Всех помню… - Михаил Скороходов

Прежде чем перейти к собственно воспоминаниям, необходимо коротко напомнить читателям некоторые сведения о фон Ильгене. То была зловещая фигура даже среди гитлеровцев: командующий «Остентруппен», т. е. «восточными войсками», главная задача которых заключалась в карательных акциях на оккупированной Украине. 8 ноября 1943 года генерал фон Ильген хвастливо заявил на одном из служебных совещаний, что он решительно покончит с партизанами и, наконец, будет иметь возможность побеседовать с партизанским командиром.

Этого палача партизаны приговорили к смертной казни, но, учитывая его желание встретиться с командованием отряда, решили доставить в лес живым.

Операция была поручена Николаю Ивановичу Кузнецову и мне. К ней мы подключили также партизан-подпольщиков Яна Каминского и Мечислава Стефаньского. Подготовительную часть операции должны были провести наши славные разведчицы Лидия Лисовская и Майя Микота, которые в особняке фон Ильгена уже давно «акклиматизировались» и считались своими…

И вот мы в Ровно.

— …Пора. — сказал Кузнецов, взглянув на часы, и откинулся на спинку сиденья.

Делал он это всегда так, что даже мне, знавшему Николая Ивановича не первый год, начинало казаться, будто рядом сидит не боевой мой товарищ, а всамделишный офицер гитлеровского вермахта.

Вот так, важно восседая в перекрашенном на всякий случай «адлере», мы стремительно мчимся по центральной улице Ровно, не обращая внимания на военные патрули и жандармов. Вот и Млынарская улица, на которой белеет особняк фон Ильгена.

Мы останавливаемся. Дверь особняка открыта. В доме ни одной живой души. Занавеска на окне сигнализирует, что операцию проводить нельзя.

— Вперед! — командует Кузнецов. Мы направляемся к ресторану, где была назначена встреча с Лисовской на тот случай, если она даст сигнал «отбоя».

Быстро включаю передачу, и «адлер», разбрызгивая грязь, уносит нас дальше. Останавливаемся возле ресторана.

— В чем же дело? — тихо спрашиваю Кузнецова.

— Сейчас узнаем, — говорит он и направляется к ресторану.

Мы трое остаемся в машине, курим, изображая праздно болтающих вояк. Вскоре замечаем, что к Кузнецову подошла Лидия Лисовская.

Я вижу: ребята нервничают. Уже третий день подряд мы подъезжаем к особняку, а генерал почему-то не является домой. Чревоугодник и гурман, фон Ильген не приходит на обед! Тут что-то не так… Может, у генерала возникло подозрение и он хочет убедиться, что за ним идет охота, а затем устроить нам засаду? Может быть, мы уже в прорези десятка прицелов? Но вокруг вроде все спокойно. Хотя кто знает, какую хитрость затеял враг!

Наконец появляется Николай Иванович. Он по-прежнему строг, но я уже вижу — в глазах живой блеск. Значит, опасности нет.

— Операция откладывается до четырех часов, — сообщает нам Николай Иванович. И весело добавляет: — Откладывается, но не отменяется. Что будем делать до четырех?

— Может, вернемся ко мне? — предложил Стефаньский.

— По городу покатаемся, — высказался Ян Каминский.

— А может, за город? — вслух подумал я.

— Правильно, Коля, — согласился Кузнецов, — погуляем по лесу.

Загнав «адлер» в кусты, мы часа два гуляли в осеннем лесу, наблюдали за птицами. Николай Иванович отпускал остроумные шутки по поводу офицерских мундиров рейхскомиссариата, надетых Каминским и Стефаньским. К моей форме солдата он уже давно пригляделся. Не остались в долгу и мы. Кузнецов в этот день старательно навесил на мундир все «свои» награды: железный крест первого класса, ленточку от железного креста второго класса, медаль «За зимний поход на Восток» и золотой отличительный знак за тяжелое ранение.

— Щедро фюрер одаривал вас за подвиги, господин обер-лейтенант, — смеялись мы…

Все это было разрядкой перед опасной операцией.

В назначенный час я остановил серый «адлер» у особняка на Млынарской. Прогулка в лес сняла напряжение, появилась уверенность в успехе. Часовой у дома (он был из полицаев) вытянулся. Кузнецов что-то сказал ему по-немецки и, не слушая ответа, прошел в дом. За ним проследовали Каминский и Стефаньский. Навстречу Кузнецову вышел денщик Мясников. Увидев направленный на него пистолет, он безропотно дал себя обыскать. Выйдя из дома, Кузнецов шепнул мне, что будем снимать часового. Мы подошли к нему и потребовали зайти в особняк. Он, видимо, сразу понял, в чем дело. Надев его каску, я занял место часового у особняка.

