Флоренс Адлер плавает вечно - Бинленд Рэйчел

У нас есть деньги, хотела возразить Фанни. Но она знала, что одержимость Айзека крылась не столько в зарплате, которую ему платил ее отец, сколько в обстоятельствах, в которых он находился. Слишком часто денег у него недоставало прежде.

Когда Айзек начал приглашать Фанни на свидания, у него и гроша за душой не было. Он любил обещать ей, что, когда встанет на ноги, они будут ужинать стейком в Ритце, ну а пока она часто возвращалась домой настолько голодной, что приходилось идти прямиком на кухню и делать себе сэндвич. Она пыталась убеждать Айзека, что ей нужны не шикарные ужины, а счастье быть вместе, но со временем его обещания только росли. Теперь он говорил, что хочет иметь возможность купить им машину, небольшой дом в Вентноре или Маргейте, обзавестись влиянием в синагоге.

Иногда Фанни задумывалась – возможно, работа у ее отца стала для Айзека не такой уж хорошей идеей. Когда Айзек начал развозить хлеб, она знала, что он считал эту работу временной позицией, где он сможет перевести дыхание, пока планирует следующий шаг. Но в 1928-м, через два года после свадьбы и год после рождения Гусси, Джозеф открыл завод на Медитрэйнен-авеню и перестал печь хлеб в пекарне позади магазинчика на Атлантик. За год «Адлер» в десять раз увеличил производство, и Джозеф приобрел еще несколько грузовиков, чтобы доставлять хлеб по всему югу штата Нью-Джерси.

Впервые на памяти Фанни у ее родителей действительно появилось достаточно денег. Расширение пошло на пользу и Айзеку с Фанни. Айзека повысили – теперь он надзирал над всеми грузовиками из собственного кабинета с телефоном. Выросла и плата.

Но работа сделала Айзека еще больше обязанным Джозефу, и, по мнению Фанни, дала ему слишком много знаний о финансовых делах ее отца. Дом родителей на Атлантик-авеню, оплата за Уэллсли, и особенно поддержка отцом заплыва Флоренс через Ла-Манш вызывали у Айзека возмущение, казавшееся ей необоснованным.

Айзек все так же страстно мечтал выбраться из-под каблука Джозефа, и он начал откладывать деньги, чтобы в один прекрасный день открыть свое дело. Фанни считала план довольно близоруким – почему он не понимал, что отец однажды отойдет от дел, а Айзек, если будет работать усердно и терпеливо, встанет во главе? В худшем случае обязанность по управлению «Пекарней Адлера» придется разделить с тем, за кого выйдет Флоренс. В дни, когда Айзек возвращался с завода в хорошем настроении, Фанни предлагала использовать отложенные деньги на первоначальный взнос за дом.

Когда обрушился рынок ценных бумаг в 1929-м, Айзек начал задерживаться на работе. Когда он приходил домой, то рано отправлялся в постель, едва обращая внимание на Фанни или Гусси. Это продолжалось неделями, пока однажды Фанни не растолкала его.

– Хватит. Ты должен рассказать мне, что происходит.

Айзек растерянно потер глаза.

– Я потерял все деньги.

Фанни почувствовала, как с души падает камень. И это все?

– Айзек, и сколько там было? Двести пятьдесят долларов? – сказала Фанни. – Мы их снова накопим.

– Я купил ценные бумаги на марже.

– Что это значит?

– Я отдал наши деньги в залог, и банк одолжил мне в десять раз больше.

– Я не понимаю.

– Банк одалживает нам деньги, и когда рынок растет, мы их возвращаем.

– А что происходит, когда рынок падает?

Айзек ничего не ответил.

– Айзек?

– Банк отзывает маржу. У меня есть две недели, чтобы вернуть им все деньги.

Фанни понадобилось несколько долгих секунд, чтобы взять себя в руки. Она едва могла представить, что у нее когда-либо оказались в руках две с половиной тысячи долларов, нечего и говорить о том, чтобы достать их где-то за полмесяца.

– И что мы будем делать? – спросила она наконец.

