Черный кот. Три орудия смерти (сборник) - Гилберт Честертон

Странной черной дороге, которая уходила вглубь парка, будто специально придали трагический вид, и не раз, идя по ней, он вздрагивал оттого, что ему чудилось, будто впереди слышались шаги. Калхуну ничего не было видно, кроме темных неприветливых сосен по бокам да лоскута звездного ночного неба над ними. Сначала ему казалось, что этот звук породило его воображение или эхо собственных тяжелых шагов заставило его ошибиться. Но чем дольше он шел, тем больше остатки здравого разума указывали ему на то, что на дороге действительно был кто-то еще. Он подумал о привидениях и даже слегка удивился, насколько быстро ему удалось представить себе соответствующего месту призрака: это был дух с лицом белым, как у Пьеро, но в черных пятнах. Вершина темно-синего звездного треугольника над ним начала светлеть и прибавила голубизны, но американец еще не догадывался, что причиной этому были приближавшиеся огни большого дома и сада. Пока он чувствовал лишь, что темнота вокруг сгущается, что тоска, разлитая по роще, заставляет его все больше и больше думать о жестокости, о таинственности, о… он заколебался, подбирая нужно слово, а потом, хохотнув, произнес: «О катастрофизме».

Еще сосны, еще какой-то участок дороги проплыл под ногами, а потом американец остановился и замер, словно неведомые чары обратили его в камень. До этого он чувствовал себя так, будто попал в сон, но в ту секунду он готов был поклясться, что угодил в книгу. Ибо мы, разумные существа, привыкли жить рядом с несоответствием, мы свыклись с клацающими шагами несообразности, под эту мелодию мы спокойно засыпаем. Но, случись что-нибудь сообразное, мы тут же вздрагиваем и просыпаемся, словно услышав фальшивую ноту в аккорде. В тот миг произошло нечто такое, что вполне могло случиться в подобном месте на страницах какого-нибудь забытого романа.

Из-за черных сосен вылетела, сверкая в лунном свете, обнаженная шпага – тонкая и блестящая рапира, возможно прошедшая через множество несправедливых дуэлей, которые повидал этот старинный парк на своем веку. Она упала далеко, но прямо на дорогу впереди него, где замерла, блестя, словно огромная игла. Опомнившись, он большими скачками, точно кролик, подбежал к ней и склонился, чтобы получше рассмотреть. С близкого расстояния она выглядела нарочито ярко: подлинность огромных красных камней на рукоятке и гарде вызывала некоторое сомнение. Но другие красные капли, на клинке, сомнений вызвать не могли.

Кидд растерянно посмотрел в том направлении, откуда прилетел удивительный снаряд, и увидел, что в этом месте стена елей и сосен прерывается меньшей дорожкой, пересекающей под прямым углом ту аллею, по которой он шел. Когда он свернул на нее, перед ним во всей красе предстало широкое ярко освещенное здание с озером и фонтанами, но он не смотрел на него, потому что внимание его привлекло нечто более интересное.

Над ним, на склоне крутого зеленого склона расположенного террасами сада притаился один из живописных маленьких сюрпризов, характерных для старинного декоративного садоводства, – небольшой округлый холм или бугорок, покрытый травой и чем-то напоминающий гигантскую кротовину, окруженный и увенчанный тремя рядами розовых кустов. На самом верху, прямо посередине, возвышались солнечные часы. Кидду были видны торчащий треугольник, чернеющий на фоне неба, точно акулий плавник, и высокая подставка неподвижных часов, охваченная призрачным лунным светом. Но он также успел заметить и нечто другое, цепляющееся за постамент, хотя этот темный силуэт пробыл там всего миг.

Это был человек. Несмотря на то что фигура оставалась там не больше доли секунды, несмотря на то что на мужчине был причудливый, немыслимый костюм (он весь был затянут в тесное темно-красное трико в золотых блестках), он узнал его. Одной вспышки лунного света хватило ему, чтобы различить бледный лик, устремленное к небу чистое и неестественно молодое байроновское лицо, только с римским носом, и черные, подернутые сединой кудри, которые он видел на тысячах фотографий сэра Клода Чампиона. Фантастическая красная фигура какую-то секунду цеплялась за часы, а потом упала, скатилась по крутому склону к ногам американца и, шевельнув рукой, замерла.

Витиеватый, причудливый золотой узор на рукаве вдруг заставил Кидда вспомнить о «Ромео и Джульетте». Ну конечно, этот облегающий малиновый наряд был нужен для роли. Но на склоне, по которому скатился человек, осталось длинное красное пятно… и это уже не было частью пьесы. Он был ранен.

Мистер Калхун Кидд стал кричать, призывая на помощь. Снова ему почудилось, что поблизости раздались призрачные шаги, но на этот раз он вздрогнул, когда увидел, что рядом с ним выросла еще одна фигура. Он знал, кто это, и все же появление этого человека испугало его. Беззаботный репортер «Модного общества», назвавшийся Дэлроем, казался жутко спокойным. Если Бульнуа не являлся на назначенные встречи, то Дэлрой, похоже, имел зловещую привычку являться на встречи неназначенные. В свете луны все потеряло свой истинный цвет, и бледное лицо рыжеволосого Дэлроя выглядело не столько белым, сколько зеленоватым.

