Последнее дело Друри Лейна. Я больше не коп. Клуб оставшихся. Убийство миллионера - Эллери Куин

— Вы ужасно симпатичная, — заметил Роу и атаковал свою отбивную. Некоторое время царило молчание, потом молодой человек серьезно посмотрел на Пейшнс, и она опустила взгляд. — Откровенно говоря, Пэт, — я рад, что вы позволили мне называть вас по имени, — я нахожу убежище в этой детской вульгарности. Я отнюдь не яркая личность и никогда не чувствовал себя способным блистать в обществе. Лучшие годы моей юности я посвятил образованию, а последнее время стараюсь потрясти мир открытиями в области литературы. Я ведь жутко честолюбив.

— Амбиции никогда не вредили молодым людям, — мягко заметила Пейшнс.

— Спасибо на добром слове, но я не творческий тип. Меня привлекают исследования. Полагаю, мне следовало бы заняться биохимией или астрофизикой.

Пейшнс теребила зеленый лист кресс-салата.

— Вообще-то я… но это глупо.

Он склонился вперед и взял ее за руку.

— Говорите, Пэт.

— Мистер Роу, на нас смотрят! — прошептала Пейшнс, но руку не убрала.

— Гордон.

— Хорошо, Гордон… Вы делаете мне больно! Я знаю, что это нелепо, но дело в том, мистер Роу… Гордон, что я презираю большинство женщин за их цыплячьи мозги.

— Прошу прощения, — сокрушенно отозвался он. — С моей стороны это была скверная шутка.

— Дело не в том, Гордон. Я никогда не находила ничего, чем по-настоящему хотела бы заниматься, в то время как вы… — Она улыбнулась. — Конечно, это звучит глупо. Но от низших приматов нас отличает только способность мыслить, и я не понимаю, почему биологические отличия женщины от мужчины должны мешать ей культивировать свой разум.

— От одной мысли об этом модно приходить в ужас, — усмехнулся молодой человек.

— Знаю и презираю эту моду. Я не верила в силу своего разума, пока не познакомилась с Друри Лейном. Он как бы тонизирует вас — заставляет думать, оставаясь при этом очень обаятельным старым джентльменом… Но мы отвлеклись от темы. — Пейшнс робко освободила руку и серьезно посмотрела на Роу. — Расскажите о вашей работе и о себе, Гордон. Мне очень интересно.

Он пожал плечами:

— Рассказывать особо нечего. Работа, еда, спортзал и сон. Основную часть, разумеется, составляет работа. В Шекспире есть нечто особенное, что притягивает меня. Другого такого гения никогда не существовало. Я не просто восхищаюсь чеканной фразой или философской концепцией «Гамлета» или «Лира». Дело в самом авторе. В чем его секрет? Из какого источника он черпал вдохновение? Или же пламя горело у него внутри? Я хочу это знать.

— Я была в Стратфорде, — тихо сказала Пейшнс. — В Чейпл-Лейн, церкви, в самой атмосфере что-то есть…

— Я провел в Англии полгода, — продолжал Роу. — Работа была адская. Идти по следу настолько неуловимому, что он кажется воображаемым. И…

— Да?

Он подпер ладонями подбородок.

— Самая важная часть жизни художника — годы формирования, период его самых интенсивных страстей, когда чувства обострены максимально… А что мы знаем об этом периоде жизни величайшего поэта, какого когда-либо создавал мир? Ничего. Этот пробел в биографии Шекспира нужно восполнить, если мы хотим достигнуть наиболее верной чувственной и интеллектуальной его оценки. — Роу сделал паузу, и в его карих глазах мелькнул испуг. — Думаю, Пэт, я на правильном пути. Мне кажется…

Он оборвал фразу и стал искать портсигар. Пейшнс сидела неподвижно.

Роу положил портсигар в жилетный карман, не открывая его.

— Нет. Это преждевременно. Я еще не знаю… — Он неожиданно улыбнулся. — Пэт, давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Пейшнс улыбнулась в ответ:

— Конечно, Гордон. Расскажите мне о Сэксонах.

— О них тоже рассказать особенно нечего. — Роу развалился на стуле. — Я смог заинтересовать старого Сэма Сэксона моей… ну, скажем, догадкой. Полагаю, он привязался ко мне — у него никогда не было детей. И, несмотря на некоторые недостатки, он по-настоящему любил английскую литературу. Старый ворчун финансировал мои исследования и даже поселил меня в своем доме… Потом он умер. А я все еще работаю.

— А миссис Сэксон?

— Несравненная Лидия? — Роу нахмурился. — Противная старуха. Конечно, нельзя кусать руку, которая тебя кормит, но иногда она бывает страшно утомительной. Ничего не знает о литературе, а о коллекции редких книг своего мужа и того меньше. Не будем говорить об этой неприятной особе.

— Только потому, что она не может обсуждать с вами старинные издания? — Пейшнс засмеялась. — Кто теперь заботится о коллекции Сэксона? Вы?