Айзеку не надо было объяснять, что единственным выходом было отправиться к ее отцу и надеяться на отсутствие у него похожих финансовых затруднений. Чтобы купить участок на Медитрэйнен-авеню и открыть завод, нужно было много денег, и Фанни молилась, чтобы деньги ее отца вкладывались в кирпич и цемент «Пекарни Адлера», а не в Нью-Йоркскую биржу. Фанни предложила поговорить с ним, но Айзек и слышать об этом не хотел. Финансовые рынки и их последствия женщин не касались.

Ему понадобилось несколько дней, чтобы собраться с духом, но когда он поговорил с Джозефом, то почувствовал облегчение. Найти деньги будет нелегко, сказал Джозеф, но он сможет. Они договорились о займе – беспроцентном, на десять лет.

– Как он выглядел? – спросила Фанни Айзека, когда он объяснил условия.

– Что ты имеешь в виду? Он выглядел, словно собирается одолжить нам денег.

– Он был удивлен? – сказала она, но на самом деле хотела узнать, был ли он разочарован.

Когда обрушились банки, туристы остались сидеть по домам, и на глазах у Фанни и Айзека многие надежные предприятия Атлантик-Сити начали закрывать свои двери. И Айзек будто в одну ночь перестал мечтать. Он больше не приходил с завода со смутными идеями собственного бизнеса и набросками витрин на оборотах старых счетов. Он перестал говорить о доме, который они купят, он стал тише и безразличней. Он меньше смеялся над шутками Фанни и чаще срывался на Гусси. Вместо того, чтобы радовать и впечатлять родителей Фанни, как раньше, он теперь их избегал, отказываясь от ужинов на шаббат и воскресных прогулок на пляже. Но самым заметным для Фанни изменением стало полное нежелание заводить второго ребенка.

Два месяца после кризиса Айзек не касался Фанни. Когда он все же вернулся к ней холодной январской ночью, от облегчения она едва не заплакала. Ветер с океана бился в окно их спальни, и батареи, из которых недавно выпустили воздух, скрипели от груза ответственности. Фанни чувствовала, как внутри нарастает знакомое напряжение, как будто бы и у нее был рычажок, который стоило подкрутить. Она прошептала в ухо Айзеку:

– Продолжай, – но едва только слова покинули ее, как он отстранился, выплескивая теплую лужицу на ее бледный живот.

– Зачем ты это сделал? – спросила Фанни, хоть и знала ответ.

– Я не хочу заводить еще одного ребенка в таких обстоятельствах.

На глаза навернулись слезы, но их скрыла темнота.

– А в каких захочешь?

– Я не знаю, Фанни, – ответил он со вздохом. – Не в таких.

Из всех знакомых Фанни мужчин, которых так или иначе затронул кризис, Айзек со своей работой на хлебозаводе был в наибольшей безопасности. В тяжелые времена их друзья и соседи могли отказаться от новых туфель и шляп, но вряд ли доходило до того, что они не могли позволить себе купить хлеб. Она догадывалась, что дела могут повернуться к худшему, но Фанни была уверена, что во всех обстоятельствах, кроме самых суровых, отец сможет защитить Айзека. Он уволит сколько угодно пекарей и упаковщиков, прежде чем выгнать с работы собственного зятя. Может, Айзек и не зарабатывал состояние, но бедность им не грозила.

Прошло три года, прежде чем Айзек перестал отстраняться от нее. В первый раз Фанни подумала, что он просто ошибся. Но это повторилось две ночи спустя, а затем еще раз через неделю. Она ничего не сказала, опасаясь, что он опомнится, но начала надеяться, ждать тех моментов, когда его мускулы напрягутся, а дыхание начнет прерываться. Как в первые дни вместе, она обвивала его ногами и прогибалась в спине, позволяя телу прижиматься к мужу, пока он не вздрогнет. В темноте, ожидая, когда его дыхание вернется в норму и усыпит и ее, она пыталась убедить себя, что Айзек перевернул новую страницу, что его уступка являлась выражением уверенности. Но в глубине души она знала, что скорее всего Айзек просто сдался.

– Единственное, что мне в этой палате непонятно, – сказала Фанни Айзеку, – так это где здесь радио.

Айзек рассеянно оглядел комнату.

– Почему ты считаешь, что тебе оно положено?

– У других женщин вниз по коридору оно есть. По ночам его слышно.

Айзек ущипнул себя за переносицу, как будто не мог до конца поверить услышанному.

– Думаешь, я слишком много хочу? Конечно, с радио приятнее…