Кровь и ложь (ЛП) - Вильденштейн Оливия

— Кто мы такие.

Его глаза округлились.

— Несс...

— Я больше не могу держать это в секрете.

Он повернулся к Эвелин. Кожа на его лице вокруг глаз и рта напряглась.

— Пожалуйста, — прошептала я.

— Хорошо, — он поднял руки вверх.

Через несколько секунд его ногти удлинились и загнулись, а пальцы укоротились и почти исчезли в ладонях.

Эвелин побледнела, став такого же цвета, как и её тесто для блинчиков. Она перекрестилась, а потом... потом она упала в обморок.

Эверест успел поймать её до того, как она ударилась головой о плитку. Я слезла со стремянки и помогла ему расположить её на ней. Кинувшись к раковине, я схватила несколько бумажных полотенец и намочила их.

— Зачем тебе надо было ей рассказывать? — пробормотал Эверест, его голос прозвучал всё ещё немного сонно.

— Потому что она всё равно бы узнала. Наше существование не очень-то скрывают в этой части света.

— Только потому, что люди подозревают о нашем существовании, не значит, что все они в это верят.

Я присела рядом с ней на корточки и промокнула её лоб мокрым полотенцем.

— Мне надо было, чтобы она поверила.

Её веки дрогнули, после чего ресницы, покрытые тушью, приподнялись. Она очнулась и заморгала. А затем её чёрные глаза остановились на мне. В них промелькнуло что-то сродни страху или удивлению, я не могла этого понять.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, Эвелин, — я промокнула её шею мокрым полотенцем.

— Завтрак, — пробормотала она. — Мне надо приготовить завтрак.

Она отодвинула мою руку, упёрлась об остров и, покачиваясь, встала на ноги. Эверест не выпустил её, но она сбросила с себя его руки, словно это были пауки.

Она взяла нож с зазубринами и повернулась ко мне. Я попятилась и упала, ударившись попой о холодную плитку на полу. Она что собиралась убить меня?

— Ты умеешь нарезать хлеб, Несс? Толстыми ломтиками?

Постаравшись успокоить свой учащённый пульс, я поднялась на ноги и взяла у неё нож. Лезвие с зазубринами издало лёгкий звук в воздухе и сверкнуло в ярком свете.

Эвелин вернулась к тесту и взяла свой венчик, словно не было никакого признания, а руки Эвереста не превращались в лапы.

— Если я вам больше не нужен, я пойду, посплю ещё пару часов, — сказал Эверест, повернувшись ко мне. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я остался.

— Нет. Иди. Спасибо, — и прежде, чем он ушёл, я сказала ему: — Прочитай сообщения.

— Я читал их.

Я слабо улыбнулась, а когда он исчез за вращающейся дверью, я подошла к разделочной доске, где возвышались три буханки халы5.

— Эвелин, ты...

Я хотела сказать "злишься", но она остановила меня, подняв руку.

Слёзы обожгли мои опухшие веки. Она не хотела со мной разговаривать. Она была в ужасе, и я не могла её винить.

Мы молча работали бок о бок. Она закидывала толстые куски бекона в чугунную сковороду, а я окунала кусочки хлеба, которые нарезала, в молочно-яичную смесь, для того, чтобы потом отправить их на другую сковороду, которую Эвелин смазала маслом. Мы ни разу не посмотрели друг на друга. Я боялась того, что могла увидеть в её глазах, и она, вероятно, тоже.

Пока она готовила, я надела на руки резиновые перчатки и начала намыливать гору мисок и кухонных принадлежностей. Затем я расставила контейнеры из нержавеющей стали и помогла Эвелин разложить позолоченные треугольнички французских тостов, пышные блинчики, хрустящие хашбрауны6, жареные сосиски, блестящий бекон и яичницу.

Когда я вынесла контейнеры в пустую столовую, с гор начал спускаться рассвет, который коснулся величественных сосен и раскрасил их иголки в голубой цвет, а скалы — в лавандовый. Рассвет всегда был моим любимым временем суток. Возможно, потому что в это время было очень тихо, или потому что он напоминал мне чистый лист бумаги, на котором можно было нарисовать всё что угодно.

Но не сегодня. Сегодня эта пустота казалась бледной, и её омрачало молчание Эвелин.

