Белая мгла - Кен Фоллетт

– Надеюсь, эта история не испортит праздника. Я так его ждала. Ты знаешь, что и Кит приедет?

– Я глубоко потрясена тем, что наш братец оказывает нам такую честь.

– Он не собирался приезжать, но я уговорила его.

– Папе будет приятно, – не без сарказма произнесла Ольга.

– Действительно приятно, – с укором сказала Миранда. – Ты же знаешь, чего ему стоило уволить Кита.

– Я знаю, что никогда не видела его в таком гневе. Казалось, он вот-вот кого-нибудь убьет.

– А потом он плакал.

– Этого я не видела.

– Я тоже. Мне сказал Люк. – Люк был домоправителем у Стэнли. – А сейчас папа хочет простить его и все забыть.

Ольга потушила сигарету.

– Я знаю. Папиному великодушию нет предела. Кит уже где-то работает?

– Нет.

– А ты не можешь что-нибудь ему подыскать? Это же по твоей части, и специалист он хороший.

– Никто не горит желанием его брать – люди ведь знают, что отец выгнал его.

– А он перестал играть?

– Наверное, перестал. Он ведь дал обещание папе. И у него нет денег.

– Папа оплатил его долги, верно?

– Мы, во всяком случае, не должны об этом знать.

– Да перестань, Мэнди. – Ольга вспомнила: так Миранду звали в детстве. – Сколько?

– Спроси папу… или Кита.

– Десять тысяч фунтов?

Миранда отвела взгляд.

– Больше? Двадцать?

Миранда прошептала:

– Пятьдесят.

– Великий Боже! Этот маленький мерзавец растратил пятьдесят кусков из нашего наследства? Вот я покажу ему, как увижу.

– Ладно, хватит про Кита. На Рождество ты ближе узнаешь Неда. Я хочу, чтобы ты относилась к нему, как к члену семьи.

– Неду уже следовало бы стать членом семьи. Когда вы собираетесь обвенчаться? А то ты уже старовата для столь долгого обручения. И оба вы были в браке – речь ведь не идет о том, что тебе надо наскрести на приданое.

Не такой реакции ожидала Миранда. Ей-то хотелось, чтобы Ольга потеплела к Неду.

– Ну ты же знаешь, каков Нед, – оправдываясь, сказала она. – Он всецело погружен в свой мир.

Нед был редактором «Книжного обозрения Глазго», уважаемого культурно-политического журнала, но человеком совершенно непрактичным.

– Не понимаю, как ты можешь с этим мириться. Я не терплю нерешительности.

Разговор пошел совсем не так, как хотелось Миранде.

– Поверь, Нед – это такое облегчение после Джаспера. – Первый муж Миранды был грубым тираном. Нед же был его противоположностью, и этим, в частности, объяснялось то, что Миранда полюбила его. – Нед никогда не сможет мной помыкать – он для этого недостаточно собран: зачастую не может вспомнить, какой на дворе день.

– Тем не менее ты прекрасно справлялась эти пять лет, что жила без мужчины.

– Да, и я горжусь этим, тем более что экономика стала закисать и мне перестали выплачивать большие премиальные.

– Так почему же ты хочешь снова обзавестись мужчиной?

– Ну, видишь ли…

– Секс? Ой, не надо. Ты что, не слышала про вибраторы?

Миранда хихикнула:

– Это не одно и то же.

– Конечно, нет. Вибратор толще, жестче и надежнее, а потом кладешь его в ночной столик и забываешь о его существовании.

Миранда почувствовала, что на нее давят, – такое часто случалось, когда она разговаривала с сестрой.

– Нед очень хорош с Томом, – сказала она. Ее сыну Тому было одиннадцать лет. – Джаспер только командовал Томом, никогда с ним не разговаривал. А Нед проявляет к нему интерес – спрашивает его, выслушивает ответы.

– Кстати, о детях: Том ладит с Софи? – У Неда была четырнадцатилетняя дочь от первого брака.

– Она тоже будет в Стипфолле – я заеду за ней сегодня попозже. Том смотрит на Софи, как греки взирали на богов, она для него неземное создание, которое надо все время ублажать жертвоприношениями, иначе худо будет. Он все время старается сунуть ей что-нибудь сладенькое. А она предпочла бы сигареты. Она тоненькая как тростинка и скорее умрет, чем пополнеет. – Миранда многозначительно посмотрела на пачку «Мальборо лайтс», лежавшую возле Ольги.

– У всех нас свои слабости, – сказала Ольга. – Съешь еще кусочек морковного пирога.

Миранда положила вилочку на тарелку и отхлебнула кофе.

– С Софи бывает трудно, но она в этом не виновата. Ее мать не терпит меня, и на девочке это не может не отразиться.

– Не сомневаюсь, Нед предоставляет тебе самой разбираться с этим.

– А я не возражаю.

– Переехав к тебе, он стал платить за дом?

