Кто такой Лу Шортино? - Оттавио Каппеллани

– Ты ведь видел мою барбекюшницу, Ник? – спросил Тони. – Классная вещь, скажи? Такие точно рекламирует «Космополитен». А знаешь, сколько времени я потратил на то, чтобы выбить разрешение на ее установку, а, Ники?

На лице Ника появилось выражение, означающее: ну и сколько?

– Три года, мать их! А я все-таки из семьи Скали, это тоже надо иметь в виду, Ник! В Катании такая бюрократия!.. В Катании, если ты хочешь пойти и ограбить кого-то, ты должен сначала убедиться, что он не платит за крышу, потому что, если он платит, ты не можешь его ограбить, иначе нарвешься на большие неприятности. Значит, ты должен составить список… В общем, если ты решился на грабеж, то сперва должен начинать с тех, кто не платит; таким образом, остальные видят, что таких грабят, и начинают платить, понимаешь? Существует организация, которая тебе говорит, какие магазины можно грабить, а какие нет, чтобы не вышло так, что в один и тот же магазин заявятся два грабителя, и еще она устанавливает очередность ограблений… Мы все-таки не в Америке с ее либерализмом, Ник!

Тони закурил первую из своих сигарет с ментолом (он выкуривал ровно три штуки в день) и продолжил: – В общем, к тому времени, когда ты получаешь разрешение на ограбление, ты знаешь, я хочу сказать, что тебе точно известно, что в бригадиров не стреляют ни в коем случае, потому что, когда их убивают, вся полиция сатанеет… Она никогда не сатанеет, за исключением случая, когда шлепнут полицейского! А уж если замочат бригадира, мало не покажется никому! Когда Альфио… Ты знаком с Альфио? Ах да, ты не можешь его знать, тебя тогда здесь не было. В общем, этот Альфио пошел на дело, получив разрешение, ну, типа оформив все как надо. И вот во время ограбления входит полицейский… В этом случае, это всем известно, грабитель должен сказать: «Извините, синьор полицейский! Я тут граблю магазин, но я все понимаю, я не прав, и вы можете меня арестовать. Это ваша работа, я не сопротивляюсь, я никому не причинил вреда, вот мой пистолет, вот он я». А пистолет, Ник, никогда не заряжен, если хочешь грабить в нашем квартале. Понимаешь, это такой закон – пистолет не заряжать; согласен, закон дурацкий, но пока большой беды от него не было. Усек? Пойманный грабитель проведет пару дней в каталажке, а потом его выгонят взашей, потому что тюрьма на площади Ланц забита под завязку, и представь себе, что будет, если туда сажать каждого, кого поймали на ограблении с незаряженным пистолетом. С заряженным пистолетом грабят только банки, но это совсем другая история, потому что у банков свои, более сложные отношения с крышами. Но что касается магазинов, то тут все четко: тебе не простят ни заряженного пистолета, ни погибшего бригадира. Понятно?

– И что Альфио?… – напомнил Ник.

– Что Альфио? Ах да, Альфио! Значит, так, Альфио берет свой распрекрасный незаряженный пистолет и идет на дело – грабить магазин скобяных изделий. Хозяин магазина был полный псих, он думал так: я торгую железяками, что мне могут сделать, ну, сожгут магазин, ну и хрен с ним, он все равно не мой, а арендованный, а железяки не горят. Видал придурка, а? В общем, во время ограбления входит полицейский. До сих пор все шло хорошо, этот придурок-хозяин даже засмеялся, – посмотрел бы я на него, как он потом стал бы смеяться, когда ему в штаны засунули бомбу… Короче, Альфио передает пистолет полицейскому, все путем. И вдруг ни с того ни с сего… С какой такой дури, что взбрело в башку Альфио, бог его знает, – может, крыша съехала, может, еще что, – только он хватает мотыгу и хрясь по башке бедолаге-полицейскому! А тот при исполнении, представляешь? Он даже успел уже убрать свой пистолет в кобуру и собирался спокойненько надеть на Альфио наручники. А Альфио, это все местные знали, на жизнь зарабатывал грабежами и был в своем деле профессионал, не какой-нибудь там дилетант, он никогда не конфликтовал с бюрократией. И вот на тебе! Спрашивается, что ему в башку ударило?

– А дальше что? – спросил Ник.

– Дальше? Дальше Альфио удрал. Второй полицейский, который сидел в машине, видит, что-то тут не так. Альфио бежит – такого никогда прежде не случалось, – полицейский заводит машину, едет за ним и застревает в пробке. Выскакивает из машины, а Альфио уже след простыл. Ну не бардак?! Газеты, телевидение, шум да гам, на площади целый митинг – дескать, не желаем платить крышам, полицейские озверели, а Альфио в бегах. Ничего себе картинка, да?

Ник кивнул.

