В самом тихом омуте (СИ) - "Артемида"

— Ещё одну жизнь, смерть обвенчала, и снова я причастен к этому. Мерзкое чувство. — Хотя толком Мортрит ничего и не чувствовал. Совесть не грызла глотку, а беспокойство не тревожило разум как прежде при виде смерти.

Обчистив карманы мертвеца, кроме злата и кинжала с рубином в рукояти ничего не нашлось. Забирать всю добычу себе желание не возникало, поэтому кинув наполовину опустошённый мешочек со златом и кинжал Мортрит удалился в темень переулков забираться обратно на высоту. Но куда идти после? Этот вопрос клином висел над головой, по крайней мере до завтрашней ночи.

В противоположной от дома Ламила части города, уже ближе к крепости короля, стояли дома явно богатеев. Это выражалось в их архитектуре. Аккуратно построенные из серого кирпича, мраморные колонны, держащие большую открытую террасу, на некоторых из них рос виноград. Огни жизни просачивались на улицу сквозь изрисованный витраж, даже когда весь город давно уже спал. Не так давно, за несколько минут до прибытия Мортрита сюда, он слышал здесь одинокую игру струн, кричащих о своей грусти, созывая послушать хоть кого-то. Под террасой стоял пьяный Ламил с лютней в руках, тратя последние свои силы чтобы сыграть свой клич, но внутри фигуры людей спокойно танцевали, не замечая ничего. Вскоре его музыка стала громче, к ней добавилось невнятное бормотание, но впереди лишь огнями светит его сломанная жизнь.

Аккуратно спустившись к нему Мортрит, повёл его домой. Не издал не звука Ламил никогда Мортрит приблизился, ни всю дорогу домой. Вскипевшие от слёз глаза рыли прошлую жизнь, пытаясь найти там утешение своё. Безвольное тело музыканта упало на кровать в зале, смотреть на то, как загнивает чужая душа смотреть было сложно.

— Пытаться добиться её, всё равно что загонять себя в клетку, Ламил. Тебе стоит понять это… — Бард окинул его взглядом, не выходя из скорби после расставания не дня, не слыша собственного плача, просто перестал обращать внимание на него и уснул.

— Потерянная душа… — Думал Мортрит удаляясь на уже знакомую ложе, надеясь, что Ламил не будет против этого.

Уже засыпая, Мортрит обдумывал как просто далась дорога назад, даже следа патруля не встретилось и та девушка… Не кричала, не звала на помощь. Очень странно. Ещё ночью, проснувшись от того, что лисица тянула за рукав, таща за собой, по бархатному ковру тихим шагом продвигался незаметный гость на фиолетовое свечение в зал. Под светом звёзд исполнял свой танец Ламил вокруг нераскрывшегося черного бутона. Круговые движения завораживали, будто с глефой крутил вокруг себя, комбинируя с аккуратными прыжками и перескоками, отбиваясь от фантомных образов гниющих людей, размашистыми ударами отрубая руки и головы нападающих. Остальной круг продлевали ещё две дымчатых фигуры, чьи движения сквозь дым было не разобрать, только полупрозрачная кровь выливалась за их спины, впитываясь в заросшую травой землю и поглощаемая бутоном. Из гидры, набитой на руке Ламила, сияющей изумрудным оттенком, ручьём тёк яд из клыков голов и глазниц черепа.

С каждым пройденным кругом бутон сиял всё сильнее, раскрываясь по не многу, образуя чашу с жидкостью внутри. Уже закрученные вокруг лепестки окаменевали, ещё больше защищая сам цветок.

Ветер, бушевавший в зале, заставлял жмуриться, не давая посмотреть, как закончится ритуал, шепча потаённые мысли и желание каждой души. Пленённый красой зрелища Мортрит пал на колени, будто прибитый дождём, не издавая не единого звука просто наслаждался. Когда всё закончилось литья летающие вокруг растворились бесследно. Изрядно запыхавшийся Ламил, истекающий кровью, испил из получившейся чаши половину, расслаблялась в экстазе. Его ноги подкашивались, а глаза мутнели, покрываясь туманом. Оставшуюся половину он предложил Мортриту. Совершив несколько глотков, осушив чашу до дна, погрузился на секунду в морок, не видя даже своих рук. Эта секунда для него самого длилась гораздо дольше и там в почивальне одиночества, окруженный туманом в темноте, только и слышался стук собственного сердца, отбивающего убаюкивающие ритмы. В том месте на душе становилось спокойней, как если бы ничего плохого, печального и болезненного в жизни не происходило.