– Это ему не по карману. Журнал платит гроши, а Нед по-прежнему вносит по закладным за дом, в котором живет его бывшая жена. Поверь, он чувствует себя неуютно от того, что финансово зависим.

– Не понимаю почему. Он может трахаться, когда ему заблагорассудится, ему не надо воспитывать трудную дочь, и он живет в доме бесплатно.

Миранда обиделась.

– Ты немного перебираешь.

– Тебе не следовало пускать его, пока он не назначит дату свадьбы.

Такая мысль приходила в голову и Миранде, но она не собиралась это признавать.

– Он считает, нужно время, чтобы все свыклись с мыслью, что он снова женится.

– Кто это «все»?

– Ну, для начала – Софи.

– Но ты ведь уже признала, что она переняла отношение матери к тебе. Значит, ты хочешь сказать, что Нед не женится на тебе, пока его бывшая жена не даст разрешения.

– Ольга, пожалуйста, сними адвокатский парик, когда разговариваешь со мной.

– Кто-то же должен тебе это сказать.

– Ты все упрощаешь. Я знаю, такова твоя работа, но ведь я – твоя сестра, а не свидетельница противной стороны.

– Извини, что я все тебе высказала.

– Я рада, что ты высказалась, так как не хочу, чтобы ты выложила это Неду. Я люблю его и хочу выйти за него замуж, поэтому прошу тебя по-доброму держаться с ним на Рождество.

– Постараюсь, – небрежно бросила Ольга.

Миранде хотелось, чтобы сестра поняла, как это ей важно.

– Я хочу, чтобы он почувствовал, что мы с ним можем создать новую семью – для нас и для наших двух детей. И я прошу тебя помочь мне убедить его в этом.

– Ладно. О'кей.

– Если праздники пройдут хорошо, я думаю, он согласится назначить день свадьбы.

Ольга положила руку на руку Миранды.

– Я поняла. Я теперь знаю, как много это для тебя значит. И буду хорошо себя вести.

Миранда изложила свою точку зрения. Довольная тем, что добилась понимания, она обратилась к другой проблеме, по которой возможно разногласие:

– Надеюсь, все образуется между папой и Китом.

– Я тоже, но тут мы мало чем можем помочь.

– Кит звонил мне несколько дней назад. По какой-то причине он твердо решил ночевать в Стипфолле в гостевом домике.

– Почему это он должен жить один в этом домике? – возмутилась Ольга. – Значит, мы – ты, и Нед, и Хьюго, и я должны ютиться в двух тесных спаленках в старом доме!

Миранда ожидала, что Ольга будет против.

– Я знаю, это неразумно, но я сказала, что не возражаю. И так было трудно убедить его приехать – мне не хотелось создавать для него препятствие.

– Маленький мерзавец – такой эгоист. Чем он это обосновал?

– Я его не спросила.

– Ну а я спрошу. – Ольга достала из портфеля мобильник и набрала номер.

– Не делай из этого проблемы, – взмолилась Миранда.

– Я просто хочу задать ему один вопрос. – И произнесла в телефон: – Кит… почему это ты вздумал спать в коттедже? Тебе не кажется, что это немного… – Она умолкла. – Ах вот как. Почему?.. Ясно… но почему ты?.. – И осеклась, словно он повесил трубку.

Миранда огорченно подумала, что Кит, по-видимому, сказал: «А собственно, в чем дело?»

Ольга положила мобильник в портфель.

– Можем не препираться по поводу домика. Он передумал. Он вообще не приедет в Стипфолл.

«Оксенфорд медикал» была в осаде. Репортеры, фотографы, телевизионщики толпились у ворот, атаковали приезжавших на работу сотрудников, окружали их машины и велосипеды, подносили к лицу камеры и микрофоны, выкрикивали вопросы. Охранники отчаянно пытались отделить журналистов от проезжавшего мимо транспорта, стремясь избежать аварий, но журналисты не желали подчиняться. Ситуацию осложняла группа борцов за права животных, постаравшихся использовать эту возможность, чтобы заявить о себе, и устроивших демонстрацию у ворот, – они размахивали плакатами и пели песни протеста. Телеоператоры снимали демонстрацию, поскольку больше нечего было снимать. Тони Галло наблюдала все это – злилась, но ничего не могла поделать.

Она находилась в кабинете Стэнли Оксенфорда, большой угловой комнате, которая раньше была хозяйской спальней. Стэнли работал в окружении старых и новых вещей: его компьютер стоял на поцарапанном деревянном столе, которому было тридцать лет, а на столике рядом стоял оптический микроскоп производства шестидесятых годов, которым он любил время от времени пользоваться. Микроскоп сейчас был окружен рождественскими открытками, там стояла и открытка от Тони. На стене висела викторианская гравюра таблицы Менделеева рядом с фотографией потрясающе красивой брюнетки в подвенечном платье – покойной жены Оксенфорда Марты.