Эха – на! - Вадимир Трусов

Была в детстве одна забава, общеизвестная конечно же… Помните, к обычному кошельку мы привязывали крепкую нитку и кошелек тоже на дороге бросали, после чего прятались неподалеку. Прохожие, наклонившись за возможно ценной находкой, поначалу не успевая удивляться тому, что кошелек от них уползает, принимались его ловить, семеня следом. И лишь через несколько секунд, если не плюхались в пыль или в снег, прозревали, выпрямлялись, и, озираясь по сторонам, сотрясали окружающее пространство самыми что ни на есть красочными выражениями, коих на бумаге воспроизводить не стоит. А уж, когда плюхались!… Смешно. Тогда нам было очень смешно. А сейчас мне кажется порой, что два десятка лет своей жизни я пытался схватить такой вот уползающий кошелек, а когда сообразил, выпрямился в рост, и осмотрелся, – понял, что и за ниточку – то я сам тянул. Вот так. А когда народу кругом – не протолкнуться, это занятие становится довольно рискованным. В толчее чего только не бывает. Увлечешься чем-либо, в азарт войдешь, тут тебя и накроют. И кошелек отберут. Или наступят на него. Или нитку оборвут. Возможно и без умысла, случайно, а разницы нет никакой, нечаянно или намеренно. Результат во всех случаях один.

Увлекаться и спешить в повседневье особенно противопоказано. Ехал как – то раз батя мой на электричке из Питера. Народу в вагонах полным – полно, пятница, люди на дачи ринулись. Однако папаня, поскольку к самому началу посадки уже на перроне оказался, успел свободное место занять, присел у окна. Напротив расположилась бабушка – старушка, державшая на коленях коробку с тортом (да – да, вновь – коробку! – предмет почти сакральный получается). А остальные четыре места были заняты шумной компанией мужчин среднего возраста, везущих с собой весьма разнообразную кладь, от пышного, внушительного, цветка в горшке, до удочек и спиннигов. Что интересно, среди прочего также торт присутствовал. На полке, над окном, куда мужики сразу погрузили несколько сумок, оставалось совсем немного места, и один компанеец со словами, мол, чего вы мамаша тортик на коленях держите, мягко так, вежливо, забрал у бабушки коробку и поставил его на полку, рядом со своей. Бабушка в ответ покивала благодарно, улыбнулась, и поезд тронулся. Мужчины шумели в меру, играли в карты, но не всерьез, небрежно, травили анекдоты, в общем весело коротали время. В итоге они его так скоротали, что едва не проехали свою остановку. Вскочили, засуетились, похватали скарб кое – как, в том числе и свой тортик, и были таковы. А минут через двадцать и бабушка засобиралась в тамбур, на выход. Попросила он папаню моего коробку с тортом снять с полки, что и было исполнено. Глянула старушка на коробку, и охнув, плюхнулась обратно на скамью, с которой только что встала. Батя глядит, а дело – то плохо, бабка побледнела, валидол из сумки вытащила, на глаза слезы навернулись. И на недоуменный вопрос, что мол произошло, сокрушенно поведала, что попутчики не свою – её коробку схватили впопыхах. А бабушка в той коробке везла к себе на дачу умершего домашнего кота, дабы предать любимца земле честь по чести. А теперь вот, как же Барсика её найти? И кто же его теперь похоронит прилично? В данной ситуации справедливость усматривается только в том, что и мужички, мертвого кота в коробке утащившие, славно чаю с тортом попили. Особенно, если женам да детишкам торт везли. Словом, спешите, граждане, и воздастся вам непременно и вскорости.

К чему это все? Банальщину ведь несешь, корешок. Может и банальщину, да от чистого сердца. И к тому, что «не твоё, не лапай». А то начнешь себя накручивать, мол не упускай шанс, шевелись, хватай мешки, вокзал поехал. Сцапаешь этак вот нечто вакантное, сладенькое, манкое, и вроде бы все хорошо. Ан нет, не хорошо, а совсем наоборот. Выясняется вдруг – не свою сладость урвал, и хоть слопал без остатка, и вроде не без пользы, ощущение такое будто дохлую крысу проглотил. Чужие шансы, чужие радости никогда не сделают тебя счастливым. Сколь бы ты не пытался обмануть сердце и душу. Себе не соврешь. Взять того же кота, только живого, попробуй – ка, накорми его насильно. Да он, даром, что маленький, четырьмя лапами упрется, и тут уж убить его легче, чем заставить молоко лакать, ежели нет у него на то желания. У людей точно так же. Если «желают тебе добра» против твоей воли, никакое это не добро. Это горе сплошное. Зло. И, хоть мир тресни, только так и есть, и будет. Вот вам лучшее лекарство от зависти. Только очень немногие им пользоваться умеют. Просто надо четко различать, что твое, тебе жизненно необходимое, а что – абсолютно чужое, и значит – тебе безразличное. Тогда и получается: «Дорогой, поделись секретом, как ухитрился столько лет на земле прожить?». «Э, друг мой, просто я никогда никому не завидовал!». Да только вот пойди, попробуй так – то. Трудновато получается.

