Спор с дьяволом - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот я и подумал… Мне приходилось читать в газетах…
– Что ты там вычитал? – нетерпеливо потребовал Беллингер. – Чего ты мямлишь, говори прямо!
– Я читал там про этих всех… Ну, про Хана, это физик такой. И про Курлена, и про Сола Бертье, и еще была одна журналистка, ее тоже убили… Как знаменитость, так рядом стрельба. Вот и у вас такое.
– Интересный ряд… – Белингер задумался. Не думаю, что указанный ряд в самом деле ему польстил, но он задумался. Я его заинтересовал по-настоящему. – Для простого садовника ты недурно начитан, Айрон Пайпс.
– Я не совсем обычный садовник.
– Теперь я это вижу.
Он помолчал и уже другим голосом добавил, впадая в привычные воспоминания:
– Сола Бертье я хорошо знал. Даже слишком хорошо. Иногда пишут о нашей дружбе. Это преувеличение. Дружить с ним не смог бы и паук. Сол много пил. Настоящая скотина, говоря между нами. Его мировоззрение густо окроплено алкоголем. Не удивился бы, узнав, что с борта яхты его сбросил очередной сожитель.
– Сожитель?
– Можно найти и другие определения. Тебе не все равно? – покосился на меня Беллингер. – У Сола Бертье было много слабостей.
– Действительно. Для одного человека что-то уж много…
– Правда, у него и талантов было не меньше… Порядочная скотина! – Он будто мысленно сравнивал с кем-то Бертье. – То, что о нем пишут – выдумки. Я-то его знал. И Памелу я знал. Зря она ввязалась в то дело… Незачем ей было ввязываться, было сразу видно, ничего хорошего там не найдешь… Зря, зря, – повторил он. – Но Памела нутром чуяла необычное.
– Вы разве не из той же породы?
Он усмехнулся и поднял на меня усталые, но все еще живые глаза:
– Поэтому ты и включил меня в названный ряд?
Не отрываясь от окон, я кивнул:
– Надеюсь, мои слова вас не обидели?
– Нисколько, Айрон Пайпс. Как ни крути, люди, упомянутые тобой, если уж не достойные, то, в любом случае, интересные.
– Знаете, чем они кончили? – спросил я, не оборачиваясь к старику.
Он ответил:
– Да.
– Тогда не вставайте с кресла. Не буду повторять: одно неловкое движение, и вас пристрелят.
Беллингер промолчал.
Внимательно вглядываясь в темную листву дубов, окружающих дом я спросил:
– Чем вы так насолили нашим неожиданным гостям?
– Представления не имею. Я даже оглянулся.
Старик сидел в своей обычной позе: обхватив руками острое колено. В его взгляде читались удовлетворение и самодовольство. Но спросить что-либо еще я не успел: где-то у ворот ударила автоматная очередь.
20
-Это у ворот… – прислушался я. – А это под южной стеной…
– А это, – сказал я, – сорвали ворота… И хмыкнул:
– Вам придется здорово потратиться на ремонт. Не думаю, что кто-то возьмет на себя расходы.
И крикнул:
– Сидеть!
Пуля раскрошила стену прямо над головой приподнявшегося Беллингера. Пыль облачком, как нимб, повисла над седыми волосами.
Я не потерял ни секунды.
Это был мой первый выстрел.
Я стрелял на звук, на неясное движение в листве, но почти сразу мы услышали вскрик, а затем треск и глухой удар. Кто-то свалился с дуба на землю.
– Ублюдки, – проворчал Беллингер.
– Кого вы имеете в виду?
– Всех. И тебя тоже, Айрон Пайпс. Все ублюдки!
Снизу крикнули:
– Эл!
Я прислушался.
Беллингер мог быть доволен: он узнал мое настоящее имя. Снизу, из сада, орал разъяренный Берримен:
– Эл, прекрати стрельбу!
– Нам уже можно спуститься? – крикнул я, не вставая с места.
– Спускайся. И отдай старика Лотимеру.
Беллингер с усмешкой взглянул на меня:
– Этот Лотимер… Он тоже садовник?
– Нет. Полицейские вернулись, – буркнул я.
Без всяких возражений Беллингер выложил на стол «вальтер» и сошел на веранду. Я прикрывал его, положив руку на «магнум», но нужды в этом не было. Тощий Лотимер, привычно откозыряв (он пришел в Консультацию прямо из армии), увел старика в машину.
– Поезжай! – крикнул Лотимеру Джек и раздраженно обернулся: – Эл, в саду одни трупы.
– Половина из них – твои, – хмыкнул я. – Под дубом тоже кто-то валяется.
– И тоже покойник?
– Не знаю.
Короткими перебежками, прикрывая друг друга, мы вошли в рощу.
Бояться было некого. Джек не зря в свое время учил меня стрелять по невидимой цели – в близнеце-крепыше, валявшемся под дубом, жизни было ни на гран. Все же я попросил:
– Влей ему в пасть, Джек.
Берримен, вытащивший из кармана фляжку, возмутился:
– Это греческий коньяк, Эл!
– Подумаешь.
