Гастарбайтер - Юрий Лисецкий

Первые знания

Пробуждение после анабиоза было столь необычным, что я еще долго не мог выйти из ступора. Внутри черепной коробки царили кристальная чистота и ясность. Модуль потрудился над дефрагментацией и перезаписью качественно. Тут какая фишка выяснилась. Дефрагментацию производить заранее нельзя, происходит схлопывание дискретной цепочки. Почистил и чистое место пропало из-за сокращения всей цепочки. Не рентабельно. Поэтому дефрагментация одновременно с перезаписью, это искусство. За что Модуль сильно уважаю.

В памяти определялись четкие воспоминания о моей учебе в начальной школе, расположенной в уютном сердце маленького тихого городка на планете с изумрудно зеленым небом и солнечно-желтыми деревьями. Смешные для меня в настоящий момент и абсолютно правильные для восприятия в прошлом зверьки, похожие на смешных, маленьких, плюшевых медвежат, - это мои одноклассники, с которыми провел в одних стенах добрых пять лет. Вместе мы познавали азы наук, общались за пределами школьного двора и проводили досуг. Некоторые из этих медвежат остались моими друзьями на долгие годы взрослой жизни.

Я помню каждое событие, происходившее на наших глазах в этом городке. Память так остро запечатлела все краски и звуки детства, осознанного юношества, что я не скоро смог осознать, где же теперь находится мое сознание. Дружелюбный, патриархальный быт аборигенов на Планете не был ни на капельку похож ни на что ранее виденное. На первом месте у медведей была непривычная доброта и дружелюбие. Мир техногенный однозначно, но никто урбанизировать этот мир не торопился, благо москвичей с их нескончаемой модернизацией тут не наблюдалось. Все вещи и предметы, что можно изготавливать из естественных "природных" материалов, из них и изготавливаются.

Наших земных деревенских обывателей попрекают отсталостью при соломенной крыше да завалинке из бревен. В городке, где я родился и вырос, лишнего металла или пластика попросту не было. Не от безысходности, а из-за отсутствия необходимости в данных материалах. Душевное отношение к природе передавалось из поколения в поколение. Никому ничего лишнего не надо было, для счастья все под рукой - только протяни.

На планете деньги в ходу, причем галактические кредиты, бартер в меру. Ну не надо никому здесь выпендриваться друг перед другом. Нам такое впаривали в толкиенутых фильмах и сказках про Гарри Потера. Обидно, что у нас таких понятий мизер.

Я жил в семье с папой, мамой и пятью братьями и сестрами. Просторный домик без острых углов, с высоким потолком из хвороста и глины, крыша покрыта дерном. Кухня, прихожая, зал, комната папы с мамой, комната для старших, комната для младших. Все рассчитано тика-в-тику. Личное пространство у этих медвежат довольно-таки маленькое. Это не любовь к тесноте, а ничто иное, как желание быть поближе, рядом друг с другом, стремление к тесному контакту, как физическому, тактильному, так и к энергетическому, эмоциональному. Одежды необходимый минимум, ровно сколько шкафы вмещают, исключительно для гигиенических нужд и сексуальных ограничений. Климат идеален, разноса времен года нет. Так, то ли лето дождливое, то ли осень теплая, - вот такая зима. Лето, осень и весна определяется только по календарю.

Дорога и тротуары - просто песня. Тротуар - это, в меру упругая, специально выведенная трава. Дорожное полотно, по сути своей смесь пластика с бетоном. В этом климате и с бережным отношением, - практически вечен. Прошел дождь, и все умылось, заиграло красками радуги, а не комьями грязи, как у нас.

Запахи, сейчас бы сказал, эротические, тогда казались просто естественными. Запахи можно сказать играют главенствующую роль. Уши и глаза у медвежат проигрывают по восприятию окружающего мира. Нет, не подумайте ничего плохого, аборигены слышат и видят отлично, и есть на что посмотреть и что послушать. Но обоняние у них в общении стоит на первом месте, их природа так устроена, и ферромоны в этом деле помогают.

В памяти все было реальным, и запахи, и звуки, и тактильные ощущения. Эти воспоминания о школе и семье мне не были чужеродными, они органично вписывались во временной поток моего детства. Но я же одновременно имел и свои, родные земные воспоминания. Это поражало больше всего. Поскольку обошлось без шизофрении.

