Лучшее время года - Генри Каттнер

- Какая же я дурочка, - спокойно сказала она. - Должно быть, меня легко было поймать. Вы и вправду верите тому, что сказали?

Оливер кивнул.

Она продолжала тихим голосом:

- Немногие способны поверить в это. Таково одно из правил, которыми мы руководствуемся, когда путешествуем. Нам не грозит серьезное разоблачение - ведь до того, как Путешествие Во Времени было открыто, люди в него просто не верили.

Ощущение пустоты под ложечкой резко усилилось. На какой-то миг время показалось Оливеру бездонным колодцем, а Вселенная потеряла устойчивость. Он почувствовал тошноту, почувствовал себя нагим и беспомощным. В ушах звенело, комната плыла перед глазами.

Ведь он сомневался - по крайней мере до этой минуты. Он ждал от нее какого- нибудь разумного объяснения, способного привести его дикие догадки и подозрения в некую стройную систему, которую можно хотя бы принять на веру. Но только не этого!

Клеф осушила глаза светло-синим платочком и робко улыбнулась.

- Я понимаю, - сказала она. - -Примириться с этим, должно быть, страшно трудно. Все ваши представления оказываются вывернутыми наизнанку... Мы, разумеется, привыкли к этому с детства, но для вас... Вот, выпейте, Оливер! Эйфориак даст вам облегчение.

Он взял чашку - ободок все еще хранил бледные следы ее помады - и начал пить. Напиток волнами поднимался к голове, вызывая сладкое головокружение, - мозг словно слегка перемещался в черепной коробке, - изменяя его взгляд на вещи, а заодно и понятие о ценностях.

Ему становилось лучше. Пустота начала понемногу наполняться, ненадолго вернулась уверенность в себе, на душе потеплело, и он уже не был больше песчинкой в водовороте неустойчивого времени.

- На самом деле все очень просто, - говорила Клеф. Мы... путешествуем. Наше время не так уж страшно удалено от вашего. Нет. Насколько - этого я не имею права говорить. Но мы еще помним ваши песни, и ваших поэтов, и кое-кого из великих актеров вашего времени. У нас очень много досуга, а занимаемся мы тем, что развиваем искусство удовольствий.

Сейчас мы путешествуем - путешествуем по временам года. Выбираем лучшие. По данным наших специалистов, та осень в Кентербери была самой великолепной осенью всех времен. Вместе с паломниками мы совершили поездку к их святыне. Изумительно, хотя справиться с их одеждой было трудновато.

А этот май - он уже на исходе - самый прекрасный из всех, какие отмечены в анналах времени. Идеальный май замечательного года. Вы, Оливер, даже не представляете себе, в какое славное, радостное время вы живете. Это чувствуется в самой атмосфере ваших городов - повсюду удивительное ощущение всеобщего счастья и благополучия, и все идет как по маслу. Такой прекрасный май встречался и в другие годы, но каждый раз его омрачала война, или голод, или что-нибудь еще. - Она замялась, поморщилась и быстро продолжала:

- Через несколько дней мы должны собраться на коронации в Риме. Если не ошибаюсь, это будет в 800 году от рождества Христова. Мы...

- Но почему, - перебил ее Оливер, - вы так держитесь за этот дом? И почему другие стараются его у вас оттягать?

Клеф пристально посмотрела на него. Он увидел, что на глазах у нее опять выступают слезы, собираясь в маленькие блестящие полумесяцы у нижних век. На милом, тронутом загаром лице появилось упрямое выражение. Она покачала головой.

- Об этом вы не должны меня спрашивать. - Она подала ему дымящуюся чашку. - Вот, выпейте и забудьте о том, что я рассказала. Больше вы от меня ничего не услышите. Нет, нет и нет.

Проснувшись, он некоторое время не мог понять, где находится. Он не помнил, как попрощался с Клеф и вернулся к себе. Но сейчас ему было не до этого. Его разбудило чувство всепоглощающего ужаса.

Оно наполняло темноту. Волны страха и боли сотрясали мозг. Оливер лежал неподвижно, боясь пошевелиться от страха. Какой-то древний инстинкт приказывал ему затаиться, пока он не выяснит, откуда угрожает опасность.

Приступы слепой паники снова и снова обрушивались на него с равномерностью прибоя, голова раскалывалась от их неистовой силы, и сама темнота вибрировала им в такт.

В дверь постучали, и раздался низкий голос Омерайе:

- Вильсон! Вильсон! Вы не спите?

После двух неудачных попыток Оливеру удалось выдавить:

- Не-ет, а что?

Брякнула дверная ручка, замаячил смутный силуэт Омерайе. Он нащупал выключатель, и комната вынырнула из мрака.

Лицо Омерайе было искажено, он сжимал голову рукой; очевидно, боль набрасывалась на него с теми же интервалами, что и на Оливера.

Прежде чем Омерайе успел что-нибудь произнести, Оливер вспомнил. Холлайа предупреждала его:

"Рекомендую вам перебраться в другое место, молодой человек. И сделайте это сегодня же вечером". Он исступленно спрашивал себя, что именно грозит им в этом темном доме, который сотрясали спазмы слепого ужаса.

Сердитым голосом Омерайе ответил на его невысказанный вопрос:

- Кто-то установил в доме субсонорный излучатель, слышите, Вильсон! Клеф считает, что вы знаете где.

- С-субсонорный?..

- Есть такое устройство, - нетерпеливо пояснил Омерайе. - Скорее всего, небольшая металлическая коробочка, которая...

- А-а, - протянул Оливер таким тоном, что это выдало его с головой.

- Где она? - потребовал Омерайе. - Быстро! Нужно поскорее с ней разделаться.

- Не знаю, - ответил Оливер, с трудом заставив себя не стучать зубами. - В-вы хотите сказать, что все, все это наделала одна маленькая коробочка?

- Конечно. Теперь подскажите, где ее искать, не то все мы здесь сойдем с ума от страха.

Весь дрожа, Оливер выбрался из постели и неверной рукой нащупал халат.

- Я д-думаю, она спрятала ее где-то внизу. Она отлучалась с-совсем ненадолго.

Несколькими короткими вопросами Омерайе все из него вытянул. Когда Оливер кончил, тот заскрипел зубами в бессильной ярости.

- Эта идиотка Холлайа...

- Омерайе! - донесся из коридора жалобный голос Клеф. Омерайе, пожалуйста, поскорее! Я больше не выдержу! Ох, Омерайе, умоляю вас!

Оливер вскочил на ноги. От резкого движения непонятная боль с удвоенной силой захлестнула его сознание; он покачнулся и вцепился в столбик кровати.

- Сами ищите ее, - услышал он свой дрожащий голос. - Я не могу и шагу ступить.

Нервы Омерайе начинали сдавать под страшным гнетом. Он схватил Оливера за плечо и принялся трясти, приговаривая сквозь зубы:

- Вы впутали нас в эту историю - так будьте добры помочь нам из нее выпутаться, иначе...

- Это устройство придумали в вашем мире, а не в нашем! в бешенстве бросил ему Оливер.

И вдруг он почувствовал, что в комнате стало тихо и холодно. Даже боль и бессмысленная паника отпустили на минуту. Прозрачные, холодные зрачки мгновенно впились в него с таким выражением, что Оливеру почудилось, будто в глазах Омерайе лед.