Ярмарка любовников. Психоз - Филипп Эриа

Время шло. Часы на улице пробили девять утра. Комнату по диагонали осветил солнечный луч. Реми нравилось смотреть в окно, свободное от решеток и штор. Он видел часть стены соседнего дома, над которой высоко в небе медленно плыли облака.

Спавшая рядом с Реми женщина шевельнулась.

Он тут же повернулся к ней лицом. Она приоткрыла глаза. Узнав молодого человека, она улыбнулась. Он же, напротив, увидел, что ночь явно не пошла ей на пользу и яркий утренний свет это безжалостно подчеркивал. Неужели таким должно быть лицо любимой?..

– Ты…– начала она.

«Мне надо ей что-то сказать», – подумал Реми. В конце концов, этой ночью он одержал первую победу. Надо было закрепить успех какой-либо удачной фразой.

Склонившись к лежавшей женщине, он произнес:

– Еще ни разу в жизни я не встречал подобного рассвета.

VI

Итак, он сам заставил себя в это поверить. У него не оставалось сомнений, что жизнь его коренным образом изменилась. Теперь он стал мужчиной. Мало того, что у него была любовница, с которой он вместе жил, что само по себе было немало и свидетельствовало о его мужской независимости, он преступил последний порог, отдалявший его от семьи. Вступив в эту любовную связь, он одновременно освободился от родительской опеки.

С этого дня все вокруг предстало перед Реми совершенно в другом свете. Уже не могло быть и речи, чтобы он вел себя так, как раньше. На всех окружавших его людей Реми теперь смотрел совсем другими глазами и с удивлением обнаружил то, на что раньше не обращал внимания. В нем изменилось все: и походка, и осанка. Если бы ему позволяли средства, он бы охотно сменил свой гардероб.

Он, естественно, предположил, что его лицо, весь облик говорили о происшедшей с ним, как он верил, перемене. Эта беспокойная и радостная мысль будоражила его. «Разве по темным кругам под глазами, по резко очерченной линии рта, по изменившейся манере держаться это не бросается каждому в глаза?» – думал он.

Этот вопрос вертелся у него в голове, когда он направлялся на Центральный рынок впервые после ночи любви. Если же и впрямь «это» так заметно со стороны, то в родном доме на Центральном рынке его ожидают самые едкие замечания. Ни тугодум-отец, ни легкомысленная мать, ни злая и острая на язык сестра не промолчат и отпустят колкость в его адрес.

Ибо Реми еще не окончательно порвал со своей семьей. Отпустив его из-под родительского крыла, папаша Шассо считал, что после испытания жизнью сын с покаянием вернется в лоно семьи. Относившийся скептически к способности Реми заработать себе на хлеб, рачительный и терпеливый папаша Шассо спокойно выслушивал россказни сына о будущих заказах, заявляя при этом, что сделает окончательные выводы, когда будут конкретные результаты. В глубине души он был даже доволен занимаемой им позицией.

И вот теперь Реми собирался оповестить домашних о своих успехах. Ему не терпелось похвастаться перед отцом. Папаша Шассо не сможет оставаться равнодушным, узнав о тройном заказе – на изготовление декораций, роспись занавеса и подготовку костюмов, – который он только что получил. Разумеется, он не скажет ни слова о том, что его участие в этой работе ограничится вторыми ролями. Его эскизы доработает и подпишет своим именем Сэм, официальный художник мадам Леоны. Реми не заикнется и о том, как он сумел получить этот заказ, который стал первым признанием его таланта, ибо заказом он был обязан даже не своему приятелю.

Легкомысленный болтун Пекер десять раз клятвенно обещал Реми напомнить мадам Леоне и каждый раз забывал. В конце концов на следующий день после переезда Реми, ничего ему не сказав, Оникс по собственной инициативе обратилась к своей хозяйке.

Сыграла ли тут роль женская солидарность или авторитет одной из самых трудолюбивых танцовщиц, так или иначе, но ей удалось за пять минут получить заказ для своего юного любовника.

***

Реми нашел отца на складе. Он вошел внутрь, чтобы пожать отцу руку, и тут же похвалился своим успехом.

– Поздравляю! – произнес папаша Шассо доброжелательным тоном, принимая на веру слова сына, но сохраняя при этом невозмутимый вид.– Несмотря на то что ты ушел от меня, мне все же приятно слышать, что ты нашел работу; если тебе нужны деньги, обратись к кассиру. Я уже дал соответствующее распоряжение. Но предупреждаю, что тебе не следует рассчитывать на крупный счет в банке.

– Спасибо, папа, – ответил Реми, – мне пока ничего не надо.

И замолчал, не сводя глаз с отца, давая возможность тому как следует его разглядеть. Однако отец воздержался от каких бы то ни было высказываний.

Реми поднялся наверх. Живительно, но его мать и сестра оказались в этот день дома. Они только что возвратились с какой-то пышной свадьбы. Алиса потащила за собой мадам Шассо, любительницу светских развлечений, просившую дочь выводить ее в свет. Алиса не пропускала ни одного случая, заранее уверенная в том, что каждый подобный выход будет сопровождаться солидным чеком, который выдаст мать, не ожидая просьбы дочери.

– Как тебе нравятся наши платья? – спросила мадам Шассо.– Черный цвет всегда в моде. А что ты скажешь про новый покрой? Правда, он делает меня стройнее и выше ростом? Как хорошо, что твоя сестра отвела меня к Фабье. Я больше не буду шить у Люси Рено.

Ее переполняло чувство признательности к дочери. Обожая пускать пыль в глаза, но в то же время не желая попусту транжирить деньги, мать поставила в вазочку с водой букетик орхидей, украшавший ее меха по случаю столь изысканного приема. За маленьким столиком Алиса обгладывала крылышко цыпленка.

– Там совсем было нечего есть, – заявила она.

– Как ты привередлива, моя дорогая крошка! – сказала мать.– Лично я не могу с этим согласиться… О! Реми, если бы ты видел, какие там были туалеты!..

Ни одна из женщин даже не взглянула на него. Он обрадовался, что, занятые собой, они не удостоили его вниманием. После всех волнений у него отлегло от сердца, хотя он все же почувствовал легкую грусть.

В привычной домашней обстановке он ощутил себя чужим. Как хорошо, что он покинул этот дом! Эта мысль, в истинности которой он убедился еще раз, настраивала его одновременно на радостный и горестный лад.

В бельевой комнате он отыскал у окна Агатушку, сидевшую, как всегда, за шитьем. По ее словам, именно здесь