Армия без погон - Владимир Ляленков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером возвращаюсь обратно. На берегу Норки наталкиваюсь на музыкантов. Они уже пьяны. Один, толстый, усатый и с громадным брюхом, дудит на трубе. Двое подрались. Их разнимают, по очереди бросают в воду прямо в одежде. Хохот.
Глава девятая
Жизнь равнодушна к ушедшим из нее. Жизнь в городке пошла своим чередом. Несколько раз я побывал у следователя Моргунова. Теперь установлено, что болт принадлежал сантехникам. Упал он с пятого этажа. Он не был брошен кем-то, а его просто кто-то смахнул с подоконника. Кто мог это сделать? Сантехники уже не работали там. Наших людей там тоже не было. Кто-то проходил, смахнул болт. Но кто? Это осталось тайной. Федорыч как-то разом сдал. Постарел, меньше шумит. Если прежде любил пофилософствовать, поспорить, то теперь молча выслушает собеседника и кивает:
— Да, да, бывает…
На мне лежит уже не только техническая сторона дела, но и организационные вопросы, часто решаю их без прораба.
— Наверное, уйду скоро, Борис, останешься ты здесь… Да… Закончишь городок сам…
— Брось ты, Федорыч!..
— Без меня, без меня кончишь…
И вдруг приходит день, когда нам с Федорычем приходится расстаться. И уж не я, а он остается в городке.
В начале девятого Гуркий вызывает меня по телефону в контору.
— Да поскорей, поскорей…
Кладу трубку, несу новость прорабу. Гуркин никогда по утрам не вызывает к себе.
— Вчера ты нигде, ничего? Не прославился вечерком?
— Нет.
— Поскорей возвращайся…
— Ну садись, сын, — начальник подал мне руку, улыбнулся, и я насторожился.
Год назад наш трест обязали построить колхозу «Восход» коровник и свинарник. Читаю ли я газеты? Да, читаю. Читал выступление Хрущева? Читал. Ну так вот. Строительство коровника и свинарника затянулось. Руководит там прораб Окунев, он, так сказать, маленько свихнулся в дисциплине, частенько закладывает. Вчера на партийном бюро постановили послать меня туда. Работы там осталось мало. К осени я разделаюсь.
— Вернешься, назначу тебя прорабом. Отдам тебе мясокомбинат — работы на пятнадцать миллионов. Один будешь руководить…
Если б хоть мастерские какие-нибудь, а то коровник! Да я уже слышал: «Восход» километрах в тридцати от Кедринска. Дорога туда отвратительная, с материалом там туго, работа запущена.
— Я не поеду туда.
— Почему?
— Почему я должен?
— Ты холост.
— Маердсон, Латков…
— У них отдельные объекты. Ты комсомолец? — Гуркин возвысил голос.
— А комсомольская организация есть в нашем СУ?
— Гм… Должна быть. Есть.
Я рассмеялся. Что за народ! В нашем СУ организации нет, есть в тресте. Я недели две искал секретаря, чтобы уплатить взносы. В повседневной жизни о комсомольской организации никто не думает. А вот когда что-то надо от человека, тогда вспоминают.
— Я не пойду в колхоз.
— Разговаривать некогда! — Гуркин встал. — Приказ уже есть. Все.
В дверях мелькают разрезанные голенища начальника. Под окном зафыркала машина, он укатил. Я закуриваю. Стучит машинка машинистки Маши. Под окном прополз бульдозер. Мясокомбинат — это вещь. Пятнадцать миллионов — это солидно. Ладно. Я поднялся. Начальник ПТО Шуст у себя. Маленький, юркий, напоминающий какую-то птичку, он сидит за огромным столом, что-то подсчитывает. Как ни странно, но финансовыми делами СУ вершит Шуст. Если прораб не справится с планом, Шуст, сидя за столом, вытянет его.
— А, это ты — садись, Борис. Сколько полтора процента от миллиона? — Шуст смотрит на меня. Что-то чиркает на бумаге и выныривает из мира цифр.
— Чертежи там, в деревне, у Окунева. Вот сметы. Познакомься.
— Много съели денег?
— Нет! Что ты! Не бойся! Вперед не забирались. Примешь дела, составь процентовку по молокосливной и пришли к десятому. Обязательно…
Листаю смету. Стоимость коровника четыреста шестьдесят тысяч. Свинарника — двести тысяч.
— Ну все-таки, Юрий Абрамович, сколько забрали денег?
— Совсем мало… Мало, мало…
Отправляюсь в городок.
