Лионесс: Мэдук - Джек Вэнс

Когда Казмир впервые узнал правду о происхождении Мэдук, сначала он не мог поверить своим ушам, пребывая в состоянии шока, а затем пришел в такую ярость, что, если бы в этот момент Мэдук попалась ему под руку, он вполне мог бы свернуть ей шею. Успокоившись, Казмир понял, что ему оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре: так или иначе, через несколько лет ему, несомненно, удалось бы выгодно выдать принцессу замуж.

Покинув Камеру Вздохов, Казмир направился в свои частные апартаменты. По пути он проходил по верхнему коридору с внутренней стороны Королевской башни; коридор превращался в сводчатую галерею, открывавшуюся на служебный внутренний двор с высоты примерно в два человеческих роста. Выйдя в галерею, король тут же остановился, заметив Мэдук — девочка стояла на цыпочках, наклонив голову над балюстрадой в арочном проеме, и приглядывалась к чему-то внизу, на служебном дворе.

Нахмурившись, Казмир не двигался с места и продолжал наблюдать: как всегда, поведение принцессы вызывало у него подозрения, смешанные с раздражением. Король заметил, что на балюстраде рядом с локтем Мэдук находилась миска, наполненная подгнившими плодами айвы, причем один из плодов она осторожно взяла пальцами правой руки.

Не замечая Казмира, Мэдук подняла руку, прицелилась и кинула айву в какую-то цель, находившуюся на дворе. Пронаблюдав за результатом, она весело отскочила от балюстрады, давясь от смеха.

Казмир прошествовал к принцессе и остановился рядом, сурово взирая на нее сверху: «Какими еще шалостями ты занимаешься?»

Застигнутая врасплох, девочка резко обернулась, запрокинув голову с полуоткрытым ртом. Облокотившись на балюстраду, король взглянул вниз через арочный проем: прямо под ним стояла багровая от злости леди Дездея, убиравшая платком остатки айвы с шеи и корсета и озиравшаяся в попытке определить виновника неслыханного хулиганства; ее модная треугольная шляпка сбилась на сторону, повредив тщательно ухоженную прическу. Заметив смотревшего сверху короля Казмира, Дездея оцепенела от изумления, лицо ее вытянулось. Несколько долгих секунд она не могла собраться с мыслями. Затем, оправившись, она опустилась в церемонном реверансе, поправила шляпку и поспешила скрыться во дворце.

Казмир медленно повернулся к принцессе: «Почему ты бросаешься фруктами в леди Дездею?»

«Потому что Дездея вышла на двор первая — Будетту и Мармону я еще не видела», — с обезоруживающей откровенностью пояснила Мэдук.

«Вопрос заключается не в этом! — отрезал король. — Теперь леди Дездея считает, что я швырнул в нее гнилую айву!»

Мэдук серьезно кивнула, выражая полное согласие: «Может быть, так даже к лучшему. Теперь ей придется хорошенько подумать о своем поведении; если бы она считала, что айва упала на нее с неба, она могла бы решить, что это просто случайность».

«Неужели? И чем леди Дездея заслужила столь суровое наказание?»

Мэдук с удивлением раскрыла большие голубые глаза: «Прежде всего, государь, она бесконечно надоедает с поучениями и попреками, просто остановиться не может! Кроме того, она еще и хитрющая, как крыса — подслушивает, подглядывает, все вынюхивает, обо всем догадывается! А еще она требует — вы не поверите! — чтобы у меня швы получались ровно, как по линейке!»

«А! — махнул рукой Казмир, уже терявший интерес к происшествию. — Тебе пора бы остепениться. Чтобы больше ни в кого не бросалась фруктами, слышишь?»

Мэдук нахмурилась и пожала плечами: «Лучше бросаться фруктами, чем другими вещами. Если уж сравнивать, леди Дездея, наверное, предпочтет, чтобы в нее кидали фруктами».

