Карманная школа - Феликс Кривин

Последней фразы Косточка не могла вынести.

— Не вам меня учить, как мне одеваться! Лучше следите за своим длинным носом! — раздраженно сказала она Карандашу.

Замечание о носе вполне соответствовало действительности и поэтому прозвучало как оскорбление.

— Безобразие! — прошелестел Блокнот. — Подумайте — такая дерзость!

— Что же с ней делать? — недоумевал Карандаш. — Не может же она оставаться на этом столе и отрывать нас всех от работы!

— Может быть, ее посадить в нашем саду? — предложили Очки, которым приходилось кое-что читать из области садоводства.

При этих словах Косточка так и затряслась от гнева.

— Посадить? За что меня сажать? Постыдились бы говорить такое!

Но ее все-таки посадили.

…Перед самым окном, в которое когда-то влетела Косточка, растет большая, развесистая Вишня. Она глубоко пустила корни и давным-давно позабыла о грехах молодости, когда она была глупой Косточкой, среди лета потерявшей свою шубу.

И лишь по временам, когда Ветер всколыхнет ее воспоминания, Вишня робко стучится в окно, словно просит прощения за прошлые ошибки.

Отвердевание

Среди дельфинов, акул и осьминогов Морской Клещ не пользовался популярностью.

«Они даже не хотят меня есть! — обиженно думал он. — Я проплываю у них около самого носа, а им — хоть бы что! Будто я и не Клещ, а совершенно пустое место».

«Все дело в материи, — решил он. — Стоит мне устроиться материально, и они меня сразу заметят».

Но где ее взять, материю?

И тут Клещ вспомнил о Моллюске — известном мастере, который умеет делать жемчуг. Если действовать с умом, то уговорить его будет нетрудно.

Клещ застал Моллюска в его мастерской, за работой.

— Я много слышал о вашем искусстве, сказал Клещ после обычного приветствия. — Но трудно поверить, что на свете возможны такие чудеса Не согласитесь ли вы, чтобы меня убедить, сделать мне рубашку из жемчуга?

— Ну что ж, — сказал Моллюск, — я готов. Присаживайтесь, я сейчас же приступлю к работе.

Долго трудился Моллюск: рубашка из жемчуга — это ведь нелегкое дело. Наконец, он сказал:

— Готово. Носите себе на здоровье.

— Спасибо! — прошептал Клещ. Жемчуг сдавил ему грудь, но материально он чувствовал себя значительно лучше Поэтому Клещ добавил:

— А не могли бы вы сделать мне из жемчуга еще штаны?

— Можно, — сказал Моллюск. — Сейчас сделаем.

— Моллюск не жалел жемчуга, его увлекала сама работа. А когда кончил — снова сказал:

— Готово. Носите на здоровье.

Но Клещ уже не мог ничего носить. Он даже не мог двинуться. Однако жемчуг придал ему твердости, и он прохрипел:

— а-то…

— Что вы сказали? — не понял Моллюск.

— аль-то…

— Еще пальто хотите? А не слишком ли тяжело вам будет?

Клещ ничего не ответил, и Моллюск снова принялся за работу.

— Ну вот, и пальто готово, — сказал он, прилаживая воротник. — Носите на здоровье.

Клещ молчал.

«Что с ним, — подумал Моллюск. — Почему он не отвечает?»

И, еще несколько раз окликнув Клеща, решил: «Подожду до завтра. Может, он устал и ему нужно выспаться».

Но наутро Клещ исчез вместе со своими обновками. Его вытащили из воды охотники за жемчугом.

В мире стало больше одной жемчужиной. Ею все любовались, и никто в ней не замечал маленького Клеща, который жизни не пожалел для того, чтобы его заметили…

Свойство жидкости

Капля бежала по трубе, и ей не терпелось поскорее прибыть к месту назначения. На водонапорной станции ей не объяснили толком, куда ее посылают. Возможно, это будет кухня, а возможно — ванная. Интересно все-таки, куда она попадет?

Капля была совсем у цели, когда ее остановил Водопроводный Кран.

— Куда вы разогнались? — спросил Водопроводный Кран. — Не видите, что закрыто?

— Как это закрыто? — сердито булькнула Капля. — Меня здесь ждут, я прибежала сюда из другого конца города!

— Вам нечего торопиться, — успокоил ее Кран. — Все в доме спят, и никто вас не ждет.

Но Капля сделала вид, что не расслышала последнего замечания, и стала потихоньку протискиваться в узкую щелочку, которую всегда можно найти, при любой водопроводной системе.

Ей удалось обмануть бдительность Крана, и она повисла на кончике трубы, нетерпеливо поглядывая по сторонам в ожидании бурных встреч и оваций.

Но ничего этого не случилось. Каплю никто не заметил, — может быть, из-за темноты, а может, просто никого не оказалось поблизости.

