И всё им неймётся! - Владимир Бушин

И всё подобное некоторое время ещё будет продол­жаться. «Но это не означает, что так будет всегда».

Склочники во стане русских воинов

Десталинизаторы бывают разные. Одни орудуют открыто, прямо, нагло. Это Сванидзе, Млечин, Фе­дотов, Караганов, Генрих Резник и их братья. Они голосят главным образом и громче всего именно о самом Сталине: «Антропофаг! Кровопийца! Навухо­доносор!»... Но есть десталинизаторы другого рода. Они даже нахваливают Сталина, но при этом одни тихо и скромно, другие во всё горло поносят его со­ратников: превознося одних, почему-то особенно любимых, противопоставляют их другим, о которых лгут. И тут первая их жертва - маршал Жуков, глав­ный сподвижник Сталина в Отечественной войне, его заместитель как Верховного Главнокомандующе­го, все годы войны бывшего поистине правой рукой вождя. В этом десталинизаторском ряду как свежай­ший пример очень примечательна заметка Алексея Голенкова «Полководец номер один» («Своими сло­вами» №30'11).

У автора нет присущего патриоту чувства гор­дости даже самыми выдающимися полководцами Великой Отечественной, маршалами и генералами армии-победительницы. Не найдя лучшего приме­нения своим талантам, он сеет склоку, сталкивает лбами Жукова и Василевского с Рокоссовским, пы­таясь убедить нас в большом превосходстве своего любимца над собратьями.

Известно, что на протяжении долгих лет военной службы отношения между Жуковым и Рокоссовским порой складывались весьма не просто, иной раз даже довольно драматически. Этому, конечно, способ­ствовало и то, что в молодые годы Жуков одно время был в подчинении у Рокоссовского, позже - наобо­рот. А ведь оба - большие таланты и яркие личности! Рокоссовский, спустя двадцать с лишним лет после войны, поведал в своих воспоминаниях о некоторых досадных эпизодах в их отношениях, высказал ряд упрёков, но при этом и внятно заявил: «С Г.К. Жуко­вым мы дружили долгие годы. Судьба не раз своди­ла нас и снова разлучала. Мы познакомились ещё в 1924 году в Высшей кавалерийской школе (ККУКС) в Ленинграде, где, естественно, сложился дружеский коллектив командиров-коммунистов, полных энер­гии и молодости... Жуков, как никто, отдавался изу­чению военной науки. Заглянем в его комнату - всё ползает по карте на полу. Уже тогда долг, дело были для него превыше всего...Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край - и талан­та, и энергии, и уверенности в своих силах» (Солдат­ский долг. М. 1968. С. 91-92).Это было написано уже незадолго до смерти автора.

А на другой год вышли воспоминания Жукова. Там, в частности, автор рассказывает, что в мае 1930 года в Западном особом ВО он, до этого командир полка, был назначен командиром 2-й кавалерий­ской бригады 7-й Самарской кавдивизии, которой с января этого года командовал Рокоссовский. И под­черкнул: «С Константином Константиновичем Ро­коссовским мы учились в Ленинграде на ККУКС и хорошо знали друг друга. Ко мне он относился с большим тактом (это уже, видимо, речь идёт о служ­бе в 7-й Самарской, - В.Б.). В свою очередь, я высоко ценил его военную эрудицию, большой опыт в руко­водстве боевой подготовкой и воспитанием личного состава. Я приветствовал его назначение и был уве­рен, что К.К.Рокоссовский будет достойным коман­диром старейшей кавалерийской дивизии. Так оно и было» (Воспоминания и размышления. М. 1992, т.1, с. 157).

В конце этого года в дивизии стало известно, что в Москве рассматривается вопрос о назначении Жуко­ва на должность помощника инспектора кавалерии Красной Армии. И вот, как он вспоминал, ему позво­нил комдив Рокоссовский:

«Мы вас так не отпустим. Ведь вы ветеран 7-й ди­визии, мы проводим вас как положено. Таково общее желание командно-политического состава 2-й брига­ды».

Я, разумеется, был очень тронут.Через несколько дней состоялся обед всего командно-политического состава бригады, на кото­ром присутствовало командование дивизии (Надо думать, во главе с Рокоссовским.- В.Б.). Я услышал много хороших, теплых слов в свой адрес. Шли они от чистого сердца и запомнились на всю жизнь» (Там же, с. 174). Наверняка такие слова говорил и комдив.