«Другими вещами тоже нельзя бросаться! Принцессы королевской крови должны выражать неудовольствие изящно и благосклонно».

Мэдук задумалась: «Что, если другие вещи будут падать ей на голову сами по себе?»

«Нельзя допускать, чтобы какие-либо вещества или предметы — грязные, дурно пахнущие, причиняющие ушибы или царапины, вызывающие отвращение и какие бы то ни было — падали под собственным весом или как-либо иначе, будучи направлены твоей рукой или оставлены тобой в том или ином месте, на леди Дездею, на леди Будетту, на леди Мармону или на кого-нибудь еще. Короче говоря, немедленно перестань хулиганить!»

Мэдук досадливо поджала губы; по-видимому, на короля Казмира не действовали ни логика, ни красноречие. Мэдук решила не тратить лишних слов: «Как будет угодно вашему величеству».

Бросив еще один грозный взгляд на служебный двор, Казмир продолжил путь. Мэдук задержалась на минуту, а затем последовала за королем по сводчатой галерее.

Глава 2

Допущения Мэдук оказались ошибочными. Происшествие на служебном дворе оказало существенное воздействие на леди Дездею, но не побудило ее тут же изменить философские воззрения, а следовательно и методы обучения принцессы. Торопливо шагая по полутемным коридорам Хайдиона, леди Дездея находилась в полном замешательстве. Она спрашивала себя: «Чем я провинилась? Каким проступком я вызвала такую реакцию его величества? И, прежде всего, почему он предпочел выразить неудовольствие столь необычайным способом? Не скрывается ли в этом некое символическое значение, ускользающее от моего внимания? Его величество не может не знать, как прилежно и самоотверженно я тружусь на благо принцессы! Все это чрезвычайно странно!»

Войдя в Большой зал, леди Дездея сделала несколько шагов и замерла — новое подозрение пришло ей в голову: «Нет ли здесь более глубокой подоплеки? Может ли быть, что я стала жертвой интриги? Какое еще объяснение можно подыскать случившемуся? Или — если представить себе немыслимое — возможно ли, что его величество находит мою персону отталкивающей? Невозможно отрицать, что моя внешность свидетельствует скорее о представительности и хорошем воспитании, нежели о жеманном кокетстве, свойственном какой-нибудь пустоголовой вертихвостке, напомаженной и надушенной, готовой из кожи лезть, чтобы мужчины бегали за ней, высунув язык. Но благородный человек, разбирающийся в людях, конечно же, не может не замечать мою внутреннюю красоту, порожденную зрелостью и духовным самоусовершенствованием!»

Действительно, внешность леди Дездеи, как она и подозревала, нельзя было назвать вызывающей симпатию с первого взгляда. Ширококостная и плоскогрудая, с непропорционально длинными голенями и тощим задом, вытянутым лицом она напоминала лошадиную морду, и мелко завитые локоны соломенного оттенка не помогали устранить это впечатление. Несмотря на все свои недостатки, леди Дездея слыла специалисткой в том, что касалось благопристойности, и досконально разбиралась в тончайших нюансах придворного этикета («Отвечая на обращение благородного кавалера, настоящая леди не стоит, уставившись на него, как цапля, только что проглотившая рыбу, но и не позволяет себе расплываться в идиотской ухмылке. Нет! Она застенчиво отзывается на комплимент благонравным замечанием и приятной, но не чересчур самодовольной улыбкой. Она следит за тем, чтобы ее фигура сохраняла осанистую стройность, не переступает с ноги на ногу и не подпрыгивает, не вертит плечами или бедрами. Ее локти остаются прижатыми к телу, а не растопыриваются в стороны. Наклонив голову, леди может заложить руки за спину, если считает такое движение достаточно изящным. При этом само собой разумеется, что она должна смотреть на собеседника, а не считать ворон, и тем более не подзывать проходящих мимо подруг, не плевать на пол и не смущать кавалера неуместными шутками»).