Сотворение мира - Гор Видал

— Да ну? Ведь Бактрия так далеко!

— В Бактрии живет отец Великого Царя, госпожа, там его вотчина.

— Это не его вотчина. Он там просто сатрап. Он Ахеменид из священных Пасаргад.

Лаис, в своем выцветшем шерстяном платье, окруженная гурами, не дрогнула перед лицом не только дочери Кира, но и любимой жены Дария. Лаис никогда не знала страха. Колдовство?

— Из Бактрии пришел Дарий, чтобы восстановить империю вашего отца, — сказала она. — Из Бактрии же Зороастр заговорил голосом Мудрого Господа, чьим именем ваш муж Великий Царь правит во всех своих землях. Берегитесь, госпожа, как бы не пало на вас проклятие Единого Бога.

В ответ Аристона подняла к лицу правую руку, нелепо прикрывшись золотистым рукавом, и поспешила удалиться.

Лаис обернулась ко мне, глаза ее горели гневом:

— Никогда не забывай, кто ты. Никогда не отрекайся от Истины и не следуй Лжи. Никогда не забывай, что ты сильнее, чем все поклонники демонов.

Это произвело на меня сильное впечатление. Ведь я уже тогда понимал, что Лаис нет дела ни до какой из религий (фессалийское колдовство не в счет). Но Лаис очень хитрая и практичная женщина. В Бактрии она заставила себя выучить тысячу гимнов и ритуалов, чтобы убедить Зороастра в своем следовании Истине. Затем она постепенно внушила мне, что я не такой, как все, что Мудрый Господь избрал меня быть постоянным свидетельством Истины.

В юности я не сомневался в словах Лаис. Но теперь, когда жизнь близится к концу, я понятия не имею, выполнил я возложенную на меня Мудрым Господом миссию или нет, — даже допуская, что таковая была на меня возложена. Должен также признаться, что за семьдесят лет, прошедших после смерти Зороастра, я насмотрелся на столько божественных ликов в стольких частях этого огромного мира, что уже ничего не могу утверждать определенно.

Да, Демокрит, я помню, что обещал тебе объяснить, откуда возник мир. И я объясню — насколько это вообще поддается объяснению. Что касается существования зла, то это объяснить проще. Сказать по правде, я удивлен, что ты сам не разгадал загадку Лжи, которая и определяет Истину, — в этом кроется подсказка.

3

Вскоре после визита Аристоны всех кур во дворе перерезали. Я скучал по ним. Моя мать — нет.

Стояла ранняя осень, когда нас навестил младший канцелярский чин. Его прислал распорядитель. В канцелярии решили, что я должен ходить в придворную школу. Очевидно, весной, когда я проживал при дворе, мне не нашлось в ней места. Но теперь чиновник вознамерился лично сопроводить меня в класс.

Лаис постаралась воспользоваться непонятным случаем и потребовала новые комнаты. Это невозможно, был ответ. Никаких инструкций на этот счет. Она попросила об аудиенции у царицы Атоссы. Евнух с трудом сдержал смех от такой дерзкой просьбы.

И бедная Лаис так и осталась на положении заключенной. Я, по крайней мере, ходил в школу и был от этого в восторге.

Придворная школа делится на две группы. В первой учатся члены царской фамилии — в то время насчитывалось с три десятка принцев в возрасте от семи до двадцати лет, — а также многочисленные сыновья Шести.

Во второй учат сыновей менее знатных вельмож и малолетних «гостей Великого Царя», как называют заложников. Узнав, что я учусь не в первой группе, Лаис пришла в ярость. На самом деле она не понимала, как нам обоим повезло, что мы вообще остались живы.

От школы я был в восторге. Она располагалась в просторном помещении с окнами на огороженный стеной парк, где мы упражнялись в стрельбе из лука и верховой езде.

Нашими учителями были маги старой школы, они ненавидели Зороастра и опасались его влияния. В результате большинство как учителей, так и учащихся-персов старались не замечать меня. Моими товарищами были лишь «гости Великого Царя», поскольку и сам я в некотором смысле являлся «гостем». И я был наполовину грек.

Вскоре я подружился с мальчиком моих лет по имени Милон, чей отец, Фессал, приходился сводным братом афинскому тирану Гиппию. Хоть Гиппий и продолжил золотой век своего отца Писистрата, афинянам это семейство надоело. Ведь известно, что, когда афинянам живется хорошо, они сразу начинают искать себе какую-нибудь неприятность, а такие поиски быстро заканчиваются успехом.

Со мной в классе также учились сыновья милетского тирана Гистиэя. Сам Гистиэй числился в «гостях», поскольку приобрел слишком много богатства и власти. Однако во время вторжения Дария в Скифию он доказал свою преданность — и предусмотрительность.