Дорогого стоит и рассказ Жукова о допросе, кото­рый в 1937 году перед назначением его на должность командира корпуса устроил ему в Минске член Во­енного совета Западного ВО Ф.И.Голиков, будущий послевоенный маршал. Он получил на Жукова донос, и потому, в частности, спросил, вспоминал тот: «Нет ли у меня кого-либо арестованных из родственников и друзей. Я ответил: «Из знакомых и друзей много арестованных.» - «Кто именно?» Он назвал несколь­ко сослуживцев, в том числе и Рокоссовского. «А с кем из них вы дружили?»-«Дружил с Рокоссовским и Данилой Сердичем, командиром нашего 3-го кор­пуса. С Рокоссовским учился в одной группе на кур­сах усовершенствования командного состава кавале­рии в Ленинграде и работал вместе в 7-й Самарской кавдивизии... Я считаю этих людей честнейшими коммунистами».- «Вы и сейчас о них такого же мне­ния?- глядя на меня в упор, спросил Голиков».- «Да, и сейчас». Голиков резко встал с кресла и, покраснев до ушей, сказал: «А не опасно ли будущему комкору восхвалять врагов народа?». Жуков ответил: «Я не знаю, за что их арестовали, думаю, что произошла ошибка...» (Там же, с. 231-232).

В первом издании воспоминаний всё это было изъ­ято из текста, как и в десяти последующих, но автор- то писал в расчёте на публикацию, а Ф.И.Голиков, что весьма существенно, был тогда жив-здоров и по­сле выхода воспоминаний Жукова прожил ещё боль­ше десяти лет. Надо ещё заметить, что в этих вос­поминаниях нет никаких упрёков Рокоссовскому и не ответил Жуков на его упрёки в свой адрес.

Все эти сложности, подробности, тонкости не интересуют А.Голенкова. Он занят совсем другими «сюжетами», например: «Суворовых в Красной Ар­мии нет. Есть Рокоссовский» (Сталин)». Подобных «сюжетов» в его заметке не меньше дюжины и ни единого раза не указано, откуда что взято. Неуже­ли авторитет его так велик, что читатели легко по­верят всему, что напишет? Будучи автором несколь­ких книг исторического характера, автор должен бы понимать, что читатель сразу спросит: «Когда, кому Сталин это сказал или где написал?» Неизвестно. И потому сей «сюжетец» не вызывает доверия. Тем более, что достоверно известно: Сталина не восхи­щали подобного рода «исторические параллели», что он высказал хотя бы при попытке сравнить его с Петром Первым. Надо бы ещё понимать, что имя Суворова хорошо подходит для ордена, но масштаб его походов и сражений не идёт ни в какое сравнение с масштабом ратных подвигов наших полководцев в годы Великой Отечественной.

«На одном приёме, - читаем дальше, - провозгла­шают тост за Хрущёва. Все встают. Кроме двоих. Это Рокоссовский и Голованов». Он - Главный маршал авиации. Опять интересно: «Что это был за приём? По какому случаю? Где? Когда? Был ли на нём сам Хрущёв?» И снова ничего неизвестно, потому и дан­ный «сюжет» более чем сомнителен. Тем паче, что Рокоссовский был не из тех людей, которые способ­ны на дешёвое фрондёрство. Мелко это для такого человека.

А.Голенков продолжает: «Полководцем Номер Один я считаю Рокоссовского, пишет Голованов.

- Он выше Жукова и Василевского». Столкнул, за­двинул... Но это писал не Голованов, а страдавший хронической жукофобией Феликс Чуев, вволю по­трудившийся над воспоминаниями Главного мар­шала авиации. Феликс, царство ему небесное, был хорошим собеседником за бутылкой коньяка, но, злоупотребляя тем, что был вхож к Молотову, Кага­новичу, Голованову, он нередко предавался вольным поэтическим фантазиям.

Так, в воспоминаниях Голованова можно прочи­тать, что во время войны у него была интенсивней­шая переписка со Сталиным, которую-де Хрущёв уничтожил. Да с порога видно, что это чушь. С ка­кой стати у Верховного Главнокомандующего могла быть такая переписка с одним из своих подчинён­ных? На войне дело обходится директивами да при­казами, радиограммами да телефонограммами. Тут не до эпистол, хотя, конечно, они порой и бывали. Например, краткая переписка Сталина с Мехлисом о положении на Крымском фронте в 1942 году. Или столь же краткая переписка в том же году Сталина с маршалом Тимошенко и драматургом Корнейчу­ком по поводу его пьесы «Фронт». А моя переписка, читаем в воспоминаниях Голованова, составила три тома. Хорошо, поверим на минутку. И в проделку Хрущёва поверим на секунду. Но ведь ему могли быть доступны только письма Голованова к Ста­лину. А где письма Сталина к Голованову? Они же были у адресата, и он наверняка должен был хра­нить их как великую ценность. И трудно поверить, что не делал копии своих писем по столь высокому адресу. Но ничего этого нет, никаких следов перепи­ски ни в ту, ни в другую сторону не осталось. Совер­шенно ясно, что это лишь по причине её досадного отсутствия в природе.