Джек выругался и стволом пистолета разжал зубы уснувшего крепыша. Мы даже не стали его обыскивать. Идя на задание, такие, как он, документов с собой не берут, а над одеждой обычно колдуют специалисты.
– Он открыл глаза!
Мы наклонились над близнецом. Он действительно приоткрыл глаза, но они были залиты смертной пеленой, смутным туманом, который ничем не разгонишь.
– Он что-то шепчет.
Я приблизил облепленное пластырем ухо к самым губам близнеца.
– Беллингер…
– Я не Беллингер, – сказал я с отвращением. – Кто тебя послал? Имя?
– Беллингер…
Я выругался.
– Оставь его, Эл. Лучше сам глотни. Что ты тут курил, от тебя несет как…
Джек даже не стал искать определение:
– Нелегко будет оправдаться перед шефом, Эл. Тут одни трупы.
– Надо было торопиться. Еще полчаса, и нас бы тут попросту подпалили.
Я взглянул на Берримена и рассмеялся:
– Но нас не подпалили.
И пожал ему руку.
P.S.
Я был рад, не увидев в кабинете шефа. Доктор Хэссоп тоже бывает холоден, как глыба льда, но контактов с тобой он никогда не теряет. Думаю, это в нем от любопытства. Доктор Хэссоп всегда был жаден до необычного. На мой взгляд, это лучше, чем думать только о деле. Шеф может и улыбаться, но его улыбке верить нельзя. Есть такие игрушки: сверху перья или какой-нибудь нежный мех, а сожмешь такую игрушку в руке – под ладонью холодная тяжелая глина. Обожженная, понятно. Не знаю, как к таким игрушкам относятся дети, но мне они не по душе.
Наклонив голову, доктор Хэссоп, как старый гриф, без всякого удовольствия изучал нас с Джеком.
– А шеф? – спросил я.
– Шеф изучает отчеты.
Годовые кольца морщин на худой шее доктора Хэссопа пришли в движение:
– У нас нет рукописи, Эл, и у нас нет никого, кто бы мог растолковать приключившееся на вилле Беллингера.
– А сам Беллингер?
– Он знает лишь то, что знает. Это немного. – Доктор Хэссоп раздосадовано моргнул. – Он утверждает, что даже роман свой не помнит. Да якобы и не хочет помнить. Черт подери, мы опять потеряли нить.
– Опять? – удивился Берримен. – Что значит опять? Мы уже с чем-то подобным сталкивались?
– Конечно. Вспомните Шеббса, – доктор Хэссоп покачал головой. – Вы ведь и Шеббсу позволили умереть. Два года тому назад, на станции Спрингз-6.
– А-а-а… – протянул Джек. – Алхимики… Только Шеббс взорвался не на станции. Это случилось прямо на перегоне. Поезд, кстати, стоял.
– «Алхимики»! – Доктор Хэссоп недовольно нахмурился. – Ты так произносишь это слово, Джек, будто мы впрямь гоняемся за средневековыми чудаками. Разве я не объяснил вам, что, в сущности, любой человек, активно ищущий смысла в своем существовании, может считать себя алхимиком?
Мы дружно кивнули, но Джек не удержался:
– Не слишком ли просто?
– Не серди меня, Джек. Усложняют только придурки. Я недоволен вами. Нам нужен был живой человек, человек, которому можно задавать вопросы. Но такого человека нет, и рукописи тоже нет, а Беллингер не из тех, кто охотно делится секретами.
– Те, в кого мы стреляли, тоже не походили на людей, охотно делящихся секретами.
Доктор Хэссоп взглянул на меня:
– Ладно. Не будем об этом. Вернемся к тому, что знаем. Как тебе кажется, Эл, что интересовало нападающих?
– Они хотели убедиться, что Беллингер мертв. Рукопись они уже получили.
– Значит, ключ в рукописи?
– Думаю, да, – неохотно признался я. – Мне не удалось переснять ее всю. Но я говорил, я заглядывал в конец рукописи. Не могу понять, что заставило датчанина вернуться. Этот Мат Шерфиг, он сделал все, чтобы привести немца в Ангмагсалик, но на полпути повернул. Значит, он услышал от немца что-то такое, что повлияло на его решение.
– А может, немец обезоружил его?
– Нет. Готов утверждать, нет. Он вернулся по своей воле. – Я усмехнулся: – Может, ему нашептали что-то злые духи, тот же Торнарсук, к примеру?
Берримен скептически улыбнулся.
– Торнарсук… – Доктор Хэссоп задумался. – Мы еще поговорим о злых духах, а пока расскажи мне о старике. Он ждал чего-то подобного?
Я пожал плечами:
– Может быть… Иногда я почти уверен, что он ждал чего-то, причем ждал не один год, но потом начинаю сомневаться – ведь ему грозила опасность… К тому же, он собирался отдать рукопись своему литературному агенту… При этом он знал: рукопись вызовет большой шум. Он даже готовился сменить пристанище. Этот мистер Ламби нашел ему что-то такое – в горах и при озере. Значит, Беллингер ждал осложнений… Как ни крути, ключ, похоже, в рукописи. Может быть как раз в этом решении Мата Шерфига вернуться…