Иван Дыховичный. Формула жизни - Владимир Колганов

Некоторые слова Ваня как бы переиначил под себя, это больше соответствовало мелодии и стилю исполнения. Надеюсь, наследники поэтов и литературоведы не будут на него в претензии.

А вот и коронная, самая гусарская, «боевая» песня Вани:

Сегодня вечером решится жребий мой,Сегодня вечером увижусь я с тобой,Сегодня па-лучу желаемое мнойИ апснусь на покой.

А завтра, черт возьми, как зюзя натянуся,На тройке ухарской стрелою полечу,Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюсяИ пьяный на шабаш для пьянства прискачу!

Но… если счастье предназначено судьбоюТому, кто целый век со счастьем незнаком,Тогда… ой, тогда напьюсь свинья свиньеюИ с радостью пропью прогоны с кошельком!

И дамы чувствовали – да-да, сегодня может все решиться. И замирали в предчувствии того, что неминуемо произойдет… Кстати, когда я сам стал петь эту песню в своем кругу, меня в тот же день постигала неудача – вполне определенно, однозначно, но только исключительно в любви. Вот что значит петь чужие песни. В итоге для подобных случаев пришлось мне написать свою. У Вани все было иначе.

Для полноты счастья приведу отрывок из «Песни старого гусара» все того же Дениса Давыдова. Этот романс Иван исполнял один к одному, без изменений в тексте:

Где друзья минувших лет,Где гусары коренные,Председатели бесед,Собутыльники седые?

Деды, помню вас и я,Испивающих ковшамиИ сидящих вкруг огняС красно-сизыми носами!

На затылке кивераДоломаны до колена,Сабли, ташки у бедра,И диваном – кипа сена…

Вот странно, даже романсы на стихи Цветаевой в его исполнении не вызывали никакого возражения, словно бы Ваня на время сам перевоплощался в женщину, так и не нашедшую свою любовь, поведавшую нам о своей беде:

Вчера еще в глаза глядел,А нынче – все косится в сторону!Вчера еще до птиц сидел, —Все жаворонки нынче – вороны!

Я глупая, а ты умен,Живой, а я остолбенелая.О, вопль женщин всех времен:«Мой милый, что тебе я сделала?!»…

Хулиганских песен в его исполнении я никогда не слышал. Была только одна, видимо из воровского репертуара:

Сяду я в лодочку да вдарю по воде,Поплыву на лодочке до самой до тюрьме.Эх, перьвая станция – цинковый завод.Вышел из тюрьме я – двадцать первый год.

И далее:

Оделся, побрился, во фрак нарядился,С шиком за столиком сел.Дзыньте, подайте бокал лимонадаИ бомбоньер из конфект.

Колоритная песенка, ничего не скажешь. Здесь сохранена оригинальная орфография, без которой вся прелесть песни напрочь пропадает. А дело в том, что Ваня не просто пел. Он исполнял роль, он раскрывал характер персонажа. Да, Ваня был актер!

Но вот вопрос – с чего все это началось? Когда же он стал петь? Кто сочинял музыку для его романсов? Кое-что проясняется после такого признания Ивана:

«Мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоем» – это была одна из его первых песен, написанная на слова Джека Лондона. Джек Лондон, Киплинг, Николай Гумилев – это были совсем не случайные имена для Саши».

Здесь речь идет о середине 60-х годов, а в качестве автора музыки упоминается не кто иной, как Александр Кайдановский. Все тот же Гумилев – романс на его слова так восхитительно пел Ваня. Правда, тут нет речи о Денисе Давыдове. Так, может быть, все начиналось с Кайдановского, а Дыховичный лишь подхватил, развил эту идею? Но вот читаю в книге воспоминаний об Александре Кайдановском о том времени, когда он жил в Днепропетровске:

«Однажды Саша всех удивил тем, что спел довольно сложный поэтически и философски «Гимн битников» Вознесенского. Музыка была Сашина, хотя сначала он умолчал об авторстве. «Бегите – в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты бегите…» Музыка замечательно легла на текст, и чуть позже мы все пели эту песню взахлеб. Наши старики сразу ее отметили, похвалили «талант» и заставили его петь еще. Потом была его песня на стихи Пастернака «Свеча горела». Саша удивительно точно услышал музыку этого стихотворения».

А вот что вспоминала первая жена Кайдановского о событиях 1965 года, когда они встретились в Москве:

«Один из Сашиных друзей, Паша, был профессиональным гитаристом. Он записал несколько аккордов для аккомпанемента, которые Саша очень быстро освоил и начал импровизировать. Пение под гитару стало еще одним увлечением Саши. У него был прекрасный голос, которым он владел в совершенстве. Его можно было слушать часами. Он щедро делился своим певческим талантом и скоро стал непревзойденным исполнителем песен и романсов. Его творческая натура проявилась и в этом искусстве. Он стал сочинять музыку к стихам А. Вознесенского, Э. Багрицкого, Д. Давыдова, Саши Черного. Гитара стала постоянной спутницей Саши, он никогда с ней не расставался».