Наверное, эта цветовая катавасия, этот нездоровый импрессионизм заставил Кидда выкрикнуть, грубо и безо всякого разумного повода:

– Негодяй, это вы сделали?

Джеймс Дэлрой неприятно улыбнулся, но, прежде чем он успел что-то ответить, лежащая на земле фигура снова шевельнула рукой и слабо махнула в сторону того места, где упала шпага. Потом послышались слабый стон и едва различимые слова:

– Бульнуа… Это Бульнуа… Бульнуа это сделал… ревновал ко мне… ревновал, он, он…

Кидд склонился, чтобы разобрать что-то еще и услышал уже совсем тихое:

– Бульнуа… моей шпагой… бросил ее.

Снова рука двинулась в сторону шпаги, но обмякла и глухо упала на землю. В глубине души Кидда пробудилась та странная резкость, которая стоит за серьезностью американцев.

– Вот что, – сухо произнес он. – Разыщите доктора. Он умирает.

– Думаю, священник тоже не помешает, – с непонятной интонацией отозвался Дэлрой. – Все эти Чампионы – паписты.

Американец опустился на колени рядом с телом, приложил к груди ухо, приподнял голову, пытаясь вернуть к жизни заколотого, но когда второй журналист вернулся в сопровождении доктора и священника, он встретил их сообщением, что они пришли слишком поздно.

– Вы тоже оказались здесь слишком поздно? – подозрительно осматривая Кидда, спросил доктор, солидный, важного вида мужчина с самыми обычными усами и бакенбардами и наблюдательным взглядом.

– В некотором роде, – протянул журналист «Солнца Запада». – Я не успел спасти его, но успел услышать кое-что важное. Я услышал, как умирающий назвал убийцу.

– И кто же убийца? – Доктор сдвинул тяжелые брови.

– Бульнуа, – ответил Калхун Кидд и негромко присвистнул.

Доктор посмотрел на него удивленно-негодующе, лицо его стало наливаться краской, но возражать он не стал. Тогда заговорил стоявший чуть в стороне невысокий священник.

– Дело в том, что мистера Бульнуа сегодня не было в «Пендрагон-парке».

– Тем не менее, – непреклонным тоном произнес янки, – я думаю, что могу помочь Старому Свету с фактами. Да, сэр, Джон Бульнуа сегодня весь вечер собирался пробыть дома – у меня, видите ли, была назначена встреча с ним. Но Джон Бульнуа передумал. Джон Бульнуа неожиданно ушел из дома и в одиночестве направился сюда, в этот чертов парк, около часа назад. Так сказал мне его дворецкий. Я думаю, что мы имеем самый настоящий ключ, как это называет доблестная полиция… Вы, кстати, их уже вызвали?

– Да, – сказал доктор. – Но больше пока никому ничего не сообщали.

– А миссис Бульнуа знает? – спросил Джеймс Дэлрой, и снова Кидд почувствовал необъяснимое желание заехать кулаком по этой усмехающейся физиономии.

– Я ей не говорил, – угрюмо произнес доктор. – Но вот и полиция.

Тем временем маленький священник сходил на главную аллею и вернулся со шпагой, которая казалась до смешного огромной и театральной в руках этого невысокого коренастого человечка, странным образом имевшего одновременно и церковный, и светский вид.

– Пока не прибыла полиция, – произнес он извиняющимся тоном. – Кто-нибудь может подсветить?

Журналист янки достал из кармана электрический фонарик. Священник поднес его к шпаге, помаргивая, внимательно осмотрел середину клинка и, даже не взглянув ни на острие, ни на рукоятку, передал длинное оружие доктору.

– Боюсь, мои услуги здесь не понадобятся, – коротко вздохнув, произнес он. – Всего хорошего, джентльмены.

И он побрел по темной аллее к дому, сложив за спиной руки и задумчиво опустив большую голову.

Остальные поспешно устремились к воротам сада, где инспектор с двумя констеблями уже разговаривали с привратником. Но священник шел сквозь беспросветный коридор сосен все медленнее и медленнее, а у порога и вовсе застыл. Дело в том, что навстречу ему совершенно бесшумно из дому выплыло видение, которое даже мистер Калхун Кидд посчитал бы соответствующим его представлениям о прекрасном и аристократическом призраке. Это была молодая женщина в старинном серебристом атласном платье такого фасона, который носили в эпоху Возрождения, золотистые волосы ее были сплетены в две длинные блестящие косы, и лицо, обрамленное ими, казалось таким бледным, что можно было подумать, будто вся она сделана из золота и слоновой кости, как какая-нибудь старинная греческая статуя. Только глаза ее горели ярко, а голос, хоть и негромкий, звучал уверенно.