Пепел - Федор Березин

– Есть, наверное, но это бездельники, не желающие работать и хотящие получать все за так.

– Наивный мальчик, мне вас просто жаль. А при чем тут дети этих бездельников? Почему они должны недополучать то, что имеют другие, из-за лени папаши? Или рассмотрим вопрос с другой стороны. Все ли способны летать на этих мерзких агрегатах, напичканных мегатоннами? Я думаю, не все, хотя хотели бы многие. Но есть такая штука – способности. У вас они имеются. И в детстве вам повезло: вы могли хорошо питаться, вам попались добрые учителя, которые думали не только о набивании карманов, а еще и об утрамбовывании вашей головы нужной и полезной информацией, и в то же время не затерли вам воображение. А потом вы обошли кого-то по конкурсу и дальше умудрились благодаря случайности не попасть в число тех, кто остался без работы. Современный уровень производства, если он, конечно, не упал за то время, пока мы не общаемся с Землей, позволял двум процентам населения обеспечивать всех остальных прожиточным минимумом, в который для современного человека входит очень-очень многое.

В течение всей этой пламенной речи Хадас стоял молча, хотя у него были возражения по некоторым пунктам. Он не был уверен, что диктатор не разобьет их в пух и прах, но опасался он, разумеется, не этого: за недолгую жизнь в великанском погребе он усвоил истину взаимоотношений младших статусов со старшими, тем более что не имел никакого. Вдруг Самму Аргедас остановился, словно споткнувшись на очередном слове. Его левый глаз снова часто заморгал, и оттуда выступила маленькая слезинка. Диктатор часто задышал. Однако к нему не бросилась когорта врачей и стража, видимо, недомогание владыки было никого не касающимся явлением, чему Хадас удивился: неужели Аргедас настолько не ценил свое здоровье и жизнь? Но и вправду правитель подземных галерей быстро очухался, возможно, никто из стоящих поодаль даже не заметил его недомогания, и продолжил поучительную беседу. Хадас слушал внимательно, но Самму Аргедас говорил так сложно и долго, перескакивая с темы на тему, что в голове слушателя сохранились какие-то обрывки слов, а вовсе не связанные мысли. Может, цель речи была не доказать что-то, а просто выговориться или попрактиковаться в забытом языке: он не знал ответа, но слушал дальше, имитируя интерес.

И в общем оба остались довольны знакомством: один выпотрошил наружу свое красноречие, другой несколько отдохнул от перемены обстановки.

«…В процессе осуществления в реальности составленного много лет назад плана становилось ясным, что явь гораздо сложнее бумажных разработок. Даже не учитывая предпринятых противником мер противодействия, выяснился такой интересный психологический фактор, мешающий выполнению плана в полном объеме: стандартная полная загрузка „Б-52“ включала в себя двадцать четыре ракеты и бомбы с мощностью, в десять и более раз превышающих Хиросиму. А вот с ракетами было проще: экипаж спокойно избавлялся от груза и продолжал движение по пробитому тактической авиацией фарватеру. Однако с бомбами оказалось сложнее: здесь пилоты становились свидетелями применения своих зарядов, и большое число экипажей получило шок. Происходили случаи схода с установленного маршрута и досрочного возвращения на аэродромы. Дважды самолеты садились с двадцатью тремя боеголовками на борту, одна из посадок оказалась неудачной, пришлось эвакуировать персонал с собственной, не тронутой противником базы, а однажды бомбардировщик вернулся с пустыми трюмами, сбросив свой груз на обратном пути в океан. Нам пришлось срочно проводить специальное тестирование экипажей на предмет предварительного отбора и, кроме того, уменьшить боевую загрузку до пяти зарядов…»

Документальная запись. Местное летосчисление: год 1957-й. Планета Земля, Солнечная система, галактика Млечный Путь, УПВ (Условно Параллельная Вселенная) № 5.

Когда в своем движении Хадас узнал родные коридоры, он понял, что скоро состоится новая встреча с Самму Аргедасом. Стало веселее, лучше было выслушивать любую галиматью, чем страдать от безделья в камере в предчувствии неизвестности или следовать на экзекуцию, похожую на доение коровы, почти вымершего, но доселе знаменитого животного. Он не ошибся.

Теперь на прием его сопровождали только двое полицейских. Это было пятое хождение к генералиссимусу-императору, видимо, Хадас стал одним из его постоянных собеседников, а может, чем черт не шутит, единственным? Ранее он думал, что полицейские призваны предотвращать бегство пленника, но последний раз произошел инцидент, который расширил знания Хадаса о местных порядках. На одном из поворотов, когда они сворачивали с главного коридора на менее просторный примыкающий, на эскорт было совершено нападение. Напали две женщины, одетые в купальники. В этой одежде было страшно неудобно прятать серьезное оружие, да и не имели, по всей видимости, они к нему доступа, так что атаковали они с двумя маленькими складными ножами. Полицейский, находящийся к ним ближе, мгновенно пустил в ход дубину с электрическим набалдашником, а его коллега дернул в сторону Хадаса, уводя из-под удара. Все обошлось. Подоспевшая полиция скрутила террористок и перевязала герою-коллеге подраненную руку. Хадас понял, что местное население, родившееся в бомбоубежище, питает не слишком дружеские чувства к водителям бомбардировщиков. С тех пор при переходах он всегда напрягался, когда вблизи оказывались посторонние аборигены.

Самму Аргедас вновь встретил их стоя. Он кивнул Хадасу, как старому знакомому, когда тот склонился в ритуальном поклоне. Затем император молча сделал знак, и полицейский освободил пленнику руки. Как всегда, Хадас был за это крайне благодарен. Высочайший статус подземного мира велел полицейским исчезнуть, что они и сделали. В зале осталась только личная охрана, да и та на некотором расстоянии. Самму Аргедас начал беседу.

– Кажется, в прошлый раз мы вновь недоговорили о демократии, пилот. Вы еще не потеряли интерес к теме?

Ясное дело, Хадас Кьюм его вовсе не потерял: любая беседа была лучше сидения в камере.

– Демократия слишком неэффективная система, она так-сяк существует, покуда все гладко, но она совсем вяло реагирует на потенциальную угрозу, слишком сложно ее сдвинуть с места, заставить посмотреть на перспективу. По большому счету, когда доходит до серьезного дела, ее всегда выбрасывают на свалку, хотя бы временно. Если внутри демократии не остается тоталитарного стержня, могущего запустить машину террора в случае надобности, она всегда пасует перед внешними и значительными внутренними трудностями, и в конечном счете она всегда проигрывает. Либо изнутри, либо снаружи ее загрызают внешние силы. Все общество пользуется ее плодами, но никто конкретно не хочет за нее умирать. Для того чтобы люди умирали за что-то, быстро или медленно, то есть жертвуя жизнью сразу или постепенно, их приходится заставлять, а для таковой цели необходим террор. Может быть, альтернатива – убежденность в идее, за это тоже умирают. Но для того чтобы умирали не за свою собственную, а за чужую правду, необходима целенаправленная пропаганда, то есть умелая манипуляция фактами, когда скрывается одно и выпячивается другое, а коль другого нет – оно убедительно выдумывается. Для существования демократии нужно вялое, размягченное население, задуренное всякими байками об ужасах тирании, а вот для тоталитарной страны нужен сплоченный единой судьбой, лучше единым несчастьем, народ, сильный и решительный, где надо, а еще нужен враг, не важно, внутренний или внешний, вот тогда все получится. Никакая демократия с ее сюсюканьем не способна справиться с таким народом. Вот мы, например, являемся именно таким народом, и мы горды тем, что у нас нет демократии.