«Где же они? — беспокоилась Капля. — Я так спешила, а меня даже никто не встретил!»

И, не удержавшись, шлепнулась в раковину, а оттуда, уже не спеша (потому что теперь спешить было некуда), побрела по канализационным трубам…

Текучесть

Бутылочка была почти пуста, а по столу разлилась огромная чернильная лужа. И все же я попробовал наполнить свою авторучку.

Но с Бутылочкой невозможны были никакие деловые отношения. Захлебываясь от восторга, она твердила одно:

— Наконец-то! Наконец-то! Наконец-то я излила свою душу! Наконец-то я показала, на что я способна!

Я пробовал настроить ее на серьезный лад, но не тут-то было.

— Ах, я совсем опустошена! — ликовала Бутылочка. — Я отдала все, что могла, но зато посмотрите на это море… Синее море!

Мне надоела эта болтовня, я забрал авторучку и шлепнул Бутылочку по пробке.

— Заткнись, — сказал я ей не очень вежливо. Бутылочка обиделась, но повиновалась.

Впрочем, она быстро утешилась. Посмотрели бы вы, как она сияла, когда я возился со столом, смывая с него чернила. Она была очень горда, что на ее море все-таки обратили внимание.

О трении

Носок оказался нелегким участком работы, и все нитки были натянуты до предела. С одной стороны на них ботинок жмет, с другой — нога нажимает. Попробуйте поработать в таких условиях, попробуйте не допустить прорыва! Но нитки тесно сплелись между собой, крепко держались друг за дружку.

И вдруг — Дырка.

Совсем незнакомая Дырка, прежде таких дырок здесь не встречалось.

— Что — тянетесь? — крикнула Дырка, разинув пасть, что должно было означать улыбку. — Тянитесь, тянитесь, может, и вытянетесь прежде времени!

— Почему ты смеешься? — удивились Нитки. — Разве тебе никогда не приходилось работать?

— Работать? Мне? — еще шире улыбнулась Дырка. — Да вы, я вижу, меня совсем за дуру считаете. Не-ет, ребятки, это вы работайте, а я и без работы не соскучусь. — Так сказала Дырка и — показала ногу.

Это был до того неприличный жест, что нитки просто опешила.

— Как вы себя держите! — укоризненно заметила одна из них. — Где вы воспитывались?

— В самом лучшем обществе, — ответила Дырка. — Разве это не видно по мне? Разве у меня не достаточно изысканные манеры? — И — опять показала ногу.

Стали Нитки совестить Дырку, стала наставлять на путь истинный. Ничего не получается! Нитки, которые были поближе к ней, прямо надорвались, ее уговаривай, а Дырка ничего, даже больше от этого стала. Так разошлась, что всю пятку заняла, вверх по носку потянулась.

Видят Нитки, что с Дыркой им не совладать, стали бить тревогу.

Срочно вызвали Штопальную Иглу. Та прибыла с тол с толстым клубком штопальных ниток и грибком — чтобы растянуть на нем носок и хорошенько разобраться, в чем дело.

Но разбираться-то особенно было нечего. Дырка — дырка и есть, и с какой стороны на нее ни смотри, все равно дырка.

Штопальная Игла даже не стала разговаривать с ней, а так — один стежок, другой стежок, — и все. Дырка сидит за решеткой. Крепкая решетка, надежная, из толстых штопальных ниток. Уж теперь-то Дырка не разойдется, как прежде, уж теперь она ногу не покажет. Какую там ногу! И самой-то Дырки не видно совсем, будто ее и не было.

Но носок все-таки уже не тот. Штопка большая, всю картину портит. В таком носке и на люди показаться стыдно.

И чего мы с ней возились? — спрашивают Нитки друг дружку. — Надо было ее сразу, как появилась, приштопать. Тогда бы еще ничего, тогда б она нам носок не испортила!

Сокрушаются Нитки, ругают себя за слабохарактерность, да что теперь поделаешь? Ведь и правда — поздно они спохватились..

Внутреннее сгорание

Слышите? Вы слышите, о чем шепчутся травм? Они вспоминают о Маленьком Угольке, который принес им счастье.

Когда-то здесь была грязная свалка. Только Объедки да Огрызки были счастливы в ней. Трава и цветы никли и гибли от смрада. Казалось, некому о них подумать, некому их снасти. И вот тогда-то и пришел на свалку маленький рыжий Уголек.

Он увидел погибающие растения и сразу загорелся. Гнев и любовь, жалость и ненависть — вес это, соединившись, создало прекрасное, сильное пламя, которого хватило бы не на одну свалку. Но одиночество — плохой помощник. «Пойду-ка я, поищу себе товарищей, — подумал Уголек и отправился в путь.