Москва - Андрей Белый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут пошел - листочес, сукодрал, древоломные скрипы. Уже начинался холодный обвой городов.
14.
Распахнулась подъездная дверь: из нее плевком выкинулся - плечекосенький черношляпый профессор, рукой чернолапой сжимая распущенный зонтик, другою сжимая коричневокожий портфель; и коричневой бородою пустился в припрыжечку:
- Экий паршивый ветришко!
Спина пролопатилась; рубленый нос меж очками тяпляпом сидел, мостовая круглячилась крепким булыжником; изредка разграхатывался смешочек извозчичьей подколесины; сизоносый извозчик заважживал лошадь, отчаянно понукаемый синеперою дамою, в чернолиловом манто с ридикюльчиком и пакетиком, перевязанным лентою, - с... Василисой Сергевной, которая чуть кивнула профессору:
- Задопятову отвозит накнижник.
Уже копошился сплошной человечник; то был угол улицы, забесившийся разгулякою; таратора пролеток стояла; лихач пролетел с раскатайным кутилою; провезли красноногого генерала; бежал красноголовый посыльный; в окно поглядел: выставлялися халцедонные вазы, хрусталь белоливный.
Пустился вприпрыжку бежать - за трамваем, и втиснулся в толоко тел, относясь к Моховой, где он выскочил, перебежавши пролетку и торопяся на дворике, перегоняя веселые кучи студентов:
- Профессор Коробкин.
- Где?
- Вот!
Запыхавшись вбежал в просерелый подъезд, провожаемый к вешалке старым швейцаром:
- У вас, как всегда-с: переполнена... С других курсов пришло.
Раздевался и видел, что тек Задопятов, стесняемый кучей студентиков:
- Пусть хоть набрюшник - припомнилось где-то.
Белеющая кудрея волос разложилася выспренним веером, пав на сутулые плечи, на ворот; мягчайшей волною омыла завялую щеку, исчерченную морщиной, мясную навислину, нос, протекая в расчесанное серебро бороды, над которой топорщился ус грязноватой прожелчиной; веялся локон, скрывая морщавенький лобик; кудрея волос текла профилем.
Око, - какое - выкатывалось водянисто и выпукло из опухшей глазницы, влажнящейся неизлитою слезою, а длинный сюртук, едва стянутый в месте, где прядает мягкий живот, где вытягивается монументальное нечто, на что, сказать в корне, садятся (оттуда платок выписал), - надувался сюртук.
Задопятов усядется - выше он всех: великан; встанет - средний росточек: коротконожка какая-то...
Старец торжественно тек, переступая шажечками и охолаживая студента, прилипшего к боку, прищуренным оком, будящим напоминание:
- У нас нет конституции.
Сухо протягивал пухлые пальцы кому-то, поджавши губу - с таким видом, как будто высказывал:
- Право, не знаю: сумею ли я, незапятнанный подлостью, вам подать руку.
Стоящим левее кадетов растягивал губы с неискреннею, кислосладкой приязнью; увидев кадета же, делался вдруг милованом почтенным, очаровательным кудреяном, пушаном, выкатывая огромное око и помавая опухшими пальцами:
- Знаю вас, батюшка...
- У Долгорукова - с Милюковым - при Петрункевичах...
Там он стоял, сжатый тесным кольцом; ему подали том "Задопятова", чтоб надписал; отстегнувши пенснэ, насадил его боком на нос и - чертил изреченье (о сеянии, о всем честном), собравши свой лобик вершковый в мясистые складочки.
Был генерал-фельдцейхмейстер критической артиллерии и гелиометр "погод", постоянно испорченный; он арестовывал мнения в толстых журналах; сажал молодые карьеры в кутузки; теперь - они вырвались, чтоб выкорчевывать этот трухлявый и что-то лепечущий дуб; он еще коренился, но очень зловеще поскрипывал в натиске целой критической линии, смеющей думать, что он есть простая гармоника; гармонизировал мнения, устанавливая социальные такты, гарцуя парадом словес.
Тут Ивану Иванычу вспомнился злостный стишок:
Дамы, свет, аплодисменты,
Кафедра, стакан с водой:
Всюду давятся студенты...
Кто-то стал под бородой.
И уж лоб вершковый спрятав,
Справив пятый юбилей,
Выступает Задопятов,
Знаменитый вод 1000 олей.
Четверть века, щуря веко
В лес седин, напялив фрак,
Унижает человека
Фраком стянутый дурак.
И надуто, и беспроко,
Точно мыльный пузырек,
Глупо выпуклое око
Покатилось в потолок.
Кончил, - обмороки, крики:
"В наш продажный, подлый век,
"Задопятов, - вы великий,
"Духом крепкий человек."
Кто-то выговорил рядом:
"Это - правда, тут есть толк:
"Дело в том, что крепок задом
"Задопятов" - и умолк.
С Задопятовым Иван Иваныч столкнулся у самой профессорской.
