Коллекционер женщин - Марина Серова

«Кости, кости, скажите правду девице-красавице (где я сие вычитала?). Вопрос прежний: чего мне ждать от встречи с соседом Баргомистрова, ныне находящимся под арестом (вот загнула!)?»

6 + 20 + 25.

«Предстоит выгодный торговый союз с партнером». Вот так, торговый союз: мы охраннику — бутылки, охранник нам — Голубкова. С той разницей, что многострадальный Василий Семенович «подлежит возврату», а коньяк — нет.

Предсказание меня развеселило. И уже в хорошем расположении духа спустилась я к подъезду; а через двадцать минут «девятка» цвета морской волны доставила наше величество пред светлы Димины очи.

На сей раз страж порядка поздоровался.

Мне было велено «стоять за спинами и не высовываться». Да, конечно. «И молчать, пока не спросят». Ну разумеется. «В общем, сама должна понимать: момент ответственный». Безусловно.

Дима постучал в какую-то дверь; табличку на ней я не разглядела. Открыли не сразу и с ворчанием, очень напоминающим грозный рык друга человека. Видимо, охранник за одну зарплату несет две службы: свою и собачью. Мужчины не по-джентльменски вошли первыми. Я — как приказали — скромно держусь за их широкими спинами. Далее «служивый человек» и мои друзья коротко поприветствовали друг друга (я молчу), обменялись рукопожатиями.

Пауза.

Охранник с заплывшими глазками сначала оглядел с ног до головы Мишу, затем принялся внимательно изучать меня. Кажется, осмотр его удовлетворил. Страж крякнул и изобразил на морщинистом желто-зеленом лице некое подобие улыбки. Нет, это не улыбка — это какая-то пародия на нее. Неудачная пародия дилетанта.

Ну и тип! Дима, как я поняла, собирается его споить. Да на такого и коньяк-то жалко, ему бы бормотухи — и спать. Но я обещала не вмешиваться и слово свое сдержу.

Жертва оказалась ненапрасной. Товарищ еще раз крякнул, немного помолчал, похрюкал, подмигнул Мише. Наконец — очень четко, я даже удивилась — произнес, обращаясь к обшарпанной, грязно-белого цвета стене:

— Дамочку бы эту… того…

Дима нахмурился, зашикал, зашипел.

Граждане! Раньше в этой комнате, по всей видимости, размещался зверинец. Охранник был здесь смотрителем, а Дмитрий, наверное, частым посетителем. Иначе с чего бы вдруг оба заговорили на языке природы?

Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Дима попытался в двух словах втолковать охраннику, кто есть эта «дамочка» и зачем она (то есть я) появилась в этом странном месте. Товарищ оказался мужчиной понятливым: увел моих спутников на улицу («Совещаться», — вежливо объяснил он мне); и минут пятнадцать все трое отсутствовали. Я за это время успела изучить висящие на стенах допотопные плакаты, а также проникнуться сочувствием к тяжкой доле незадачливых охранников.

Наконец появился Дима (почему-то один), молча махнул мне рукой: «Пошли!» — и повел плохо освещенными узкими коридорами: наверное, к заветной цели.

Возле железной двери болотно-зеленого цвета и без опознавательных знаков мы остановились. Страж порядка несколько раз стукнул по ней кулаком. С той стороны завозились, засопели, чем-то загремели и через некоторое время отперли. На пороге возникло розовощекое безусое существо в милицейской форме. Дима перекинулся с юным коллегой несколькими словами, тихо что-то приказал, юноша вытянулся в струнку и рявкнул:

— Есть! Разрешите идти?

Я вздрогнула. Ну и голосок у мальчика! «Моя милиция» широким жестом пригласила нашу светлость войти внутрь камеры, сама же деликатно осталась беречь меня за дверью.

Я огляделась. Мерзкое место: голые стены, стол, два табурета, лампочка под потолком. Бр-р, не по себе сделалось.

Так. Нужно сосредоточиться. Сейчас приведут Голубкова. Необходимо убедить его отказаться от показаний, данных, как это говорят, «под влиянием…» — кого? — «…работников милиции, превысивших свои полномочия». Уверена: бедный алкоголик виноват только в том, что в силу… хм!.. определенного заболевания постоянно занимал у Баргомистрова деньги на похмелье. Вопрос: как это доказать?

Я услышала четкие «служебные» шаги и шарканье: румяное существо привело арестованного. Железная дверь со скрипом открылась, впустила Голубкова и снова захлопнулась.

Василий Семенович предстал предо мной во всей красе: очень худой небритый мужчина непонятного возраста; руки за спиной; потухший взгляд… и самое страшное — выражение покорности на лице, во всей фигуре.

— Здравствуйте. Садитесь…

Сел. Уставился в стену.

