Одноклассники. История в XIV уроках - Тадеуш Слободзянек

Все.

Что еще за бред?Ты не Архимед!Хватит бегать голым —возвращайся в школу!

Ведь любой ребеноквыучил с пеленок,что в горячей ванневся к худее станет.

Урок XIV

Менахем. Я вернулся в Варшаву. Получил орден Строителей Народной Польши. Новую квартиру. На Мокотове. Семьдесят квадратных метров. И отвратительную работу. С подпольщиками.

Зигмунт. Мне дали пятнадцать лет. Хеленка осталась одна с Ханей, Малгосей и Юреком. Как мальчик будет расти без отца? В тюрьме в Равиче я подумал: надо бороться. Что мне терять?

Менахем. Я начал пить. Крепко. Это было похоже на кошмарный сон. Побои, крики, кровь, потом водяра, дансинг и шлюхи. И опять все сначала.

Зигмунт. Я написал генсеку. Ответа не получил. Премьеру. Тишина. Еще раз. Снова молчание. А потом меня вызвали к начальству. Смотрю — сидит какой-то тип в штатском. Не еврей.

Менахем. Я пробудился от этого сна после смерти Сталина, когда меня арестовали. И обвинили в «использовании противозаконных методов следствия». Курва! Те, кто меня обвинял, действовали точно так же. Свидетелями выступили палачи. И Зигмунт.

Зигмунт. Я охотно подтвердил, что обвиняемый использовал сорок видов пыток. В том числе ломал дверью пальцы. Загонял иголки под ногти. Бил милицейской дубинкой по гениталиям. Голым задом сажал на ножку стула.

Менахем. «Что ты несешь, сукин сын! Когда это я тебе пальцы ломал? И где у тебя вторая дырка в жопе?» Я бросился на него, но нас растащили! Я получил десять лет. И предложение. Или тюрьма, или вон из Полыни!

Зигмунт. Я вернулся домой. К Хеленке, Хане, Малгосе и Юреку. Юрек не отпускал меня ни на шаг. Вцепился в штанину и ходил следом, как собачка.

Менахем. Я уехал в Израиль. В кибуце «Даверат», то есть «Пчела», устроился механиком сельскохозяйственных машин. Вот когда пригодился учебник советских авторов Волкова и Райста «Трактора и сельсохозяйственные машины».

Зигмунт. В 1956 году я вступил в Польскую объединенную рабочую партию.

Хенек. Я долго был викарием, потом наконец получил свой первый приход. В богом забытой деревне под Белостоком, где даже католики говорили по-хохляцки. Но и то хлеб, как говорится.

Менахем. Я написал Абраму. Хотел узнать, как дела у Зоськи.

Абрам. Как дела у Зоськи? Менахем, мало ты принес людям горя? Мало из-за тебя женщины слез пролили? Зоська вышла замуж, у нее дети. Оставь ее в покое.

Зоська. Когда Стэн пошел в школу, а Люси — в детский сад, я начала подрабатывать портнихой. В общем, жизнь как-то наладилась.

Менахем. Я женился на Рут, сефардской еврейке. У нее были красивые глаза и ноги. Как у Доры. Родился Иаков. Настоящий сабра. Я ушел из кибуца, взял кредит и открыл собственную мастерскую. Построил дом.

Зигмунт. В шестидесятые годы все складывалось отлично.

Хенек. Хвала Богу, наконец исполнилась моя сокровенная мечта. Когда Господь призвал к себе моего предшественника, епископ назначил меня приходским священником в наш город. Этому поспособствовал один из моих одноклассников.

Зигмунт. Товарищи, ксендз Хенрик — один из нас. Наш одноклассник. Нам известны его достоинства и, так сказать, его грехи. Он разбирается в специфике нашего города. Он здесь родился. Всех знает, и все его знают. Я считаю, нужно убедить епископа поддержать кандидатуру ксендза Хенрика.

Хенек. Только среди своих человек может по-настоящему расправить крылья. Особенно ксендз.

Зигмунт. Я выдал замуж обеих дочерей. Ханя вышла за врача. Гося — за прокурора. Юрек поступил на архитектурный в Варшавский политехнический. Во время так называемых «мартовских событий» [12]он, в отличие от других студентов, не поддался на еврейские провокации и прилежно учился. С Хенеком мы сработались. Одноклассники, мы доверяли друг другу и помогали, сообща решая спорные вопросы. Раз, по пьянке, он сказал:

Хенек. Я знаю, Зигмунт, это ты тогда на Рысека красным донес, а не бедняга Кац. Я всегда это знал.

Зигмунт. Перестань, Хенек! Хочешь, чтобы я тебе напомнил, за какую ногу ты держал Дору? И что при этом происходило у тебя в штанах?

Хенек. Больше мы к этой теме никогда не возвращались.

Зигмунт. Мы не забывали и о других наших одноклассниках. Владек, не без моего участия, был провозглашен Праведником народов мира, но семейная жизнь у него не заладилась, на мельнице, которая могла его озолотить, дела шли плохо, он слишком много пил, и помочь ему было трудно.

Владек. Зигмунт, одолжи сотню до первого числа…

Зигмунт. Держи, Владек, но, курва, кончай пить!

Владек. Зигмунт, я по ночам глаз не могу сомкнуть. Зигмунт, ко мне приходят Якуб Кац, Рысек, Дора с Игорьком… А ты, Зигмунт, хорошо спишь? Скажи честно…

Зигмунт. Давай сюда мою сотню, придурок!

Владек. Нет, Зигмунт, не волнуйся, курва, спи спокойно.

Зоська. Когда Люси пошла в школу, мы взяли кредит и купили домик в Нью-Джерси. И тут стряслась беда. Меня разыскал Абрам — не знаю, как это ему удалось.

Абрам. Зоська, подпиши вот эти документы — может, выйдет какой-нибудь толк. Может, тебе денег дадут. Это медаль «Праведник народов мира». Менахем за тебя в Израиле похлопотал. Видишь, не все евреи плохие, некоторые помнят добро и умеют за него отплатить.

Зоська. Уж он мне отплатил! В газетах написали, что во время войны я прятала евреев, и началось. «Ах, ты прятала евреев? Где же тогда их золото? Ты с ним спала, еврейская подстилка?!» Даже в больнице, умирая, муж не захотел помириться. На похоронах я узнала, что его отец был еврей, погиб в Треблинке. Тут уж я вообще перестала что-либо понимать…

Менахем. В 1967 году меня призвали в армию. Я руководил авторемонтной базой. В чине капитана.

Зигмунт. В конце шестидесятых, через ветеранские организации, я стал ходатайствовать об экстрадиции Менахема. Впустую — оказывается, Израиль не выдает своих граждан. Так что же — этот палач-гэбэшник останется безнаказанным?

Менахем. 22 мая 1970 года за завтраком мой сын Иаков сказал, что они будут писать классное сочинение про своих отцов. «А ты, папа — кто?» — спросил он. Я ответил, что сегодня я солдат, как все евреи. «Ладно, — сказал сын, — вырасту — тоже буду, как все евреи». В 7.45 Рут посадила Иакова в школьный автобус, который каждый день забирал детей из нашего квартала.

Зигмунт. Юрек учился блестяще. Овладел двумя иностранными языками. Английским и французским. В институте его очень хвалили. Еще студентом он выиграл конкурс на проект спорткомплекса. В начале июня досрочно защитил диплом, и профессор Хрыневецкий предложил ему место в своей архитектурной мастерской. Я гордился сыном и дал ему денег на двухмесячное путешествие по Франции, Италии и Греции. Он собирался уехать в июле. В конце июня они с приятелями отправились на неделю на озеро Вигры — поплавать на яхте.

Менахем. В 8.10 в Авивиме в автобус попал снаряд из гранатомета. Автобус взорвался. Погибло двое учителей и девять школьников, еще двадцать четыре были тяжело ранены. Террористы поливали автоматными очередями детей, которые пытались выбраться из горящего автобуса. Мой десятилетний сын погиб, спасая одноклассницу.

Зигмунт. 24 июня в полдень над озером Вигры разразилась гроза. Говорят, она продолжалась совсем недолго. Минут десять-пятнадцать. Яхта, на которой плыл Юрек с друзьями, перевернулась и затонула. Все выплыли. Кроме Юрека.

Абрам. 24 июня в полдень? Боже! Ровно через тридцать лет, после того как Зигмунт, Хенек и Рысек избили до смерти Якуба Каца на рыночной площади.

Хенек. Похороны были красивые, торжественные. Я произнес одну из лучших своих проповедей. Об Аврааме и Исааке. Ты не послал агнца, Господи! Исаак умер! Отчего ты испытываешь нас своим гневом? Отчего трепещут наши сердца? Юноша! Архитектор! Молодой специалист! Столько планов! Стремлений! Родители возлагали на него такие надежды! Он собирался в Рим — любоваться Колизеем! В Париж — увидеть Лувр! В Афины — насладиться видом Акрополя! Господи, ты не послал агнца, но мы помним, что агнец все же пришел к нам. Ты и есть тот агнец!

Марианна. Это было ужасно. Невыносимо. Я не могла его слушать.

Владек. Юрека хоронили в закрытом гробу. Говорят, лицо его обглодали угри.

Менахем. После похорон Рут сказала, что надо мной тяготеет проклятие, и бросила меня.

Владек. Жена Зигмунта попала в психиатрическую больницу в Хороще.