пугал, делал губы трубкой, издавая непристойные звуки. В другое время да в другом месте Барсук с таким бы цацкаться не стал — живо к ногтю. А теперь приходилось терпеть и жалко улыбаться в ответ господину немецкому солдату, мать его так, уповая на его мягкосердечие.

По счастью, когда Сил Силыч был уже на нервах, как из-под земли вырос на крыльце штурмфюрер Фогель. Он узнал Барсука и остановил распоясавшегося часового.

— Вы к господину оберштурмбаннфюреру? — спросил Фогель. Он хорошо знал русский язык и был неизменно вежлив с предателями, в душе их презирая.

— Так точно, герр штурмфюрер, — хмуро рапортовал Сил Силыч. — У меня важная информация, а этот дармоед изгаляется — не пускает.

— Идите за мной. Оберштурмбаннфюрер у себя в кабинете.

Они пошли наверх по лестнице, потом по узкому полутемному коридору.

— У вас очень усталый вид, господин Барсук, — вежливо сказал Фогель. — Я подозреваю у вас состояние, которое по-русски называется по-кмелье. Не желаете ли стаканчик шнапса, опо-кмелиться?

— Буду премного вам благодарен, господин Фогель, — подобрел Барсук. С этими словами он переступил порог кабинета.