— Василий Семенович, мне необходимо поговорить с вами. Я Татьяна Александровна Иванова, частный детектив… — Подумалось: не частный детектив ему нужен, а хороший адвокат. — Чтобы вытащить вас отсюда, я должна услышать правду — понимаете, правду, а не то, что вы написали под диктовку майора Смолина.

Голубков встрепенулся было, но сразу затих, ссутулился.

— Расскажите мне, — мой голос прозвучал тихонько, жалобно (сама не ожидала). — Я же знаю: вы ни при чем, вашего соседа убил кто-то другой. Но мне нужны доказательства.

Арестованный помолчал, пожевал губами, вздохнул.

— Убил подсвечником, который после утопил в Волге! — просипел он еле слышно.

Убил, значит? Подсвечником? Ну ладно!

— А где взяли канделябр?

Василий Семенович вопросительно посмотрел на меня: слово «канделябр» не было ему знакомо.

— Ну а подсвечник — где он стоял?

Голубков пожал плечами.

— Не помню. Схватил — убил — утопил в Волге… Не помню…

— А как выглядел канделябр, какой формы был, какого цвета?

— Не знаю, не разглядывал. Схватил — убил… — Мой собеседник закашлялся и долго не мог остановиться. Наконец продолжил: — Я пришел занять еще денег…

— Вы были должны Баргомистрову большую сумму?

— Был. Должен. Пришел занять еще. Он денег не дал, а стал на меня кричать и угрожать. Я — сам не помню, как это получилось, — схватил подсвечник…

Это я уже слышала.

— Виктор стоял к вам лицом или спиной?

— Не помню… Может, спиной, а может, лицом… Вы, девушка, отпустите меня. Я уже все сказал, все подписал. Отпустите, а? — арестованный умоляюще поднял на меня глаза.

— Но ведь вы не убивали, Василий Семенович. Скажите мне правду. Вам нечего меня бояться.

Как убедить этого забитого, запуганного человека?

— Убивал, — упрямо заявил Голубков. — Подсвечником. Схватил — убил и…

— А что вы сделали после того, как избавились от орудия убийства? — перебила я.

— Напился. Пришел домой, сделал вид, что лег спать. На самом деле все слышал. Пришла жена.

— Чья?

— Трупа.

— Так, дальше.

— Увидела труп, подняла крик. Приехала милиция, стала ко мне стучаться, я не открыл. Потом открыл, мне дали по морде — для этой, как ее? — про… хви… хви…

— Для профилактики.

— Для нее, — согласился Василий Семенович. — И забрали. — Он вздохнул. — Сижу вот… Суд, говорят, скоро… Прошу учесть мое добровольное признание и снизить срок.

Ну как тут не удержаться, чтобы не выругаться последними словами?!

— Но ведь вас арестовали ни за что! — только и пролепетала я беспомощно.

— За что, — апатично возразил Голубков. — Прошу учесть… и снизить…

— Василий Семенович, кого вы покрываете?

В его глазах промелькнуло нечто вроде удивления. Арестованный пожевал губами — и ничего не сказал.

— Ведь там, у Баргомистрова, была женщина. Ну же, была?

— Не знаю, — вяло произнес несчастный. — Я убил, потом утопил…

— Да никого вы не убивали! — взорвалась я.

Так. Спокойно. Терпение, Татьяна, его явно тебе не хватает!

В дверь постучали. Я выглянула — и не смогла сдержать улыбки: у розовощекого юнца глаза сделались большими и круглыми, как дореформенные пятаки. От испуга и возмущения мальчик, видимо, потерял дар речи: он только замычал и принялся отчаянно жестикулировать. Язык глухонемых я, к сожалению, еще не выучила, поэтому Диме, который понял коллегу лучше меня, пришлось перевести:

— Не надо громко кричать, Таня, — озабоченно предупредил мой «страж порядка». — Не забывай, что мы здесь нелегально. Неприятностей не оберешься!

Все правильно. Я извинилась и пообещала впредь вести себя хорошо.

Голубков — как оставила его, так и сидит: ссутулившись, лицом к стене; руки на коленях; глаза прикрыты.

— Василий Семенович, милый вы мой, что же мне с вами делать? — Я придвинула свой табурет почти вплотную к его. — Кого вы боитесь? Смолина? Вас больше не тронут, ручаюсь.

Молчание.

— Да скажите же наконец правду!

Наивный призыв.

— О нашем разговоре никто не узнает, — добавила я. И подумала: если в этой камере не установлен «жучок».

Опять выглянула в коридор. Оба стража стоят под дверью; при виде меня насторожились: в самом деле, что хорошего можно ждать от этой взбалмошной бабенки.

— Дима, надо проверить камеру.