Волшебное чувство быстро развеялось, когда холод побежал по спине. Кто-то пялился на его спину, прямо из темноты, где как казалось ничего не существует. От такого Мортрит сразу пробудился, охваченный страхом и покрытый холодным потом. Уже был далекий день, его друг лежал неподалёку всё её обитая в голове, пора оставить его в покое и уйти. Выйдя на улицу и по началу осторожно осматриваясь чтобы не попасться на глаза лишним людям. Избегая патрулей заходя в переулки, петляя меж домов, что отняло крайне много времени, Мортриту всё же удалось дойти до уже такой родной таверны. И добрый друг, старый друг Вит’Мир, уже принимающий его как родной отец, был рад такой встрече спустя долгое время. Трактирщик накормил Мортрита слушая историю о Ламиле, барде которому выпала судьба отвечать за безответную любовь.

— Хах! Мне знакома его печаль, а то, что ты мне рассказал близка мне. — С охотой прокричал Вит’Мир.

— Близка тебе? Что же за прошлое у тебя, Вит’Мир? — Опрокидывая кружку сочного ягодного сока.

— Ох, Мортрит, моя история богата, а подвигов мне не сосчитать!

— Так расскажи же мне, тебе удалось меня заинтересовать.

— В старые времена, так лет сто назад, на далёких землях, что лежат за морем, был мой старый, но такой родной дом. — Начал гном, с удовольствием почёсывая свою длинною бороду, погружаясь в блаженное прошлое. — Сейчас, да и тогда, насколько я знаю, эти земли называли гномскими. Наша усыпальница. Как прекрасно помню, служил всё ещё правящему королю Арвосе, обсидиановому лику. Это имя было у него из-за маски, что он носил. Чёрная как ночь, глазницы зияли яростью, скрывая настоящие глаза короля, из ноздрей выдыхался серый дым. Она защищала его от смертельного удара в лицо и защищала прекрасно, множество дуэлей, как честных, так и с подлыми убийцами были выиграны за счёт ней. Когда оружия сковывались меж собой он наносил удар маской, раскалывая черепа врагов. — На лице гнома появилась приятная улыбка, видимо он был одним из зрителей такой дуэли. — Арвос был могущественным воителем и мудрым правителем, при нём наверняка наши земли всё ещё процветают… Король всегда был в своей броне, покрытой золотом, но золото было не для красоты, а чтобы в нужный момент ослепить врага бликом света, множество пластин лежали, друг на друге усиливая мощь, меч его был велик, больше, чем он сам! — Вит’Мир в восторге размахивал руками пытаясь показать размер меча. — Так вот, я и ещё с сотню таких же бравых воинов сражались за него, побеждая армии завистников трона, множество монстров повалил мой топор начиная василисками и заканчивая драконами, на которых мы особенно устраивали охоту. Драконы были большими, да настолько, что могли закрыть своим телом весь город, сравнимый с этим. Их дыхание плавило металлы, обращая моих товарищей в жалкие лужи. Но их чешуя стоила каждого падшего товарища, усиливая всех остальных. Чешуя выдерживала жар самых горячих плавилен, но всё-таки не дыхание драконов, удары самым заточенным орудием соскальзывал с доспехов из неё, а оружие. Ох, оружие разрубало горы. В таком доспехе был и я, заслужив его принеся множество голов этих чудищ. Поверив в свои силы, я ходил в походы на опасных тварей в одиночку и выигрывал! Трофеи украшали моё тело: клыки, рога, когти и головы! Тогда мой нрав был куда вспыльчивей, рвался в бой только так! Много лет так продолжалось, пока в бою маску Арвоса не раскололи на пополам. Одна часть продолжила защищать его лицо, а вторая была унесена на когте дракона, что взмахом и разрубил её. — Вит’Мир делал короткие паузы в рассказе чтобы выпить ещё пива. — Меня и отряд таких же славных бойцов послали вернуть потерянную часть маски и вдобавок голову того дракона, ну мы и отправились. Долгие годы бродили по землям, множество гор обыскали в поисках гнезда, но дракон был умнее своих сородичей и прятался под землёй, в туннеле, который сам вырыл, пряча его под корнями многовековых дубов. Наткнулись мы на него тогда случайно, из-за внезапности многие сразу не успели подготовиться к битве и погибли от жара, не успев укрыться. Победив в этой кровавой битве, мы вернулись с тем, за чем нас послали. Из сотни назад прибыло лишь десять, каждому полагалась награда. Кто-то просил злата горы, другие жилища да положения при дворе, но, когда очередь дошла до меня, я, отказавшись от всех щедрот, которые мог предложить мне король, попросил руки его дочери.