Надо сказать, что наши пленные Луковский и Мясников попали в домашние охранники к Ильгену не по доброй воле. Оставаясь в душе людьми советскими, они только ждали случая, чтобы связаться с партизанами. Именно теперь им такой случай и представился, поэтому оба охотно согласились перейти к партизанам а оказать нам помощь в захвате фон Ильгена. Мое место на посту вновь занял Луковский. Я прохаживался рядом. Кузнецов с Каминским и Стефаньским в это время обыскивали квартиру и упаковывали в чемоданы то, что могло пригодиться партизанам. Стать на пост у особняка предложил сам Луковский, чтобы не вызвать подозрений. Генерал знал его в лицо.

Просто удивительно, как своевременно все было сделано. Буквально через несколько минут к особняку подкатил черный длинный «мерседес», из него вышел энергичный, крепко сложенный человек в генеральской форме. Он что-то сказал своему водителю, и «мерседес» удалился. Генерал легко взбежал на крыльцо, даже не взглянув на часового…

— Ну все, генералу крышка, — сказал я Луковскому, когда фон Ильген скрылся за дверью. Теперь оставалось только ждать развязки…

Конечно же, у меня не было сомнений, что Кузнецов со своими помощниками блестяще справится с фашистским генералом, но в моей голове пронеслись тревожные мысли: а вдруг оставшийся на кухне Мясников предупредит генерала о засаде, вдруг не очень опытные в подобных операциях Стефаньский и Каминский растеряются, сделают что-то не так, вдруг уже сейчас там нужна моя помощь? И хотя я обязан был оставаться у машины и следить за подступами к особняку, под впечатлением нахлынувших мыслей я рванул дверь, за которой скрылся генерал.

И сразу увидел: фон Ильген оторопело стоит под пистолетом Кузнецова. Однако мое появление заставило Николая Ивановича на мгновение отвлечься, генерал же решил, что пришла подмога, и с кошачьей ловкостью бросился на Кузнецова.

Сейчас уже трудно вспомнить подробности этой схватки, но нужно отдать должное командующему «Остентруппен» — это был здоровый, с тренированными мускулами генерал. Схватка в коридоре длилась несколько минут, и мы, пятеро молодых хлопцев (нам активно помогал денщик Мясников), не без труда скрутили Ильгена и всадили ему в рот тугой кляп. Я дал Яну Каминскому кусок парашютной стропы, я он связал фашисту руки. Связал, как оказалось потом, не очень надежно.

— Надо торопиться, — предупредил Луковский, — скоро придет разводящий со сменой.

Мы начали спешно грузить в машину генеральскую одежду, чемоданы, оружие, боеприпасы. Денщик оставил на столе записку:

«Немцы, спасибо за кашу. Уходим к советским партизанам и забираем с собой генерала фон Ильгена.

Текст ее продиктовал Николай Иванович. Чтобы запутать след.

Помятый и связанный, генерал шел к машине покорно, однако Кузнецов на всякий случай держал его под руку. Я распахнул дверцу «адлера», дескать, битте, господин генерал. Но гитлеровец внезапно освободился от пут, вырвал кляп, заорав на всю улицу; «Хильфе!» («На помощь!»), и тут же вцепился в Кузнецова. Я был ближе всех к генералу и первым бросился ему под ноги. Рванул на себя, свалил, а подоспевшие Каминский и Стефаньский снова скрутили генералу руки и плотно всадили в рот кляп, прихватив его парашютной стропой.

Я сел за руль Кузнецов еще что-то говорил Лидии Лисовской. Уже можно было трогаться, как вдруг мы услышали торопливый топот. Вынимая на ходу пистолеты, к нам спешили четверо офицеров. Что они успели увидеть и понять, мы не знали. Однако первая мысль, которая пришла в голову, — стрелять! Я привычно потянулся за автоматом, лежащим рядом с сиденьем…

Нельзя не восхищаться тем, что сделал Кузнецов в следующее мгновение, ибо этот поступок свидетельствовал не только о выдержке и хладнокровии разведчика, но и о его глубоком уме, тонком знании психологии фашистов, феноменальной реакции. Кузнецов резко повернулся к офицерам, которые были значительно старше его по чину, и строго, почти недовольно спросил:

— В чем дело, господа?

Фашисты опешили, остановились.

— Я офицер службы безопасности, — продолжал Николай Иванович и быстро показал номерной жетон СД. — Мы выследили и арестовали советского террориста, переодетого в нашу форму…

Кузнецов спрятал жетон, и я подумал, что сейчас он сядет в машину, и мы как можно быстрее уедем. Но Николай Иванович потребовал у офицеров документы, записал их фамилии, а одного попросил поехать с нами в качестве свидетеля. Все это было проделано с поразительной выдержкой и достоинством.