— Вы залезаете в древнюю историю, — усмехнулся Роу. — Некое ископаемое по имени Крэбб. Я называю его старый Соколиный Глаз. Он двадцать три года был библиотекарем мистера Сэксона и, я уверен, больше заботился о книгах, чем даже старый Сэм. — По его лицу пробежала тень. — Теперь Крэбб — важная персона. Мистер Сэксон упомянул в своем завещании, что Крэбб должен оставаться хранителем коллекции.

— А разве вы не работали в библиотеке Сэксона?

— Под неусыпным наблюдением Крэбба. Я не знаю даже четверти ее содержимого. Последние несколько месяцев я составлял каталоги книг, оставленных Британскому музею, — это задержало мою работу, но мистер Сэксон в завещании просил меня об этом… Слушайте, Пейшнс, я до смерти вам наскучил. Лучше расскажите о себе.

— Обо мне? Тут нечего рассказывать, — беспечно отозвалась Пейшнс.

— Я серьезно, Пэт. По-моему, вы самая… Ладно, не буду, только расскажите!

— Если вы настаиваете. — Она поискала в недрах сумочки зеркальце. — Мою карьеру можно сформулировать одной фразой: я — современная весталка[27].

— Звучит внушительно, — улыбнулся молодой человек. — Но я не вполне понял.

— Я посвятила свою жизнь… кое-чему. — Пейшнс пригладила волосы, глядя в зеркальце.

— Культивированию разума?

Она отложила зеркальце и вздохнула:

— Сама не знаю, Гордон. Иногда у меня путаница в голове.

— Знаете, какова ваша судьба? — спросил Роу.

— Расскажите!

— Вам суждена очень прозаичная жизнь, дорогая моя.

— Вы имеете в виду семью, детей?..

— Что-то в этом роде.

— Какой ужас! — Пейшнс встала — она чувствовала, что розовые пятна вот-вот прожгут дыры в ее щеках. — Нам пора идти, Гордон.

Инспектор Тамм вернулся в свое агентство погруженный в раздумье. Он что-то буркнул мисс Броуди, вошел в кабинет, швырнул шляпу через комнату на крышку сейфа, плюхнулся на вращающийся стул и положил йоги на письменный стол, но тут же их убрал. Порывшись в карманах и не найдя там сигары, инспектор стал копаться в ящике стола, пока не извлек старую трубку, которую набил дешевым табаком и зажег. Потом он поднялся, побродил по комнате, снова сел, выругался сквозь зубы и нажал кнопку на столе.

Вбежала запыхавшаяся мисс Броуди.

— Кто-нибудь звонил?

— Нет, инспектор.

— А почта?

— Тоже не было.

— Разве Таттл не прислал мне рапорт по делу Деркина?

— Нет, инспектор.

— Чтоб его… Ладно, идите!

Мисс Броуди судорожно глотнула и выбежала из комнаты.

Некоторое время Тамм смотрел в окно на Таймс-сквер. Трубка дымила вовсю.

Внезапно он подбежал к столу, схватил телефонную трубку и набрал 7-3100.

— Алло! Соедините меня с инспектором Джоганом… Никаких но — это говорит Тамм. — Он усмехнулся, услышав удивленный возглас полицейского телефониста. — Как семья, Джон? Твой старший уже наверняка может поступать в колледж… Превосходно!.. Ладно, соедини меня с Джоганом, старый ты боевой конь… Алло, Бутч? Это Тамм!

Инспектор Джоган крепко выругался.

— Ничего себе приветствие! — усмехнулся Тамм. — Брось свои штучки, Бутч… Да-да, у меня все прекрасно… Знаю, что у тебя тоже, так как успел лицезреть твою обезьянью физиономию в утренних газетах, где ты выглядишь, как всегда, здоровым до отвращения… Скажи, помнишь ли ты копа по фамилии Донохью, который ушел из полиции лет пять-шесть назад? Его прикомандировали к управлению, когда ты был капитаном, кем тебе и следовало оставаться, а не лезть в комиссары, чертов бабуин!

— Все тот же любезный старина Тамм, — усмехнулся инспектор Джоган. — Каким образом я могу помнить копа, уволившегося так давно?

— Однажды он спас твою жизнь, неблагодарная вонючка!

— Ах, тот Донохью! Что же ты сразу не сказал? Конечно, я его помню. Что тебя интересует?

— Охарактеризуй его. Не было ли против него каких-нибудь обвинений? Каков его послужной список?

— Не блистал умом, но был настолько честным, что не взял бы и пяти долларов у стукача. Слишком честный для своего же блага. Потому и не сделал карьеру. Помню, я жалел, что этот романтичный ирландец уходит. Но у него был плохой предмет страсти — долг. Ха-ха!

— Все еще отпускаешь сомнительные шуточки, а? — проворчал Тамм. — Хотелось бы дожить до того дня, Бутч, когда ты станешь комиссаром… Пока! Загляни как-нибудь в мой офис.