Чтобы переправить персидское войско в Скифию, Дарий построил из лодок мост через Геллеспонт. Когда Великий Царь вернулся к Дунаю (где ранили моего отца), многие греки-ионийцы хотели сжечь мост и оставить Дария на растерзание скифам. Если бы Дария убили или взяли в плен, ионийские города объявили бы свою независимость от Персии.

Но Гистиэй отверг этот план.

— Дарий — наш Великий Царь, — сказал он прочим тиранам. — Мы поклялись ему в верности.

Но по секрету Гистиэй предостерег их, что без поддержки Дария ионийская знать заключит альянс с чернью и свергнет тиранов, в Афинах такой союз боролся в то время против последних Писистратидов. Тираны послушались совета, и мост остался невредим.

Дарий благополучно возвратился домой. В благодарность он подарил Гистиэю несколько серебряных рудников во Фракии. И тут, будучи правителем Милета и владельцем фракийских богатств, Гистиэй стал уже не рядовым тираном, а могущественным царем. И всегда бдительный Дарий пригласил его с двумя сыновьями в Сузы, где они и стали «гостями». Хитрый, неугомонный Гистиэй не мог привыкнуть к жизни «гостя»… Я упоминаю обо всем этом, чтобы лучше объяснить те войны, что Геродот называет Персидскими.

В школе я большую часть времени проводил среди греческих заложников. Хотя маги запрещали нам говорить по-гречески, вдали от учительских ушей мы общались только на этом языке.

Однажды холодным зимним днем мы с Милоном сидели на мерзлой земле, наблюдая, как наши товарищи метают дротик. Одетые по-персидски — в толстые шаровары с тремя парами подштанников, — мы не ощущали холода. Я и сейчас так одеваюсь и часто советую грекам последовать моему примеру, но их невозможно убедить, что несколько слоев легкой одежды спасают не только от холода зимой, но и от жары летом. Греки когда не голые, то кутаются в пропитанную потом шерсть.

От своего отца Милон унаследовал вкус — но не талант — к интриге. Он с удовольствием объяснял мне, кто при дворе какую партию поддерживает.

— Все хотят, чтобы после смерти Дария его сменил на троне Артобазан, потому что он старший сын. Артобазан также внук Гобрия, который все еще думает, что не Дарий, а он должен быть Великим Царем. Но пятеро из Шести поддерживают Дария.

— Как же иначе? Ведь Дарий — Ахеменид. Он племянник Кира Великого.

Милон с жалостью взглянул на меня. Да, в Сузах даже мальчишки умеют так смотреть. При дворе даже мальчишки хотят казаться посвященными в секреты, скрытые от остальных.

— Дарий, — сказал Милон, — такой же родственник Кира, как ты и я. Конечно, все знатные персы приходятся родней Киру, и поэтому, вероятно, в Дарии есть кровь Ахеменидов — как во мне от моей матери и в тебе от отца. Впрочем, в тебе нет — Спитамы на самом деле незнатная фамилия. Они даже и не персы, ведь так?

— Наша фамилия знатнее всех знатных. Мы святые. — Во мне проснулся внук пророка. — Мы избраны Мудрым Господом, который сам говорил со мной…

— Ты в самом деле можешь глотать огонь?

— Да, — сказал я. — И дышать им, когда чувствую божественное вдохновение или гнев. Но если Дарий не родственник Кира, как же он стал Великим Царем?

— Потому что он лично убил верховного мага, обманывавшего всех, выдавая себя за сына Кира.

— Но может быть, тот маг и в самом деле был сыном Кира?

В столь раннем возрасте я уже представлял, какие порядки царят в этом мире. Лицо Милона вдруг стало очень греческим — дорическим. Голубые глаза округлились, приоткрылись розовые губы.

— Как ты можешь произносить такую ложь?!

— Иные люди лгут. — Теперь пришел мой черед показать, что и я не лыком шит. — Но я не умею лгать, потому что я — внук Зороастра. — Я говорил возвышенно и дерзко, с чувством превосходства. — А вот некоторые умеют и лгут.

— Ты называешь лжецом Великого Царя?

Я заметил опасность и аккуратно ее обошел:

— Нет. И поэтому я так удивился, услышав, что ты обвиняешь его во лжи. Ведь это он называет себя Ахеменидом и родственником Кира, а ты это отрицаешь.

Милон совершенно смешался и перепутался:

— Благородный перс, каковым является отец моей матери, не может лгать. Также не может лгать и афинский тиран, каковым являюсь я…

— Ты хочешь сказать: афинский тиран, каковым был твой дядя?