– В общем, проходит несколько дней, и вот как-то один полицейский выходит из участка – захотелось ноги размять – и обращает внимание на такую штуку. На другой стороне улицы на железной скамейке сидит мужик. Ну, сидит себе и сидит, чинно так, нога на ногу, в руках газета, и вроде бы он ее читает. Только вот незадача – у мужика нет головы! Нет, конкретно, сидит мужик без башки! Полицейскому сначала показалось, что он чего-то не разглядел. Он протер глаза и двинулся через дорогу. И уже на полпути видит, что голова ровненько так отрезана! Типа сидит на скамейке мужик нога на ногу с газетой в руках и без головы. Он чешет назад, влетает в участок, поднимает тревогу. Полицейские валом валят на площадь, за ними эксперты, и вот в газете находят листок бумаги, а на нем черным по белому написано: «ЕГО БЕЗМОЗГЛУЮ ГОЛОВУ МЫ ОСТАВИЛИ СЕБЕ». Вот таким образом дядя Сал заработал авторитет и занял место своего предшественника. Врубаешься? Тот был не способен держать в руках своих ребят, а дядя Сал, черт возьми, способен! При нем такой промашки не случится!

– Дядя… Дядя Сал? – бледнея, переспросил Ник.

– Дядя Сал, – повторил Тони и посмотрел в сторону кухни. – Ну ты скоро там, Четтина? Сколько ты будешь возиться, чтобы приготовить кофе!

Четтина вплыла в гостиную, величественная, как святая, в черной юбке, в туфлях на каблуке, с подносом в руках и с недовольной миной на лице.

– Сколько тебе сахара, Ник? – спросила она.

– Две ложки, – ответил Ник. – Спасибо.

Тони засмеялся и взял свою чашку кофе без сахара. Четтина села и поправила юбку.

– Значит, – начала она, – дядя Сал приходил к тебе только для того, чтобы сообщить об ограблении?

Именно об этом чуть раньше говорил Тони, так что она только повторила его слова. Между тем Тони про себя думал: дядя Сал наверняка приходил в его дом, чтобы сказать ему, что он паршивый сноб.

– Он мне сказал еще одну вещь… – заговорил Ник.

– Ну и какую же? – Тони закурил вторую ментоловую сигарету за день.

– Он мне сказал, что вчера… что все меня видели на барбекю. Видели, как я… разговаривал с Минди…

Тони во все глаза уставился на Четтину, а Четтина на Тони.

– На барбекю?! – переспросил Тони. – Вчера вечером?!

– Да, – подтвердил Ник.

Тони вскочил, потряс ногой, чтобы опустилась задравшаяся брючина, и сделал два-три шага по гостиной. Твою мать, подумал он, вчера вечером он во всеуслышание называл его снобом, а сегодня утром навещает его дома и говорит ему… то, что говорит. Или Ник совсем спятил, как тот антиквар или как Алъфио… Или это у дяди Сала крыша поехала на хрен!

– Скажи мне, Ник, что ты такое сделал, чтобы дядя Сал изменил свое мнение о тебе? – спросил Тони.

– Я?! – занервничал Ник. – Нет… Ничего…

Тони с тоской смотрел в окно. В саду щебетали птицы.

– Не знаю, Тони, – повторил Ник, – честное слово, не знаю, в чем дело. Конечно, вчера меня не было на твоем барбекю… Но я не думаю, что… А что, если… Ну да… Если дядя Сал просто меня с кем-то спутал?…

– Знаешь что, Ник, – отозвался Тони, оставив в покое щебечущих птиц. Он вообще не желал копаться в этой дурацкой истории в присутствии Четтины. – Я думаю, ты прав. Дядя Сал принял тебя за другого, понял, что ошибся, и пришел извиниться перед тобой. С ним всегда так, когда он ошибается: сначала извиняется, а затем распахивает дверь в Семью.

– В Семью?

– Нуда, в Семью. Минди, значит?…

– Минди – порядочная девушка, Ник, – вставила Четтина.

– По мне, даже чересчур порядочная, уж слишком она похожа на тетю Кармелу! – воскликнул Тони.

– Как ты можешь так говорить, Тони! – возмутилась Четтина.

– А почему нельзя? Потому что здесь Ник? – засмеялся Тони. – Но Ник теперь должен знать о проблемах Семьи! Нет, ты смотри, как засуетился дядя Сал! У нас уже есть одна старая дева, и пошли разговоры, что женщины семьи Скали не хотят выходить замуж! Врубаешься, Ник?

Вся мимика его лица красноречиво свидетельствовала, что нет, он не врубается.

– Чего тут на фиг понимать, – продолжал Тони. – Если женщина не выходит замуж, она тем самым показывает, что у нее нет потребности в Семье, что в ней не воспитали чувство Семьи, понимаешь? Э, да ладно, Ник, это все фигня. Я жутко рад, что дядя Сал заговорил с тобой о Минди. Правда, Валентина вроде как остается с носом, зато у нас в Семье не будет еще одной тети Кармелы!

По лицу Ника видно, что из всей трескотни Тони он толком не понял ничего.