Здесь есть одна неясность. Если Кайдановский начал сочинять музыку еще в Днепропетровске, то на каком инструменте он играл? Или все началось уже в Москве, как можно понять из воспоминаний его первой жены. Впрочем, не это главное. А главное в том, что музыку к стихам Гумилева, Пастернака и Давыдова написал Александр Кайдановский. Однако вне зависимости от этого, с именем Ивана Дыховичного в моих воспоминаниях эти романсы связаны навечно.

На следующий год я снова приехал в Новый Свет – на этот раз с коллегами-физтехами, как и три года назад. Иван своей привязанности тоже не изменил и прибыл с большой компанией, в основном это были однокурсники – Наталья Варлей, Николай Бурляев… Вацлав в тот раз оказался на гастролях, поэтому повода для объединения компаний, что называется, общих точек соприкосновения у нас с Иваном не нашлось. Но была и еще одна, более существенная причина – этот магнит был гораздо притягательней.

Однажды в Новом Свете появился Гриша Горин вместе с Женей, которая к тому времени уже развелась с Аркадием Аркановым. И снова, как в прежние времена, мы уступили свою комнату, перебравшись в другое помещение, переделанное из курятника. Не знаю, что больше повлияло – то ли наше отношение к очаровательной Жене, то ли уважение к будущему классику драматургии. Однако для Горина началось все с Коктебеля:

«В Коктебель я впервые приехал в 1967 году, на следующий год после того, как меня приняли в Союз писателей. Мне было 27 лет – молодой, холостой, веселый. Это был мой первый «настоящий» Дом творчества, в который меня пустили на официальном основании. И поэтому у меня о Коктебеле остались ностальгически нежные воспоминания».

Нежные воспоминания как-то не вяжутся с тем, что Горина «кормили в столовой плохо». Конечно, приятно и престижно отдыхать среди писателей. Геннадий Шпаликов, Леонид Лиходеев, Евгений Евтушенко – все это были имена известные. Однако в итоге скверная кормежка доконала, да и Женю тянуло в Новый Свет. Так выпускник Первого медицинского института, бывший капитан КВН и бывший врач скорой помощи, а ныне начинающий писатель оказался в этом дивном месте.

Гриша был замечательный человек. Мне с ним удалось пообщаться не более двух недель, однако из всех людей, с которыми сталкивался в то время, о нем – самые лучшие воспоминания. Удивительная доброта даже по отношению к малознакомому человеку, готовность что-то посоветовать, прийти на помощь, если вдруг понадобится. Жаль, что профессии наши тогда никак не стыковались, да и разница в возрасте продолжению близкого знакомства не способствовала. А тут еще начался трехбалльный шторм, в Новом Свете стало неуютно, и Горин с Женей возвратились в Коктебель.

Григорий Горин ушел из жизни в 2000 году, ему было шестьдесят. А я вот думаю, вписался бы он в наше время? Сейчас время «энергичных» людей, которым алчность и жадность заменили любовь и доброту. В годы нашего знакомства Горин таким не был. А позже, если судить по фотографиям последних лет, в глазах появились злость и боль отчаяния. Этому в немалой степени способствовало то, что так и не поняли любимого им «Свифта», я уж не говорю о проблемах, которые возникли при постановке последней его пьесы, «Шут Балакирев». Но все это было уже позже, через много лет…

Еще через год после моего знакомства с Иваном Дыховичным я поначалу не поехал в Новый Свет – коллеги-физтехи соблазнили возможностью обозреть окрестности Гагры и Сухуми. Опять же озеро Рица, река Бзыбь, водопад на Геге, рядом с которым любил сиживать Хрущев. На Кавказе я прежде не бывал, а тут предлагали адрес, где можно пожить в течение месяца без проблем. И вот мы в Гагре. Узкая полоска пляжа с крупной галькой вместо новосветского песка и ежевечернее хоровое исполнение цыганского романса в близлежащем ресторане. Особенностью этого исковерканного произведения искусства стал неизвестно как прилепившийся к романсу припев, причем приходилось слышать несколько его вариантов на одну мелодию: сегодня поют «про жизнь нашу цыганскую», завтра уже «про жизнь нашу армянскую», ну и так далее. Текст, видимо, варьировался в зависимости от национальности большинства клиентов в этот вечер. Неудивительно, что уже через несколько дней до меня дошло: Новый Свет предательства не прощает и вот таким своеобразным способом мне мстит даже на приличном расстоянии. А если учесть, что позже за этот неосмотрительный вояж я удостоился презрительного фе от Петра Фоменко…