Черная Луна - Александр Изотов

пирамидкой. Самая длинная свеча в центре, самые короткие по краям. Красиво светят, чуть-чуть только искрят, причём иногда неожиданными цветами.

Только капитская это красота, прямо чую. Это ведь не украшение.

Помнится, в темнице оракул притащил с собой такую же свечу, и души Легиона орали от её света, как недорезанные. А тут целую люстру водрузили прямо в центр усыпальницы.

Несколько секунд я таращился на свечи, понимая, что это и есть, скорее всего, тот артефакт, на который жаловались духи Рюревских. Перволунник вроде как выгнал их из собственной гробницы.

Потом меня кольнуло озарение. А не может ли этот артефакт мешать и моей работе с тонкой псионикой?

Ну, ладно… Я вспомнил, как легко удавалось работать с огнём в теле мага. Вроде бы, у меня и с Василием были успехи, но такой мощи достигнуть не удавалось.

— Ох, — я двинул рукой.

Я был не только изранен, но и все мышцы были затёкшими, словно Василий всё это время тут даже не двигался. От парня прилетел ответ, побудивший меня снова прислушаться к магическому эфиру.

Нет, не разберу, слишком тонкая работа. Но вроде как проблема всё равно исходит от этих же свечей.

Ладно, продолжаем. Мышцы покалывали миллион иголочек, тело совсем не хотело двигаться, но спустя полминуты я наконец-то выставил ладонь в сторону подноса.

Так, что мы там делали? Накачивали энергию через нижние чакры, прогоняли по контурам…

Магия завертелась, закрутилась, но так и забуксовала у кирпича во второй чакре. Грёбанное Вето!

Ну, спасибо, Эвелина, за поставленный блок. Вот что получается, когда за планирование божественных замыслов берётся женщина — ты, Привратник, меня спасай, но у тебя будут ограничения. А ещё я тебе палки в колёса буду вставлять, и вообще, легко не будет, муж мой любимый…

Мысли об Избраннице немного согрели, и я попытался ещё раз выпустить с ладони хотя бы искорку.

Делов-то, метнуть шар и сбить поднос с верхушки. Ну, ещё разок.

Да, не заводится магия. Я пока всё так же ограничен — прекрасно чувствую стихию вокруг, ощущаю огонь, горящий в акведуке под потолком и в канавке вокруг полусфер, и тлеющий в чашах-факелах. Отзываются тысячи драгоценных пирусных камней, и мозаика на потолке отвечает какой-то магической примесью.

Здесь всё пропитано магией, я чувствую её, как вторую кожу. Если в меня кто-то выстрелит из магострела пирусной пулей, легко выправлю полёт, изменив магическое притяжение тела.

А сбить грёбанный поднос я не могу, вашу псину! Я ещё и ещё подёргал рукой, покривлялся пальцами… Ну же!

Нет, ничего. Стихия очень хочет сорваться, но не хватает простых человеческих сил.

— Да чтоб вас, Рюревских, — проворчал я, пытаясь двинуться.

Вот ведь какая ирония… Магу, который может стать самым великим в истории этого мира, нужно просто дотянуться до вещи, которая мешает. И попробуй сделай это, когда всё тело — одна большая гематома.

Я всё же смог сдвинуться, перекинул руку в одну сторону, туда же ногу. Напрягся и, застонав на весь зал, лёг на бок. Ещё усилие, и вот я уже на животе…

Прекрасно! Настоящее достижение для Последнего Привратника — смог перевернуться на живот. Чтоб вас, Рюревских, вместе со всеми вашими интригами…

Кстати, чего-то Царь там задерживается. Я непроизвольно поднял голову, посмотрел по сторонам. А где выход-то?

Каменная сфера с яркими свечами на вершине закрывала обзор, но, судя по богатой лепнине на стене между колоннами с той стороны, украшающей арку, выход был там.

Ну, не идёт и не идёт. Что мне, ждать его, что ли?

Я подтянулся к краю плиты, посмотрел вниз. Да тут высота-то меньше метра… Со вздохом я положил щёку на край, отдыхая. Всё равно высоко.

Перволунник не дурак, и наверняка ещё как-то подстраховался, чтобы не допустить Царя в усыпальницу. Личная гвардия — это, конечно, хорошо, но магия всё же надёжней. Поэтому Царь, может, и рад бы войти, но какое-нибудь страшное заклинание чернолунников не даёт.

Мои губы сами растянулись в улыбке. Я-то прошёл! А вы, псы толчковые, не можете. А Тим Зайцев прошёл!

Погиб, правда, но это всё мелочи…

Так, хватит отдыхать. Я попытался свесить ногу, чтобы дотянуться до пола. Как назло, нога правая, та самая, поломанная. Многочисленные синяки и место перелома сразу же завыли, пытаясь выбить меня в обморок.

Терпим, Вася, терпим. Духи Рюревских терпели, и мы потерпим.

Я всё пытался поставить ногу на пол:

— Ну, ну… Твою ж ма-а-а!... — полированная плита оказалась слишком скользкой, и я рухнул на пол.

Мой крик эхом отозвался по всей усыпальнице. Я полежал некоторое время, жалобно воя на жестокую судьбу. Да чтоб эти горы Диофана в Последние Времена сравняли с землёй!

Как я суда пришёл, у меня не было часа, чтобы что-нибудь не болело. Сожри меня Чёрная Луна, как же достало…

Минут пять я всё пытался собраться, валяясь, как мешок с костями, возле алтарной плиты. Потом, опираясь на локти, я предпринял титаническое усилие, и сел, уперевшись спиной в алтарь.

— Живём, Вася, — прохрипел я и закинул руки наверх, словно на спинку дивана.

Больно, мучительно, просто невыносимо. Но ныть по каждому поводу у меня тоже не было сил, и надо было решать проблему как можно скорее.

— Давай, дава-а-а-ай!

Подобрав под себя ноги, я стал их разгибать, одновременно вытягивая тело руками. Вот ягодицы перетекли через край плиты, и всё же смог водрузить себя обратно на алтарь, но теперь в сидячем положении.

— Во-о-о, как будто так и задумывал! — усмехнулся я, хрипя от одышки.

Я осторожно убрал руки, надеясь, что не потеряю равновесие. Сижу…

Тихонько похлопал себя по груди, судорожно ощупал лицо пальцами. Сплошная болячка.

Но всё же какое это невероятное ощущение — я снова чую потоки псионики, рассекающие пространство. В телах оракула и мага огня это чувство было притуплено, и я чуял магический мир, словно через заложенный насморком нос.

Да, свечи на подносе мешали, но в других телах я бы даже не почуял этого, и не понял бы, в чём помеха.

— Василий, — прошептал я.

Он сразу же отозвался, прислав мне букет эмоций из радости и надежды.

— Сейчас разберёмся, — хмыкнул я и, напрягшись, подтолкнул себя вперёд, вставая на ноги.

Раскинул руки для равновесия, и постоял так несколько секунд. Ноги не хотели двигаться, неправильно сросшийся перелом орал благим матом, но я стоял.

Свершилось! Тим Зайцев — хомо эректус, человек прямоходящий!

— Всё, надоело, —