— Да-а, — говорит прораб, выслушав меня, — вот так оно и кособочится всю жизнь. Думаешь так, а оно выходит этак. Замотаюсь я тут один. Может, пришлют кого…
И улыбается хитро:
— А для тебя это самый раз. Заметил я: норовишь ты все по-культурному: пожалуйста, извините. Для всех хорошим хочешь быть. За чужой спиной так можно. А теперь сам будешь…
До конца рабочего дня заполняю журнал работ, закрываю наряды. Приношу из окновского магазина перцовки, закуску. Сидим за столом с Федорычем, он объясняет, как лучше добраться до «Восхода»…
Моя командировка — солидный предлог для основательной выпивки. Маердсон и Рукавцов быстренько прикидывают смету, я даю деньги. Переодеваемся. Мазин уходит предупредить подруг. Жора был в деревне, строил там овощехранилище.
— Какая там база, Жора?
Он хватается за живот и падает на койку.
— Ба… база! — стонет он. — База! Узнаешь там базу!..
На улице подсохло. Мы все в туфлях. После сапог такое ощущение, будто ты в тапочках. Вчера была получка, возле гастронома длинная очередь, женщины несут дешевую конскую колбасу. Пивные ларьки облеплены рабочими. Там и тут на травке примостились компании, пьют водку. В такой день нет нужды прятаться в подъездах, на чердаках, в подвалах. Ханжество наших властей бесподобно: знают, что винные прилавки трещат от очередей, а устроить какое-нибудь заведение, где после работы можно поболтать и выпить — это значит способствовать пьянству. В магазине мы нагружаемся.
Окно в комнате подруг открыто. Жиронкина приветствует нас рукой. У девушек как всегда чистота в комнате. Даже как-то неловко.
— С чем и поздравляю, — большой рот Козловской становится еще больше от улыбки. Под сросшимися бровями щурятся серые пытливые глаза. — Дайка папироску.
Она целует меня.
— Рита, не ревнуй. Мальчики, раздвиньте стол!..
Поздно вечером уходим компанией в парк.
Утром следующего дня шагаю по тропинке вдоль пыльной дороги. То и дело проносятся по обе стороны самосвалы — возят песок, известь. В пяти километрах от стройки большая деревня Сорокино. В чайной завтракаю. Возле буфетной стойки двое: директор известкового заводика Тверской, рослый мужик с длинным сизо-кровавым носом, который директор возил в Ленинград к профессору, чтобы избавиться от красноты. И заготовитель корья, ягод, грибов Микульский. Оба пьют из бутылок вино.
— Я им говорю: дадите квартиру — поеду, а так нет, — Тверской кивает мне.
За деревней луг, печи известкового заводика. Дорога врезается в лес. Шум стройки все тише, тише. Вот уж не слышно и моторов самосвалов. Где-то в стороне бренчит колокольчиками стадо. Далеко-далеко хлопнул ружейный выстрел. Развилка. Лавочка. И возле нее стоит, опершись на палку, привидением — старик.
— По какой дороге в «Восход» идти, дедушка?
— Сюды. Будить Ходеево, Мошкино, Тутошино. Потом озеро, а за ним Вязевка. Там-то и правление «Восхода».
В правлении застаю бухгалтера Иваныча, тоскующего над ведомостью.
Председателя колхоза Баранова в деревне нет, он уехал в Новогорск по делам. В самой Вязевке ничего не строится. Ставят коровник в Заветах — это еще нужно пройти по берегу озера километров пять. Свинарник — в Клинцах. Чтобы попасть в Клинцы, нужно пройти обратно километра четыре. И у первой же повертки вправо свернуть.
— Окунев где может быть сейчас?
— Кто ж его знает… Утром проходил в сторону Клинцов, может, и там он…
Глава десятая
Штук тридцать избушек, крытых дранкой, расположенных в два ряда. За избами овраг, в нем ручей. За оврагом на поляне стоит шлакоблочная коробка с тамбурами, без крыши и потолка. В одном тамбуре свалены бумажные мешки с цементом. Я потрогал верхние — от дождей они стали тверды, как камень. Ни одной живой души. Вот кучка свежего песка. Следы. Я присел и закурил. Слышится шум мотора. Вскоре из лесу, подминая кусты, выползает трактор с прицепленными железными санями. На санях песок и шесть человек молодых парней. В Кедринске они работали землекопами-бетонщиками. Вчера Гуркин вызвал их в контору, отправил сюда.
— Сколько вас? — говорю я.
— Десять человек. Одиннадцатый — бригадир.
— Где он?
— Войченко куда-то отлучился. Остальные остались в карьере.
— Окунева не видели?
— Нет. — И кто-то смеется.
— У нас никакого инструмента нет. Гуркин сказал, что здесь все есть, а здесь ничего нет. Лопаты мы у хозяек выпросили.
— Так…
— Много песку надо?
— Много. Возите. Далеко карьер?
— Километра три отсюда.
Ребята сгрузили песок, уехали. Из лесу по тропинке вышли три девушки. Окружают меня.
— Вы начальник новый будете?
— Я.
— Переведите нас сюда на свинарник…