Интересно, а может я просто – напросто лох? Обычный такой, стандартный лох- олух. И все дела. И все неурядицы от этого. «Нет, парень, ты совсем не лох. Даже наоборот. Просто ты немного рассеянный. О своем думаешь – гоняешь лишку, вот поэтому и попадаешь иногда известно куда», – так мне ответил однажды один весьма непростой человек довольно трудной судьбы и очень сомнительной профессии. И был, кстати, во многом прав. В точности как у Довлатова в «Заповеднике»: «Еще один негодяй застал меня врасплох. Вечно я не успеваю сосредоточиться.» Ну, с негодяями ладно, сам не ангел (куда там – клейма негде ставить!), а вот о готовности к внезапному изменению ситуации, все верно. Осознавать в каждый момент времени, что «…весь мир идет на меня войной», очень неприятно, точнее неуютно, и оттого весьма деструктивно. Экзистенциализм, фитюля французская… Один мой знакомый боксер, к слову, классный боксер, говаривал частенько, что он, де, практически всегда к нештатным ситуациям готов, без лишних эмоций, без нервов. И по этой причине бояться ему нечего и некого. А вот опасаться он научился, дабы успеть выйти из любой катавасии с честью. Правда сия философема жизненная сыграла с ним злую шутку, на мой конечно взгляд, – близких людей у него не было. И дружбу водить он не умел. Общался кое с кем на взаимовыгодной основе, не более. Эмоции контролировал, что в общем похвально. Многие даже завидовали, сильный, мол, парень, своего не упустит, и чужое урвать сможет, ежели что. (К слову говоря, на своем хваленом прагматизьме он несколько раз хорошо прогорал, в довольно благоприятных, для того, « чтобы все олл райт в итоге», условиях) Тускловато все – таки. Особенно с учетом,«…а кто и своё урвать вовремя не умеет, – слабак. Хлюпик. Человек должен быть сильным.» Слышь, ты, да – да ты, сей тезис только что утвердивший – припечатавший, тебе – то человек ничего не должен! Ничего никто тебе не должен!!! Сильный, слабый… Дважды два – четыре… А кукиш с маслицем не желаешь? Ишь, насколько все у нас просто и понятно. А совсем, увы, непросто, и далеко непонятно. Проклятая привычка распределять безапелляционно «кто более для матери – истории ценен». Кто? В частности, слесарь – ремонтник дядя Жора, мастер на все руки, умелец Божьей милостью. Сказка, а не человек. И жнец, и швец, и на дуде игрец. Надежный как танк Т – 34, которым он в армии управлял. И добряк редкий, несмотря на грозный вид, и манеру жутко ругаться ни с того, ни с сего. А что ни попросят – сделает в итоге, да так, как никто в округе не сможет. От печки – буржуйки гаражной до электропечи в цехе, от швейной машинки до сантехники, от движка автомобильного до устройства монтажно – тягового, «качайки» то есть. Ну и «режем – варим – паяем… кроме электричества, братцы, тут я умею конечно, но проводов – розеток этих не люблю, здесь вот слабина у меня…». Впору давать звание «заслуженный слесарь России», а то и вовсе – народный. Отпахал в горячем цехе три десятка лет, да еще потом в подрядной конторе без малого двадцать. Не лопнула бы фирма, работал бы и дальше. И ведь, что особенно ценно, он не один такой. У нас их, безвестных, видимо невидимо. В пику расхожему мнению, мол, русские работать разучились. Да вы, умники – классификаторы, русских – то не видели, не знаете. Впрочем, вы никого, кроме себя любимых, и знать не желаете. У вас иное знание. Какое спросите? А такое, мне один знакомый кандидат в неважно какие депутаты разъяснил: главное условие успеха, это оказаться в нужное время нужным в очень нужной команде. В шайке то есть, в лейке, в чем там еще? В кодле… Я ему, мол, так это же получается – «проститутка постепенно». А возможно враз и навсегда. Я ведь не про жриц любви с ближайшей «плешки» ему толковал, а глобальнее. Как Хуренито эренбурговский, предложивший, на основе соблюдения священного принципа свободы торговли и частной собственности, переименовать Всемирный конгресс борьбы с проституцией во Всемирное общество насаждения проституции. Ну, переименовали конечно. Нет, не в романе, в реальной жизни повседневной, без разглашения, по умолчанию. Ведь, дабы не просто хлеб с водичкой иметь, а достойно так, с икорочкой, приходится искать соответствующий доход. Пропорционально имеющемуся потенциалу. И давайте утверждать, уверять, убеждать, что в большинстве своем мы не в шайках – лейках – кодлах на жизнь приличную зашибаем лавэ. Ах, вот вы и вы в голубиной стайке? А вы в куриной? Понятно. И с вами все понятно. И с «коллективчиками». В стаях именно таких типов, всех нестандартных – больных – слабых – «не наших», до смерти гуртом клюют. Вот и вся «натура голубиная». А еще голубок – символ мира. Вывод сообщать? Паскуднее всего, что дядя Жора мой (с тетей Людой, с семейством) и дядя Слава и дядя Витя, и ваш покорный слуга (конечно, а куда же меня девать?) и прочие множества и общности коротают век свой земной именно под такими «колпаками». За исключением смрадных индивидуалистов, отребья и скотов, упорно не желающих (веками!) быть « похожим на приличных людей». Они сами, в одиночку. «… с подлинным верно. Но варианты возможны». Что я несу? Высокую околесицу, господа мои, оснащенную реальной смысловой нагрузкой. В ней все мое горе, великое, аки Петр Первый. Существует утверждение, что «все радости банальны». А у меня банальны все горести. Ничем не хуже, смею Вас уверить. Далее мелочная гордыня, переходящая, вполне логично, в манию величия по – мелочам.