Нормандская лазурь - Наталия Полянская

– Ой, ребята, – сказала Ольга, – я вас так люблю!

Никита улыбнулся:

– Этому столику больше не наливать!

– Да ладно тебе. Я трезвая.

– А я знаю. – Он смотрел на нее пристально, не отрываясь, глубоко втягивая дым очередной сигареты и пощелкивая зажигалкой. Зажигалка тоже была тематическая, из серии «Zippo» – «Sands of Normandy»[9] – с надписью, конечно же, «D-Day». – Когда ты пьяная, ты грустишь, а когда трезвая – всех любишь.

– Знаток человеческих душ, – вздохнула Ольга.

– Ну, тебя-то я знаю.

Она хотела сказать ему, что, может, изменилась за прошедшие годы, и не так-то хорошо он ее знает, и вообще не знает, – но это могло привести к длинному разговору, который Ольга не желала затевать. Если Никита хочет, чтобы было просто, пусть так и будет.

– Конечно, – согласилась она, – сколько лет дружим...

– Страшно подумать, – Ильясов тоже настроился на ностальгический лад. – Столько не живут.

Им всем сейчас было по тридцать, а дружили они с пятого класса... М-да, действительно, – не живут столько.

Они еще посидели, вспоминая старые времена, а потом Ольга вправду почти заснула, и Никита сказал, что пора возвращаться в отель. Из молодежного бара неподалеку доносилась веселая музыка, там толпился народ, и при желании можно было бы присоединиться, однако ноги уже не держали.

Правда, стоило Ольге оказаться у себя в номере, принять душ и забраться в кровать (особенно умиляло и наставляло на добрый лад постельное белье в цветочек), как сон сбежал. Ольга долго лежала в темноте, разглядывая на потолке отсвет оранжевого света от фонаря на набережной, и думала о том, какая она трусиха.

И еще о том, как хорошо, что это путешествие состоялось.

5

Все это было преисполнено такого невообразимого бесстыдства, такой чудовищной наглости, что д’Артаньян не мог поверить тому, что видел и слышал. Ему показалось, будто он стал действующим лицом одного из тех фантастических приключений, какие случаются только во сне.

Утро, однако, не заладилось. И все из-за клятого чемоданчика.

Когда Ольга вышла к завтраку, вся такая свеженькая и благоухающая, мужчины уже допивали кофе и, судя по их виду, все решили. О чем сообщили своей спутнице, стоило ей усесться за стол.

– Значит, вот как поступим, – сказал Никита, бодрый до неприличия. – Едем обратно, вы высадите меня у музея и отправитесь разбираться с этим портфелем, а я тем временем еще погуляю.

Ольга даже не сразу сообразила:

– У какого музея?

– У «Мемориала», естественно. Если уж ехать назад, то с пользой.

– Погоди, – запротестовала Ольга, – какой музей?! Мы же собирались только отвезти чемоданчик, а потом повернуть к Мон-Сен-Мишелю!

– Оль, пока туда доберемся, пока разберемся, время-то уйдет. – Никита говорил с нею, как с маленькой, и это раздражало. – Два часа езды в лучшем случае, и сегодня на дорогах тот же ад, что и вчера. Ты думаешь, все понаехавшие волшебным образом испарились? Так что рассчитывай, в Кане мы окажемся к полудню. Даже если сразу оттуда повернуть на Мон-Сен-Мишель, это тоже около двух часов. А я не всю экспозицию в «Мемориале» осмотрел, не все записал, что мне нужно. Я ведь предупреждал, что хочу без спешки.

– Мы и осмотрели без спешки! По плану! Который ты сам и утверждал, между прочим! Черт, Никита, это несправедливо. Мы ведь поехали все вместе...

– Пионерское детство, блин! – окончательно разозлился Малиновский. – Ходим строем, разговариваем хором!

– А ты чего молчишь? – напустилась Ольга на Женьку. – Мужская солидарность, да?

– Мы могли бы сходить в аббатство в Кане, – осторожно предложил Ильясов, – там же так красиво должно быть, ты сама говорила, Оль...

– Это свинство, – сказала Ольга отчетливо и с отвращением отпихнула ни в чем не повинную баночку с джемом. – Мальчики, мы так не договаривались. Я вам что сказала, когда мы собирались? А? Что?

– Что хочешь посмотреть Мон-Сен-Мишель, – буркнул Никита. – Слушай, он столько лет стоял, никуда не денется. Поедем туда завтра, осмотрим его без спешки...

– Твой музей тоже никуда не денется, – отрезала Ольга, – и ты там уже был! И вообще, зачем возвращать этот чемоданчик? Давайте оставим его здесь и попросим переслать в тот отель. Пусть сами разбираются.

Мужчины переглянулись, и она поняла, что дело не в чемоданчике. Никите до смерти хотелось снова попасть в «Мемориал», а Женьку уломать – пара пустяков. Ильясов, несмотря на свою задиристость, в некоторых вопросах беспрекословно подчинялся Малиновскому. Может быть, потому, что Никиту всю жизнь интересовали определенные вещи, а Женька любил все понемножку – для него, если задуматься, особой разницы действительно нет. Шербур так Шербур, Кан так Кан. Везде хорошо, везде красиво.

Ольга мгновенно лютой ненавистью возненавидела так некстати попавший к ним чемоданчик. Если бы не эта проклятая штуковина, ехали бы сейчас в Мон-Сен-Мишель и горя не знали!

– Оленька, – сказал Никита, заглядывая ей в глаза, – ну я тебя очень прошу. Я об этом всю жизнь мечтал. А завтра мы поедем в Мон-Сен-Мишель. Пожалуйста.

– Двух дней тебе, Малиновский, не хватило, – пробурчала Ольга, – а завтра и трех не хватит, да?

– Я тебе обещаю. А обещания я держу.

– С этим не поспоришь, – сказала Ольга, пристально на него глядя. Никита тоже смотрел на нее не отрываясь, и эта игра вдруг ее позабавила. – Хорошо. Но завтра никаких отговорок.

– Ты самая лучшая женщина на свете.

– Вот не надо мне сомнительных комплиментов. С гостиницами теперь неудобно получается.

– А может, перебронируем? Найдем что-нибудь на полпути между Каном и Мон-Сен-Мишелем? У нас ведь вперед не оплачено.

– Ник, твой разум просто кипит с утра, – вздохнула Ольга, придвигая ранее отвергнутую баночку с джемом и намазывая его толстым слоем на зверски располовиненный круассан. – Если вы действительно этого хотите, я посмотрю по карте и отменю прежнюю бронь, но предупреждаю, что может быть неудобно и дорого.

– Мой каприз – я плачу, – заявил Никита.

– Пацан сказал – пацан сделал, – провозгласил Женька и этой нелепой фразой словно поставил точку.

В итоге выехали через час, когда Ольга закончила перебронировать отели и распечатала новые бумажки. Настроение было так себе. Оставалось еще четыре дня, включая сегодняшний; на пятый придется возвращаться обратно в Париж, оттуда – в Москву, а там... Ну что там? Глупо было надеяться, что в этой поездке изменится годами не менявшееся. Ольга думала об этом, жалела себя и помалкивала.

По дороге в Кан почти не разговаривали, благо из колеи деться некуда и заблудиться сложно. Уже когда подъезжали к городу, Никита спросил: