Зона риска - Лев Корнешов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не провожайте меня дальше. Я уже рядом с домом. Нет, нет, не уговаривайте, я не люблю этого. Давайте условимся сразу: доверять друг другу, и если кто-то о чем-то просит — не возражать. Так лучше. Ведь вы хотите меня снова увидеть? Я знаю, хотите. И мы встретимся завтра, если вы можете. На этом же месте, в семь вечера. Идет? А пока до свидания, чао!
И, не дожидаясь ответа, быстро пошла по тротуару, оставив Романа в растерянности.
На следующий вечер без четверти семь он уже стоял на знакомом перекрестке, высматривая Инну в толпе прохожих — был час «пик», люди торопились после работы по домам. Она пришла в точно назначенное время.
Потом они встретились снова. И еще были другие встречи — частые, ожидаемые с нетерпением. Инна тоже не скрывала, что ей хорошо с Романом. И если не могла прийти по каким-то своим причинам, предупреждала об этом с искренним сожалением. А у нее действительно случались такие дни, когда произносилось краткое и категоричное «не могу». Расспрашивать почему, было бесполезно — Инна нервничала, стремилась поскорее распрощаться. А эта ее привычка постоянно оглядываться, будто опасаясь, что за ними кто-нибудь следит?
В один из вечеров Инна в своей обычной манере, когда не поймешь, чего в ее тоне больше — иронии или действительного интереса, спросила:
— А вы, Роман, не боитесь, что вам придется за меня отвечать?
— Инна, — взмолился Роман, — вы иногда начинаете выдавать такие шарады!
— Читали «Маленького принца» Экзюпери?
— Само собой.
— Помните, Лис говорит Маленькому принцу: если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу.
— Ты будешь для меня единственный в целом свете, — продолжил Роман.
— И я буду для тебя один в целом свете. — Мягкий голос Инны чуть дрогнул, потом она буднично сказала: — У этой красивой сказочки конец ну прямо из жизни: Маленький принц приручает Лиса и уходит, и вслед ему мудрый, добрый Лис напоминает: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил... Смотрите, Роман, вам придется туго, если вы сможете меня приручить!
— Лис хотел, чтобы его приручили, — напомнил тихо Роман. — А вы... Я даже не знаю, кто вы!
— Желаете, чтобы анкету заполнила? И автобиографию написала?
— Не шутите, Инна, так. Я смотрю на вас... и иногда думаю: почему вы каждую минуту такая разная?
— Это для того, чтобы вам не было со мной скучно. Согласитесь, нет ничего более унылого, чем однообразие.
— Вы даже не сказали, где вы работаете Или учитесь.
— Если это для вас так важно, пожалуйста — тружусь в меру своих сил в больнице.
— Вот уж не подумал бы! — удивился Роман.
— В больших больницах работают не только врачи, медсестры, санитарки, — объяснила Инна. — Там нужны также и хорошие физкультурники. О лечебной физкультуре что-нибудь знаете?
— Слышал.
— Это и есть моя работа. Для тех, кто перенес тяжелые заболевания, имеются специальные комплексы гимнастики. Поднять руку вверх — вдох, руку опустить — выдох... В общем, я инструктор лечебной физкультуры. Для больных — Инночка, солнышко.
— Вы любите свою работу?
— Я ее ненавижу.
Сказано это было так твердо и уверенно, что Роман поверил — не красуется, действительно ненавидит.
— Зачем же вы тогда ею занимаетесь?
— А что мне остается делать? В институт не попала, пришлось ограничиться специальными курсами. Окончила их и попала на работу в больницу.
Она говорила о том, как скучно и неинтересно ей работается, надо возиться с больными, беспомощными людьми: «Некоторым уже и о небе подумать бы пора, а они все лечатся, мучают себя и других».
Роман быстро подсчитал: выходило, что Инна старше его года на два-три. Это огорчало, но всего лишь чуть-чуть. Бывает ведь и так, что дружат с девушкой, которая старше...
— Попытайтесь снова в институт, — сказал он рассудительно, хотя и понимал, что ей советы не нужны.
— Нет уж, я постараюсь свою жизнь по-другому устроить. Более рационально, — холодновато ответила Инна.
— А работу сменить нельзя?
— Какая разница, что делать? Невелика радость сидеть в приемной какого-нибудь начальника, где, кстати, вы меня представили, подавать ему чай и свежие газеты.
— Идите к нам на завод. У нас люди всегда нужны.
— Ну и шуточки у вас, — рассмеялась Инна, да так громко, что прохожие оглянулись в удивлении. — Я и завод! Что может быть несовместимее?
— Но почему же?
— Знаете, Роман, или вы беспредельно, девственно наивны, или просто, извините, как бы помягче выразиться, недалеки.
— Не понимаю. — Роман был настолько удивлен, что даже не обиделся на грубость.
— Хорошо, в двух словах объясню. Только идемте сначала туда...
Они вошли в круг, вырванный у вечерней темноты светом фонаря.
— Посмотрите на меня, — потребовала Инна. — Посмотрите внимательно! Вы видите, какая я? Посмотрите на меня в профиль — не правда ли я похожа на тех женщин, которые увековечены на камеях? Вы сами сравнили меня с Мирей Матье. Кстати, не вы первый... Так что же вы хотите, чтобы я стала к конвейеру и восемь часов подряд завинчивала какую-нибудь гайку у бесконечного потока машин, на которых будут ездить другие? А если я хочу сама быть за рулем?
Инна стояла в освещенном круге, как на сцене. И она не торопилась уходить с нее, давая возможность всю себя рассмотреть. Когда девушка выговорилась, замолчала, Роман осторожно взял ее за руку, потянул в тень — на них оглядывались. И со стороны могло показаться, что идет бурное объяснение.
— Врежь ему, красотка, — посоветовал какой-то тип, проходивший мимо.
— Сначала я врежу вам, — угрожающе двинулся к нему Роман.
— Чеши дальше, малыш, и не спотыкайся, — доброжелательно посоветовала типу Инна. И неожиданно весело рассмеялась: — Ну, Роман, представляете, как это звучит: «Врежу вам»? Кто же употребляет в таких ситуациях «вы»?
Она вздохнула:
— Впрочем, оба мы, наверное, сейчас выглядим нелепо. Не понимаю, почему меня понесло в эти душевные дебри?
Роман уже успел заметить, как легко переходила она от раздражения к смеху, как хмурилась, как быстро меняется у нее настроение. А иногда походка у нее становилась быстрой и упругой, она как-то вся собиралась, будто готовилась к каким-то решительным действиям. Но через несколько минут снова шла ровно, без напряжения приноравливаясь к неспешным шагам своего спутника.
Если бы кто-нибудь ему сказал, что Инна забавляется, кокетничает, играет словами, он бы не поверил — кокетство представлялось чем-то совершенно иным, а здесь речь шла о вещах серьезных, о которых он и сам много думал в последнее время.