Роман Равдин - User

замкнутость, скрытность характера. Порой руководителю казалось, будто

сотрудник (который был намного старше Притта) завидует ему, тяготится его

руководством. И тогда беспокойство охватывало ученого, ему хотелось как-то

наладить свои отношения с коллегой, сделать их по возможности дружескими. Но

за все это время они так ни разу и не поговорили по-человечески о

чем-нибудь, прямо не связанном с их общей работой. Сейчас же выяснять

отношения и вовсе было не время. Интуитивно Притт выбрал заискивающий тон:

-- Да, может быть, вы правы, Пол. Даже скорей всего так оно и есть:

слишком велик риск. Но, согласитесь, не у каждого исследователя подопытным

объектом служит близкий друг... А потому, как бы вы правы ни были, уважаемый

коллега, думаю, не откажете мне в этой маленькой человеческой слабости --

уступить просьбам несчастного о свидании с женой.

Макс и Альберт выжидательно уставились на своего старшего коллегу, и

тот явственно ощутил неприязнь, которую в эту минуту оба юноши испытывали к

нему. Да и ссориться с Приттом не входило в его планы, по крайней мере на

ближайшее время. Глядя в сторону, Пол пробормотал:

-- Вы всегда, Притт, стремитесь выставить себя в лучшем свете. Но я не

хочу быть вам черным фоном. Я умываю руки. Буду работать, как все.

-- Благодарю вас,-- с чувством ответил Притт.-- Но вы не можете

пожаловаться на мое невнимание к вам. И поверьте, мне очень не хотелось бы

вносить раздоры в наш маленький коллектив.

Влюбленный в своего учителя Макс бросился к Полу и горячо пожал ему

руку:

-- Спасибо, старина Пол! Ведь доктор Притт ничего не выгадывает лично

для себя... -- и далее Макс произнес бы длинную, пылкую речь о "беззаветных

служителях науки и человечества", если бы не раздался звонок телефона и

Альберт, снявший трубку, ехидно не поманил своего друга пальцем:

-- Пойди, голубь, и отдай свой пыл даме сердца.

Юноша осекся и покраснел: как некстати звонила его

подружка Кэт!

-- Ну, что тебе? -- с напускной сердитостью, подавляя тем смущение,

сказал он, взяв трубку.-- Нет, сегодня не могу. И завтра тоже. У нас очень

важная работа, и меня не отпустят...

-- Постойте, Макс, -- вмешался Притт, -- Зачем же так? Сегодня я вас не

задерживаю, а завтра видно будет.

Юноша благодарно кивнул и, прикрыв микрофон ладонью, прошептал:

-- Ладно, Кэтти. Не дуйся. Упрошу своего шефа. Жди меня сегодня

вечером...

По мысли Притта, им надо было смонтировать специальную телекамеру с

кибернетическим устройством. Свидание должно происходить в электромобиле

Притта. На переднем сиденье, за рулем, расположится Джоан, а рядом с ней

должен сидеть ее супруг. Однако, увы, Человека Без Оболочки пока нельзя

зрительно представить в обществе таких же существ "в оболочках". Поэтому

рядом с Джоан будет "сидеть" говорящая, слышащая и видящая модель профессора

Дэвида У. Барнета. Мо- дель довольно грубая -- небольшой металлический ящик

с оптической головкой, снабженной двумя объективами, соответствующими паре

глаз Барнета. Сигналы, ранее посылаемые мозгом шейным мышцам, теперь будут

приняты и выполнены сервомеханизмами головки. Собеседник Джоан сможет не

только видеть свою супругу, но и "глазеть по сторонам", если ему

захочется.-- Кстати, это будет первой прогулкой Барнета на лоне природы,

первый выход "в свет" Человека Без Оболочки...

Вопрос "секретности" был снят просто: передачу сигналов решили

осуществить по лучу мазера, который установили над куполом лаборатории,

подняв на мачту. Довольно сложную антенну нужно было установить на одном из

самых высоких деревьев в загородном парке, что расположен в милях пяти

отсюда, на возвышенности у северной окраины Теритауна.

Таким образом канал связи повиснет высоко над городом. Никто не сможет

случайно подслушать их. А главное -- не будет помех, разве кто-нибудь

пересечет луч на летательном аппарате.

