Безумное благо - Эрик Нёхофф

Я наивно полагал, что трудно бросить того, с кем живешь. Ничего подобного. Просто записка в конверте — и до свидания. Записка Мод гласила: «Береги себя».

Это было как раз перед Пасхой. Мод находилась наверху эскалатора, спускающегося на подземный уровень западного терминала аэропорта Орли, где выдают багаж. Вокруг было полно пассажиров с чемоданами на колесиках, провинциалов с цветастыми сумками, купленными на Фобур Сент-Оноре. В маленьких городках есть свои парковочные счетчики, свои пешеходные улицы и свои «Макдоналдсы», но существуют еще вещи, встречающиеся только в Париже.

Снега было немного, но температура повысилась, и улицы были покрыты месивом, налипавшим на колеса. Кто-то целовался у стоек регистрации. Кто-то искал мелочь, чтобы заплатить за парковку. В зале вылета на крутящемся помосте был выставлен английский кабриолет. Мод не увидела меня. Она положила руку на движущийся поручень, оглядывая толпу вокруг; сумка на длинной ручке висела на ее правом плече. Мужики сворачивали шеи, заглядываясь на нее. Она даже не замечала этого, настолько привыкла. Я мог быть одним из них. Она в бежевом плаще, затянутом на талии. Она так часто носила его, что рукава пообтрепались.

Мод возвращалась из Тулузы, куда ездила с одним бизнесменом-адвокатом, который хотел купить замок в тех краях. Ее поездки были столь же краткими, сколь и непредвиденными. Она уезжала, приклеив желтый листок на дверь холодильника. Два дня я был один. Два дня думал о ней. Смотрел ночное шоу, которое показывали в четыре утра на «Канале Плюс».

Если бы она не вернулась, я сел бы в первый же попавшийся самолет, твердя себе, что жизнь — трагический бардак. Я все-таки был чертовски влюблен. Я поднял руку, и Мод обернулась в мою сторону. Она не сразу улыбнулась. Я схватил ее сумку. На стоянке нас ждало такси. Мод захотела пойти в китайский ресторан. Она привезла мне можжевеловый лосьон после бритья.

— Пять кило.

Многовато. Она сказала это без агрессии, твердым и расстроенным голосом. В ответ на мой вопрос: сколько она набрала. На самом деле, было еще больше. У актрис вечно так. Пока молодые, они врут насчет веса. Старея, они скрывают возраст.

Она сделала себе очередную подтяжку. Ее лицо было постоянной строительной площадкой, этаким Восточным Берлином из плоти и морщин. Агентство поручило мне договориться с Марго о рекламе пищевого заменителя. Для фото мы еще как-то выкручивались, но для видеороликов ее нынешняя полнота была помехой. Она была замужем за кинорежиссером, который в последнее время снимал только для телевидения, что еще больше усложняло дело. Марго хотела во что бы то ни стало, чтобы Грегори режиссировал кампанию. Я знал ее давно. Когда-то она вела ночную программу на частной радиостанции. Студия располагалась на последнем этаже одного здания в районе Майо. Она пригласила меня в качестве «молодого рекламного волка», — во всяком случае, именно так она представила меня в эфире. Мы встречались и после того. У нее уже тогда были округлости. Очень скоро она стала получать небольшие роли в непритязательных комедиях. Вот уж никто не думал, что она станет звездой, одной из тех девиц, которым дано право читать статьи о себе перед публикацией. За исключением очков, которые теперь были черными, ничего в ней не изменилось. Она была столь обольстительна, что журналисты, встречавшиеся в ней впервые, могли вообразить, будто имели с ней интрижку несколько лет назад. Она производила такой эффект на всех парней. Результат: когда я говорил, что встречался с ней в начале восьмидесятых, никто мне не верил. Это нечестно, но забавно.

Ей было холодно. Отопление не работало. Она только что переехала в эту двухуровневую квартиру на улице Юниверсите, принадлежавшую раньше тому продюсеру, которого убили в лифте башни Монпарнас (виновных так и не нашли). Внезапно она почти расплакалась. На экране слезы были ее фирменным знаком.

— Черт, вы видели, как я живу! Я не могу сделать ничего из того, что вы все делаете, даже не задумываясь. Не могу отвести сына в «Макдоналдс» в среду. Не могу забрать его после уроков из школы. Дома я вынуждена весь день держать шторы закрытыми на случай, если папарацци снимут квартиру напротив. Я никогда не открываю ставни в своей спальне. Я должна следить за своим весом, за своими словами, за своим внешним видом. У меня есть телохранитель, с которым я должна разговаривать, даже когда мне хочется молчать. Что вы хотите? Я стала известной в двадцать лет. У меня есть фан-клуб в Японии. Вы представляете: девчонки из Токио присылают мне фото для автографов.

— Теперь ты со мной на вы?

Я назвал ей цену, которую предлагало агентство. Она перестала плакать. Хм, старушка Марго — какова!

Я вновь подумал обо всех тех девчонках, чуточку актрисах, которых мы трахали без разбору в восьмидесятые. Что с ними теперь? Это было нечто. Только что избрали Миттерана.[42] Никто не думал, что так надолго. Самое главное, мы тогда не думали, что состаримся вместе с ним. Да-да, именно так: мы отметили свое сорокалетие еще в царствование Миттерана. А сколько денег мы заработали за его семилетний срок! Я должен перестать все время думать о прошлом.

Где-то в Париже проходил футбольный матч. Болельщики орали речевки на тротуарах. Мод дрожала. Она прильнула ко мне. Она боялась толпы. Я благословлял шпану в разноцветных шарфах и с размалеванными лицами. На бульваре Сен-Жермен, не двигаясь, стояла пробка. Водители повылезали из машин. Гудки надрывались почем зря. Кафе свернули свои террасы. Я искал тихое местечко, ресторанчик, где никого бы не было, или полупустой кинотеатр.

У Мод было множество плюсов. Она была невыносимо прелестна. Я любил ее широкие плечи бывшей чемпионки по плаванию (сто метров вольным стилем менее чем за минуту). Она потрясающе выглядела в купальнике. Она всегда жила с мужчинами старше себя (Фабрис, программист; Лоран, государственный советник; Жюль, телепродюсер). У нее был когда-то лабрадор, с банданой вокруг шеи (Блэк, задавлен кабриолетом «ауди» в Сен-Реми-де-Прованс), она полгода была вегетарианкой (вновь вернулась к мясу в самый разгар истории с коровьим бешенством), она сломала берцовую кость, катаясь на скейте (эспланада Трокадеро[43]), чудом не утонула, ныряя в Средиземном море (Поркероль, июнь 93-го). У ее отца был отель на баскском побережье[44] (три звезды, 16 из 20 по справочнику Го-Мийо[45]). Оба ее старших брата были горными спасателями (Тинь[46]). Кроме того, она ненавидела жить одна.

— А твоя мать?

— Никто не врал так, как моя мать. К счастью, я разругалась с ней, еще когда была подростком. Иначе она увела бы у меня всех моих парней.