Бывший Булка и его дочь - Сергей Иванов

– Пррашу! – сказал он голосом телевизионного официанта, сделал приставной шаг, будто в балете, и распахнул дверь.

И сразу она увидела комнату, поразившую её множеством книг, лежащих где попало и выстроившихся на полках от потолка до пола. Ещё здесь была масса карандашей, фломастеров, каких-то бумаг, вещиц, никогда раньше не виданных Лидой, – так называемых старинных, так называемых "безделушек". То кинжальчик для разрезания бумаг (о чём Лида могла только догадываться), то какой-то бронзовый дурачок.

Посреди всего этого в кресле-кровати полусидела-полулежала Надя, укрытая клетчатым… как это называется? Пледом, вспомнила Лида… В толстенных своих очках на красном простуженном носу.

На какое-то время Лида забыла обо всём, потому что увидела Надю, свою Надю, которую в самом деле любила. Надя стала говорить про… в общем, про всякие неважные вещи; она говорила это, чтобы Лида освоилась. Она просто удивительно всё понимала – Надя!

Потом наступила совсем маленькая заминочка. Наверное, Надя просто остановилась, чтобы перевести дух. Но именно с этого момента Лида заметила: а ведь я жду!.. Она ждала, когда в комнату войдёт Сева.

Невольно даже напрягала левую щёку и левый бок, которыми сидела к двери, – словно оттуда дует. Тут Надя спросила её что-то весёлым таким голосом: она ведь тоже была довольна, что к ней Лида пришла. И не получила ответа.

– Лида! Ты чего?

– Н-ничего! – сказала Лида, как испуганная. – Честное слово, ничего!

Надя взяла со стола медный колокольчик, секунду повертела его в руках, динькнула и тут же поймала звук, обняв колокольчик ладонью.

– Тебе Сева открывал?

Лида кивнула. Так она впервые услышала его имя.

– Ну и как он тебе?

Лида пожала плечами и, кажется, покраснела. Она очень старалась не покраснеть, а это уж – пиши пропало!

Именно здесь невидимая чёрная кошка прошла между Лидиным стулом и Надиным креслом. Они опять стали разговаривать, причём Лида с ненатуральной оживлённостью, слова старалась подбирать поумнее. Один раз даже всунула какие-то биоритмы (вместо простого "распорядка дня"). И это всё перед Надей. Господи! Как глупо! Перед Надей, которая… которая… Да уж не говоря ни о чём другом, которая просто была семиклассницей!

Вдруг Надя как бы перебила её – кашлянула, не то просто посмотрела. Лида на полуслове остановилась.

– Я тебе хочу сказать одну вещь про Севу. Ну, раз мы будем дружить, чтоб ты знала…

Почему "будем"?.. Что-то она говорила сейчас не так. Но что – Лида пока не понимала.

– Сева, он, видишь ли… У моего папы есть двоюродная сестра, моя двоюродная тётя… – Она посмотрела на Лиду. – Это Севина мать. А мне он, значит, троюродный брат. И у нас он в гостях. Приехал ко мне на несколько дней.

"А я здесь при чём? – быстро подумала Лида. – Ну да, мы же подружки. Она мне всё рассказывает, а я – ей. Ну тогда ясно. А зачем она мне, что троюродный?"

Было в этом что-то неприятное для Лиды. Почему Надя сразу всё заметила, будто следила, будто подсматривала за ними в прихожей. И потом, едва поздороваться успели, стала рассказывать про эту троюродность. Зачем?

Вдруг Лида догадалась: она боится, что я и Сева… потому что она сама… Поэтому и начала быстрей… предупреждать: его мама да мой папа… Ведь если б Сева был родной или двоюродный, тогда стыдно. А троюродный – почти как чужие. Влюбляйся хоть до потери пульса.

На секунду ей стало жарко, словно на контрольной, в пылу сражения: решила! И растерялась: а дальше как? Хоть бы ей вообще здесь не появляться. Она вся притаилась. Да куда денешься – подняла глаза.

Надя смотрела на неё как-то слишком спокойно, изучающе, как следователь на шпиона: попалась, голуба, теперь никуда не денешься! И слова она произнесла именно такие – уверенные, взрослые.

– Ну ладно, – сказала она, как бы успокаивая и на время прощая Лиду. – Пойдём чай пить.

Лида встала, ища глазами Надины глаза. Она всё твёрдо решила… Ну не ссориться же из-за мальчишки! Настоящую подружку и найти труднее, и дружить с ней куда интересней, чем с мальчишкой.

А такая, как Надя, такая подруга вообще выпадает, может быть, раз в жизни.

И Лида решила: не нужен мне никто, кроме Нади!.. Они перешли в большую комнату (в гостиную). Она у Старобогатовых действительно была большая. Даже несмотря на то, что здесь громоздилась довольно-таки несовременная пузатая мебель, было всё равно просторно.