В воскресный день они отправились с Максом в парк, чтобы подобрать

подходящее дерево. Здесь был заповедник, и поэтому им пришлось оставить

машину на одной из общих стоянок. Прихватив с собой летательные аппараты,

они углубились в лес. Их интересовал склон, обращенный к городу. Песчаная

дорога петляла среди могучих деревьев. Вскоре они расступились, давая место

просторной поляне, кое-где поросшей кустарником. Очевидно, здесь некогда

была большая вырубка, а теперь белели сетками теннисные корты. Дорога

выпрямилась, и казалось, что дальше она упирается в старую секвойю. Не

сговариваясь, они сразу обратили внимание на это дерево и радостно

переглянулись: "Если бы с нее хорошо видно было купол!.." И без слов стали

быстро закреплять ранцы "Добрых ангелов".

Будто большие, диковинные птицы опустились они на толстые ветви

гигантского дерева. Отсюда просматривался весь город. Далеко-далеко

серебрился под солнцем купол здания их лаборатории. Даже простым глазом было

видно, что радиолуч, направленный отсюда на купол, не встретит на своем пути

помехи в виде какого-нибудь высокого дома. Но Макс для пущей убедительности

все же достал из кармана пристрелочный мазер. В оптический прицел он

отчетливо разглядел склепанную из титановых листов крышу купола. Нажатие

кнопки -- и яркий зайчик на миг засветил все изображение. Это на экран

индика- тора вернулся отраженный титаном радиолуч.

Довольные, они опустились на землю и по достоинству оценили свою

находку. Дерево, открытое с поляны, позволит машине свободно курсировать по

дороге почти целую милю, не теряя из виду макушку секвойи, где будет висеть

ретранслятор. Иначе им пришлось бы из электромобиля тянуть кабель на дерево

-- а тогда машина не сможет разъезжать и прогулки не получится.

Альберт с Полом уже заканчивали конструкцию модели. Они целыми днями

пропадали в мастерских, под их наблюдением рабочие вытачивали, выпиливали,

выплавляли сотни замысловатых деталей этой сложной схемы. Барнет уже

освоился со своим положением и орудовал компьютером не хуже, чем в прежние

времена.

Почти пятиметровой длины экран был постоянно исписан формулами. Перед

тем, как им исчезнуть, Барнет давал сигнал, и запись уходила в блок памяти.

Стоило профессору захотеть, как "перед его глазами" вновь возникала нужная

запись, в которой он мог бы обнаружить ошибку, вкравшуюся в расчеты, или,

скажем, увидеть другой, более удобный вариант решения задачи.

И каждый раз Притт не мог налюбоваться на это занятие своего друга. Он

тихо садился у биотрона, чтобы не отвлекать от работы математика, и делал

вид, будто углубился в свое хозяйство. А сам поглядывал на экран, радуясь

тому, как бегут строчки знаков, как вдруг наступает пауза раздумья...

Дождавшись, когда Барнет, очевидно, решил сделать перерыв, Притт

заговорил:

-- Как ты смотришь, Дэви, на то, чтобы отправиться на прогулку в парк?

-- Опять ты что-то придумал. Ну, конечно, я рад такой возможности.

Однако, боюсь, что она будет весьма и весьма условной...

-- Ты не совсем прав. Условной она будет только в том отношении, что ты

останешься здесь, в лаборатории. Точнее -- твой мозг останется на месте. Но

ведь ты -- Человек Без Оболочки. Значит, ты свободен быть всюду, где

захочешь...

Притт распалился, ухватившись за свою любимую тему -- о всемогуществе

человеческого разума в царстве слепой материи...

-- Придет время, и мозг человека будет витать где- нибудь в Космосе, а

воля его, его прихоть охватят всю Вселенную. Не сходя с места, человек будет

обладать мирами, о которых мы сейчас и понятия не имеем!.. Сегодня

человечество переживает свое детство. Люди летают на планеты Солнечной

системы так же, как ребенок впервые знакомится с комнатами большого дома

родителей... Погибают в результате ошибок пилотов, неисправно- стей

механизмов, от стихии...

А ведь я мог бы отправить тебя в космический рейс, не боясь за твою

жизнь, потому что мозг твой оставался бы здесь, со мной рядом, в то время,

как воля твоя неслась бы сквозь миры... Да, мог бы, уже сегодня, если бы в

распоряжении Земли имелись запасы энергии в пятьдесят, а, может, и в сто раз

больше, чем мы располагаем.

А потому и не можем мы пока обеспечить надежной связи с космическими

аппаратами. Но знай, Дэви, человек приобретет подлинную свободу, когда он

освободится от своей оболочки, от бренного тела.

Об этом подсознательно догадывались древние. И не случайно религия