Расставив все блюда по отсекам, я зажгла небольшие свечи, которые должны были подогревать их, пока стая не спустится в столовую. Я заварила кофе и чай в буфете, после чего на автомате заполнила термосы тёмной дымящейся жидкостью.

Раздался стук вращающейся двери.

— Не знаешь, где я могу найти... — Лиам встретился со мной взглядом.

Я приподняла термос.

— Кофе?

Он медленно кивнул и протянул керамическую кружку, которую сжимал своими длинными пальцами.

Я наполнила её.

— Как ты обычно его пьёшь?

— Что случилось с твоим лицом?

Я облизала рану на губе.

— Упала. Хочешь молока? Сахара?

Он свёл вместе свои тёмные брови.

— Только молока.

Я налила немного молока в его кружку.

— Ещё?

Он посмотрел на мой рот.

— Хочешь ещё молока?

Он покачал головой, а потом запустил руку в свои каштановые волосы, взъерошив их. Я не очень хорошо помнила его мать — она умерла, когда мне было пять, а ему девять — но я помнила, что она была красивой и доброй женщиной. Вместо того чтобы разглядеть черты Хита в Лиаме, я попыталась найти её черты, но его точёная квадратная челюсть, карие глаза и тёмные брови достались ему от Хита.

— Готова к сегодняшней встрече? — спросил Лиам, когда я вернула молоко на огромную деревянную подставку.

— К встрече со старейшинами или пейнтболу?

Я расставила керамические кувшины и термосы, после чего наполнила стеклянные кувшины льдом и водой и тоже поставила их на подставку.

— И к тому и к другому.

Я самодовольно улыбнулась ему и почувствовала резкую боль в лице. Никаких больше улыбок сегодня.

— Я была готова к этому с самого рождения.

Я взяла поднос за роговые ручки и подняла его.

— Тебе помочь?

И хотя мои суставы немного болели, я сказала:

— Мне не нужна ничья помощь.

Я обошла его, чтобы наши руки не соприкоснулись, и толкнула плечом вращающуюся дверь.

Единственное, что мне было нужно, это чтобы Эвелин любила меня, несмотря на то, что я была зверем.

ГЛАВА 8

Перед встречей с пятью старейшинами я решила сменить свою униформу. Я натянула узкие джинсы и свои любимые потёртые тимберленды, которые показались мне подходящей обувью для пейнтбола.

Когда я зашла в конференц-зал, Лукас, Мэтт и Лиам уже были там и сидели, развалившись, на пружинящих офисных стульях.

— Закрой дверь, Несс, — сказал старейшина-кустистые-брови.

И хотя мне было неприятно оставаться одной в помещении с восемью мужчинами, я закрыла дверь и проследовала к пустому стулу рядом с Мэттом. Я почувствовала, как его взгляд начал блуждать по моему лицу. Лукас тоже посмотрел на меня.

Лысый старейшина подался вперёд и хлопнул в ладоши.

— Тебя кто-то... ударил?

— Нет, — я не стала вдаваться в подробности. — Так зачем мы собрались?

Раздался скрип стульев, когда тела заёрзали на них.

Старейшина-кустистые-брови сделал глоток воды из стакана, стоявшего перед ним.

— Хорошо. Перейдём к делу. Вас ожидает три испытания. Первое будет на выносливость. Вам предстоит пробежать двадцать миль в обличии волка по пересечённой местности, полной препятствий и ловушек. Последний, кто прибежит на место назначения, проиграет. А тот, кто перевоплотится в человека, будет автоматически дисквалифицирован.

Мой пульс громко застучал в венах. Чтобы соревноваться, я должна буду перевоплотиться. Полностью. И это должна быть не та жалкая попытка перевоплощения, которая случилась со мной прошлой ночью.

Молясь о том, чтобы собравшиеся оборотни не почувствовали мою нервозность, я спросила:

— Когда оно состоится?

— Чем раньше, тем лучше. Всех ли устроят следующие выходные?

Значит, у меня оставалась неделя, чтобы научиться управлять своим волчьим обличием. Не самый идеальный вариант, но лучше, чем пара часов. Я начала теребить в руках мамино кольцо, покрутив его сначала на одном пальце, а потом надев на другой.