– Ух ты! – невольно сказала Лида. – Какая комната! Тут можно прямо в пинг-понг играть.

– В пинг-понг? – Надя усмехнулась, глаза её глядели внимательно и грустно.

– А… А что?..

– Разве ты не заметила? У нас Сева как раз пинг-понгом увлекается. Даже в гости своё оружие захватывает.

– Сева?

– Ну не я же.

Тут Лида увидела на блестящем тёмно-вишнёвом пианино между стопками нот – тоже стопкой пинг-понговские ракетки: три штуки, все в специальных чехольчиках.

Говорить Наде, что, мол, я их не заметила раньше (как и было на самом деле), вышло бы глупо. А не говорить – получается, она о пинге специально для Севы завела.

Перешагнув невидимую границу, она взяла верхнюю ракетку, расстегнула на чехольчике молнию. Ракетка в самом деле была хороша. Лида невольно двинула рукой, словно отбивала мячик.

– Ты играешь? – спросила Надя.

– Не, совершенно нет!

– А врать – нехорошо! – В дверях стоял Сева.

– Почему врать? – как бы становясь на его сторону, спросила Надя.

– А потому, что у неё движение слишком профессиональное. – И он повторил Лидино движение, но только резче и красивее.

Хорошо хоть отвечать ей ничего не потребовалось – в комнату вошёл Надин отец. На нём были серые брюки и мягкая клетчатая рубашка. А Лида сразу вспомнила его в купальных трусах, в войлочной шляпе, толстого и немножко косолапого. Он забирался в маленькую резиновую лодку, а Лида с Надей выталкивали её на первую глубину – была такая как бы игра… И там он сидел, Владимир Иванович, и удил бычков. Не курит, не шевелится – час, два, три. Они с Надей придут откуда-нибудь, а он всё сидит. А бычки ему попадались редко.

Сейчас Лида подумала, что, наверное, и он вспомнил её в "срамных бикинских трусишках" (как выражался про них батянька), и немало порадовалась, что пришла сюда в брюках и свитере по самую шейку.

Открылась дверь третьей комнаты, и вышла мама. Тоже полная, в очках на несколько хмуром лице. Как потом поняла Лида, не хмурым было оно, а усталым от работы. Мама сказала:

– Ага, вот она, та, про которую все мы так много наслышаны. И мама улыбнулась довольно строго. – Ну, пойди сюда.

Лида пошла к ней через всю комнату, на ходу решая вопрос, делать ей книксен или нет. Лично ей эти книксены казались дуростью, но, с другой стороны, все девчонки из их класса приседали, и ничего. Даже считалось некоторым, так сказать, ого-го…

Лида подошла, подождала, пока ей протянут руку, почувствовала на себе Севин взгляд и осталась стоять на прямых ногах.

Потом целый час всё было спокойно. Вошла их бабушка с белым эмалированным чайником. Стали доставать варенье, пирог, чашки, сахарницу.

Есть семьи, где всё взрослые ишачат, есть – где считают, что надо "детей приучать". У Старобогатовых все делали понемножку. Только бабушка сидела и Лида – как гостья.

– Подумать, – сказала бабушка то ли всем, то ли одной Лиде, то ли одной себе, – подумать, снег пошёл! – И как в осуждение покачала головой: – А рано! Он должен в феврале идти.

Ещё подумала и заключила:

– Ну ладно. Немножко побелей будет…

Она, как все старые люди, ни на кого из семьи не была похожа. А может, Лида просто не умела различать.

Потом пили чай и общались. Существуют родители, которые совсем не интересуются, кто там пришёл, какая Лида-Петя-Вася. А бывает наоборот. У них есть в классе одна девочка, Голикова Алла. Так она, когда к себе звала на 7 Ноября, специально предупредила. "Только, – говорит, – у меня родители общаются".

И Надины родители тоже любили общаться. Хотя не очень уж так въедливо. Лида довольно спокойно справлялась с их вопросами.

Вдруг Владимир Иванович говорит:

– А это, к вашему сведению, Надеждина спасительница!

И стал рассказывать, приплетая всякие несуразицы, тот случай в море.

– Па-па! – сказала Надя недовольно и скосила очки на маму: зачем же, мол, маму зря расстраивать; но чувствовала Лида: не из-за мамы она, а из-за того, чтоб Сева не узнал о её слабости и о Лидиной силе.

Мама слушала этот весёлый рассказ, обняв щёки ладонями.

– Господи, Володя! Ну как тебе не стыдно быть таким легкомысленным! Ведь если б не эта девочка, то твоя дочь… Ты хоть понимаешь это?!

– А я говорила тебе, не отпускай их вдвоём! – строго сказала бабушка. – Ведь оба в облаках витают.