Падаль - Дмитрий Щербинин

И тут Марья превратилась в ту молодую барышню со старой картины. За ее спиной ожил давно ушедший в небытие пейзаж и давно умершие дети закачались на качелях, а по несуществующему больше озеру закружились грациозно изгибая шеи темные лебеди...

Она задумчиво и печально смотрела на него, а в тонких ее ручках застыла открытая где-то на середине книга. Солнечные лучи нежными поцелуями ласкали лицо Ивана.

- Что там за твоей спиной... обернись, - негромко повелела она ему, и обернувшись он увидел двор больницы... там висел на заборе прибитый десятками здоровенных гвоздей человек. Железный костыль торчал из его черепа, но он был жив и с немым укором, смотрел на Ивана.

- Ваш мир охватили бесы, - прошептала девушка и по щекам ее побежали слезы, а книга, выпав из рук, обратилась стаей черных скорбных лебедей, которые в мучительном танце поднялись в небо. А она говорила, - Вами правят бесы и вы даже не понимаете, не чувствуете этого. Вы не понимаете уже, что и зачем делаете, не чувствуете, что падаете в этот ужасный ров - там ведь столько уже тел в этом рве... Господи, отец мой, дай успокоение этим душам, избавь, избавь их от этого - молю об одном - избавь!

И вновь мир вспыхнул, переворачиваясь с ног на голову и мириады воплей и завываний хлынули в него. И он увидел себе стоящем на дворе больницы и не знал: явь ли это или же вновь видение? И он не знал, что есть явь и что есть видение: ведь то что он видел только что, было гораздо более реальнее этого кошмара и он не помнил как очутился в этом дворе - он просто стоял покачиваясь, и пыльный мир вокруг него все темнел и багровел.

Но вот выплыл припадочно дергающийся Свирид и сотрясая до хруста костей его руку, успокоительно завизжал, что-то.

- Где моя жена и дети?! - заорал вдруг Иван, надвигаясь на него, - Что с ними, где они?!

Свирид лепетал что-то стремительно, но Иван не понимал его... Вот из расползающегося на окровавленные, стальные ошметки мира, выплыл залитый многими слоями крови забор и тело прибитое к нему...

Череп его был пробит ржавым костылем и видны были даже трещины разбежавшиеся по тому что было когда-то лицом. И еще, до того как вогнать этот последний железный костыль, резали они его ножами, и теперь мясо увитое мухами и внутренности свисали канатами вниз и шевелились словно живые от жирных армейских мух...

Иван, сам не зная зачем, дотронулся до проклинающего свою участь костыля и шатаясь пошел со двора. Но пошел он не домой - нет, он обогнул забор и нашел там место где этот костыль и особенно крупные гвозди выходили наружу. Он дотронулся до острой, прошедшей сквозь кости, мозг и дерево грани, надавил на нее пальцам так, что грань дошла и до его кости, а затем оттолкнул назойливо рыдающего Свирида, и зашагал в поднимающихся, казалось, к самому небу кровавых густых клубах дыма.

* * *

- Пришел!... папа пришел! - крики Марьи и Сашки прорвались, казалось, с самого неба и нахлынули на Ивана так неожиданно, что он задрожал весь, ноги его подкосились и он начал падать вниз в бурлящее кровью дымчатое марево. Он не верил в происходящее - образа убитых по его выслуге детей и безымянного мученика прибитого к забору тошнотворно ярко стояли в его глазах.

Но все же... Некая жгучая мягкая материя сжимала его, не давала хотя бы пошевелиться и выплескивала, и выплескивала в самые уши пронзительный плач.

- Иван! Иванушка, где ты был?! Иванушка, да знал бы ты... Где ты был?!... Ну что же ты, аль не слышишь меня?! Ну посмотри - вон Ирочка...

И при имени дочери словно просветлело в Ивановых глазах, увидел он родную горницу посреди которой он стоял уже бог знает сколько времени... Только это уже была совсем не та горница, которую видел он еще утром - ад проник и сюда... Этот ад в виде красно лысого немецкого карапуза развалился за столом и деловито, с презрительной усмешкой наблюдал за Иваном. Перед ним на столе стояли пустые уже тарелки и большая, наполовину опустошенная бутылка вина. Рядом с карапузом сидел готовый поддержать отрывистым смехом любую шуточку начальника белобрысый, похожий на жердь переводчик.

Иванов затравленный взгляд метнулся вниз, скользнул по Марье, по Сашке, и наконец по Ирочке, лежащей на печи и хрипловато, слабо, как в лихорадке стонущей.

- Что они с тобой делали? Ох... ты же в крови весь... господи, весь кровью пропитан! Вся рубашка, все штаны... - Марья нежно и трепетно целовала его, забыв, про существование карапуза, который, однако, с удовольствием наблюдал за встречей этих, по его мнению, низших существ. С вина он разомлел и прибывал в добродушном настроении.

Через переводчика он потребовал:

- Расскажи нам всем о том, как ты провел этот день.

При этом он наполнил вином загрязненный чем-то стакан и жестом предложил Ивану выпить.

"Я не должен следить за своей речью, я не должен говорить... господи, да если он хоть половину из того, что было узнает... нет, я не знаю, не хочу знать, что тогда будет... но ни она, ни дети не должны узнать это." Иван вновь взглянул на ее рассеченный шрамом от автоматного дула лоб и, не решившись взглянуть в глаза, проговорил слабым голосом:

- Задание было выполнено. Я отвез всех... все то есть, ну и там ваши солдаты сделали все, что нужно...

Он покрылся потом и задрожал одновременно - у него был озноб.

- Подробнее! Я хочу слышать все подробно! - лениво требовал карапуз по прежнему протягивая в сильно дрожащей руке кружку с вином.

- Я не знаю...

- Они кричали: эти ваши отвратительные маленькие выродки кричали? Я хочу знать! - казалось карапуз вот-вот раскапризничается.

- Я не знаю. - Иван хотел умереть. Вздрагивая, перевел он взгляд в наполненный плавными движениями рыбок и водорослей аквариум и мучительно чувствовал жаждущий ворваться в его глаза внимательный взгляд Марьи.

- О чем он говорит? - зашептала она страшным голосом.

- Я не знаю, - в третий или в тысячный раз проскрежетал он, ожидая когда же окончится эта пытка...

- Выпей вина, русский Иван... Я говорю тебе - выпей вина, а потом рассказывай мне все подробно!

Иван задрожал и всем телом рухнул к столу, судорожно выхватил протянутый стакан, глотнул поперхнулся и с трудом сдерживая рвоту зашипел:

- Они кричали: дети, их матери и старухи - все кричали! Я отвез их, как вы и требовали, выполнил все... И там был еще пьяный марш... Господи, - он резко развернулся к забившейся в угол, обхватившей Сашку Марье и, глотая слезы, застонал, - Они просили вывести женщин и детей из больницы, просто вывести, понимаешь? Они их поместили в более надежное место... далеко от этого шума, грохота, от этой пыли... ты видишь Марья, она и здесь уже эта проклятая пыль - ты посмотри - вон плывет...

И действительно - медленно расползаясь в безветренном замершем от ужаса воздухе, пыль перекинулась через ограду в сад, поглотила в себя вишни и теперь видны были лишь их, кажущиеся зловещими, контуры. Пыль клубилась уже за самым окном, а Ивану казалось, что уже в самой комнате...