После анабиозного сна состоялся длительный диалог с Модулем. Методика перезаписи клеток мозга с моими воспоминаниями признана результативной. Осевшее в клетках памяти обилие совершенно ненужной информации перегружает мозг к старости, и возможность запоминания падает на порядок. То, что в детстве воспринималось играючи, с возрастом требует дополнительных стараний. При перезаписи побочным эффектом является освежение всех воспоминаний, включая те, что следуют за перезаписью. В этом заключается основная причина появления у меня столь ясной памяти. При перезаписи автоматически производится чистка лишнего хлама в голове, дефрагментация разного рода информации на клеточном уровне, добавление на освободившееся место искусственного воспоминания. Итак, я выпускник начальной школы на Планете, где получаю новое гражданство. Необходимый уровень опыта достигнут, и как с гражданина Объединенного Сообщества, с меня снимаются запреты на получение информации. Действительно, Модуль снял ограничение допуска на закрытую для туземцев информацию. Часть начал списывать себе на инфоклетки, часть решил оставить в моей голове, кипящей неплохими идеями, для последующих замыслов.

Жестоко пожалел, что вышел из Модуля. Жара стоит неописуемая, и все бы не беда, да это только первый месяц лета, цветочки так сказать. Небо кристально прозрачное в своей неповторимой серости. Такого оттенка серого на Земле не встречал, похоже на серебро, или на хирургическую сталь. Особенно колоритно оно смотрится в ночное время из-за присутствия на небосводе великого множества ярких и совершенно незнакомых мне созвездий. Ночь по факту не совсем похожа на ночь. В этих 24 планетарных часах можно различить темную, почти черную ночь, светлую ночь, ночь чистого серого шёлка, жемчужную ночь, серебристую ночь - богатейшая палитра оттенков в пределах одного цвета. Красиво, однако!

Птеродакли летают разных размеров, видов и форм, кажется за прошедшую зиму и весну их значительно прибавилось. Залетают на бреющем прямо к базе. Придется остерегаться и разработать меры защиты, а то пока отмахиваться от этих очумелых птах особо не чем. Нельзя же быть наивным ребенком и считать радиопрограмму об угрозе, которую Модуль декларативно орет голосом Левитана, абсолютным и универсальным оружием против дикорастущих тварей.

Пляж раскален, песок словно живое существо еле заметно шевелится, до меня время от времени доносится тихий, плавный звук мелодии его движения. Красиво, завораживающе, но жарко неимоверно. Может, конечно, со временем и привыкну. Воздух сухой, и это хоть какое-то для меня спасение. Не могу понять, куда девается вода. Океан отступил от пляжа на метр, стены бассейна стали одиноко торчать из воды. В самом бассейне воды убавилось на четверть, вроде емкость резервуара рассчитал правильно.

Начались новые хозяйственные хлопоты. Пока не испарилась вся вода, пришлось наскоро достраивать крышу и ступени под навесом для встреч с осьминогами. Это занятие даже в охотку, если б не проклятая жара. Модуль закончил отращивать солнечные батареи для дополнительного питания, и они словно крылья разнеслись в разные стороны, что дало дополнительный теневой участок суши. Работу закончил, что-либо новое затевать уже нет желания. Осьминоги удивительным образом куда-то пропали. Знакомые тени вдали вроде видны возле торчащих башенок-новостроек, но в гости никто из них не торопится. Вот такое жаркое и скучное лето выдалось у меня на Планете. Радует только великолепие ночей. Работать ночью и отсыпаться днем не позволяет земная привычка. Может, попросить напарника в следующий раз стереть ее? Модулю я остался должен жемчуга за репетиторство, все расчеты отложили на потом, до лучших времен.

Вот так вот и маялся. Скука подвинула меня на дальнейшие эксперименты с травой. Пока рубил ее, крошил и давил прессом, было не до созерцания. А теперь у меня появился вагон времени для совмещения полезного дела с удовольствием.

Трава медленно и неотвратимо утилизировала всю органику, которая только на нее имела неосторожность попадать. Всякое неорганическое вещество, а в моих руках только песок и камень, словно просачивалось сквозь нее. Воду трава поглощала с огромным аппетитом. Трогать ее руками я никогда и не стремился, но, ворочая при нарезке в разные стороны, всегда удивлялся хитросплетению ее волокон: ковер из тонких нитей, трубочек, крепких побегов, хитро переплетенных между собой. Понятно уже, что каждое волокно имеет свою дифференциацию. По такой жаре и под пристальным вниманием птеродакликов разного размера не хочется топтать ногами пространство и определять посевные площади. Навскидку весь этот сине-зеленый ковер просто поражает своими масштабами. Определить время ее появления на Планете не представляется возможным, нет у меня подходящих знаний и инструментов. Но точно видно, что это было очень давно, поскольку края травяного ковра теряются далеко за горизонтом и занимают ощутимую площадь от пляжа до едва видимых вооруженным глазом холмов. У травы видимо на протяжении тысячелетий не было естественных врагов до моего появления здесь. Жрать ее смертельно опасно для любого травоядного даже на медной основе, пока это травоядное ест траву, трава поедает его самого. Смертельной опасности наподобие хищника трава не представляла ввиду своей медлительности. Угроза экологии была относительная, поскольку трава разрасталась только на горизонтальных поверхностях. Но там, где она исторически проросла, не осталось даже намека на органику.