- Здравствуйте - и Задопятов, придав гармонический вид себе, отбородатил приветственно:
- Мое почтение-с! Геморроиды замучили.
В подпотолочные выси подъятое око Ивану Иванычу просто казалося свернутой килькой, положенною на яичный белок:
- А вы слышали?
- Что-с?
- Благолепова назначают.
- И что же-с...
- Посмотрим, что выйдет из этого - око, являющее украшенье Москвы (как царь-пушка, царь-колокол) с подозрительным изумлением покосилось; стоял вислотелый, с невкусной щекою: геморроиды замучили!
Иван Иваныч с руками в откидку пустился доказывать:
- Что же - боднул головой - назначение это открыло возможности...
- Не понимаю вас я...
- Для всех тех, кто работает.
- Только что "Обществу Русской Словесности" в дар Задопятов принес сообщенье на тему: "Средою заедены".
- Это ли не работа?
Иван же Иваныч подумал:
- "Совсем краснокрылый дурак".
И, сконфузившись мысли такой, он подшаркнул:
- А вы бы, Никита Васильевич; - как нибудь: к нам бы...
Никите Васильевичу, в свою очередь, думалось:
- Да у него - э-э-э - размягчение мозга.
И мысль та смягчила его:
- Может быть, как нибудь...
И они разошлись.
Задопятова перехватили студенты; и он гарцевал головой, на которой опухшие пальцы, зажавши пенснэ, рисовали весьма увлекательную параболу в воздухе: и на параболе этой пытался он взвить Ганимеда-студента, как вещий зевесов орел.
А профессорская дымилась: зеленолобый ученый пытался Ивана Иваныча защемить в уголочке; доцентик, геометр, весьма добродетельный, пологрудый, его оторвал, его выслушал, и, задыхаясь словами, предускорял его мнение; рядом издряблая и псоокая разваляшина, прибобылившись, вышипетывала безпрочину благоглавому беловласу. Кончался уже перерыв: слононогие, змеевласые старцы поплыли в аудитории. Спрятав тетрадку с конспектом, профессор Коробкин влетел из профессорской в серые корридоры; какой-то студентик, почтитель, присигивал перебивною походочкой сбоку, толкаемый лохмачами, в расстегнутых, серых тужурках; совсем нахорукий нечеса прихрамывал сзади.
Большая математическая аудитория ожидала его.
15.
Вот она!
Стулья, крытые кучами тел: косовороток, тужурок, рубах; тут обсиживали подоконники, кафедру и стояли у стен и в проходе; вот маленький стол на качающемся деревянном помосте, усиженном кучею тел; вот - доска, вот и мела кусочек; и мокрая тряпка.
Профессор совсем косолапо затискался через тела; сотни глаз его ели; и точно под этими взглядами он приосанился, помолодел, зарумянился; нос поднялся и вздернулись плечи, когда подпирая рукою очки, поворачивал голову, приготовляясь к словам: его лекции были кумирослужением.
Переплеск побежал; он усилился: встретили аплодисментами.
Опершися руками на столик, спиною лопатясь на доску, и лбовою головою свисая над всеми с многовещательною улыбкой побегал - прищуро блеснувшими чуть плутоватыми глазками; и - пред собою их ткнул.
- "Господа" - начал он, припадая к столу - "я покорнейше должен просить не высказывать мне одобрения, или" - повел удивленно глазами он - "неодобрения... Я перед вами профессор, а не... не... взять в корне... артист; здесь - не сцена, а, так сказать, - кафедра; здесь не театр - хра 1000 м науки, где я, в корне взять, перед вами являюсь естественным конденсатором математической мысли."
И ждал, осыпаемый новыми плесками; но уж на них перестал реагировать: ждал, когда кончатся; кончились; тут, посмотрев исподлобья, совсем отвалился, ладони потер, да и выпустил стаечку фраз:
- "Гм... Научно-математический метод объемлет" - развел свои руки "объемлет все области жизни: и даже" - тут он подсигнул - "этот метод, взять в корне, является мерою наших обычных воззрений" - он молнил очковым стеклом, помотав головой.
- "Господа, ведь научное мирозрение современности" - бросил очки он на лоб - "опирается, говоря рационально, на данные" - сделал он паузу...
- "Данные... биологических, психи-физических, и, - так далее, знаний, которые нашим анализом сводятся к биохимическим, к физико-химическим принципам" - встал над макушкой коричневый гребень.
- "Да-с, факт восприятия" - бородатил, сжав пальцы в кулак, поднесенный к груди - "разложим" - растопырил все пальцы под самою бородою - "на физико-химические комплексы", - пождал он - "которые в свою очередь" - и рукой указал - "разложимы на чисто физические отношения" - так удивился, что встал он на ципочки.
- "К физике" - бросил направо он - "к химии" - бросил налево он "сводятся в общем процессы текучей действительности" - хмурил лоб: голова опустилася.