Григорий Распутин: правда и ложь - Олег Жиганков

Но все это будет позднее, когда Григорий станет самым, наверное, обсуждаемым персонажем на Руси.

Глава 7

Слова

«Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение».

Враги Распутина при жизни называли его Книгой — их так раздражало, что все, исходящее из уст старца, как бы вытекает из Евангелия, из слов Христа. Мне же доставляет огромное удовольствие слышать его простой и в то же время удивительно красивый и богатый русский язык. «Самое выдающееся его качество — его речь: простая, но образная мужичья речь»[60]. Так говорила о распутинском слоге хорошо знавшая его и не привыкшая никому льстить В. И. Баркова. Слова Распутина отзываются в сердце русского человека. Читая их, следует обратить внимание как на их духовную, так и художественную ценность, на благозвучное, благообразное звучание. Вот несколько отрывков из книги Распутина «Мои мысли и размышления», написанной им во время его второго путешествия в Иерусалим.

«Что могу сказать о своей тишине? Как только отправился из Одессы по Черному морю — тишина на море, и душа с морем ликует и спит тишиной, видно блистают маленькие валочки, как златница, и нечего более искать. Вот пример Божий: насколько душа человека драгоценна, разве она не жемчужина? Что и море для нее?

Без всякого усилия утешает море. Когда утром встанешь, и волны говорят и плещут, и радуют. И солнце на море блистает, словно тихо, тихо поднимается, и в то время душа человека забывает все человечество и смотрит на блеск солнца, и радость у человека возгорается, и в душе ощущается книга жизни — неописуемая красота! Море пробуждает от сна сует, очень много думается, само по себе, безо всякого усилия.

Море пространно, а ум еще более пространен. Человеческой премудрости нет конца. Невместима всем философам.

Еще величайшая красота, когда солнце падает на море и закатывается, и лучи его сияют. Кто может оценить светозарные лучи, они греют и ласкают душу и целебно утешают. Солнце по минутам уходит за горы, душа человека немного поскорбит о его дивных светозарных лучах…

Смеркается… О, какая становится тишина… Нет даже звука птицы, и от раздумья человек начинает ходить по палубе, невольно вспоминает детство и всю суету и сравнивает ту свою тишину с суетным миром, и тихо беседует с собой и желает с кем-нибудь отвести душу (скуку), нагнанную на него от его врагов…

Тихая ночь на море, и заснем спокойно от разного раздумья, от глубоких впечатлений… Христово море. На тебе дивные чудеса. Самим Богом посещено и чудесами сотворено.

Виднеются берега и блистают деревца, как не порадоваться? Где не видно было ни кустика, ни листочка, там вдруг виднеются берега, и подъезжаем и смотрим на природу Божию и хвалим Господа за Его Создание и красоту природы, которую не описать человеческим умом и философией.

Забили волны на море — сделалась тревога в душе. Человек потеряет образ сознания, ходит, как в тумане… Боже, дай тишину душевную!

На море временная болезнь, на берегу же всегда такая волна.

На море всем видна болезнь, а на берегу никому неизвестна — бес душу смущает.

Совесть — волна, но какие бы ни были на море волны, они утихнут, а совесть только от доброго дела погаснет.

О, какой обман, беда — скажут ей и взглянут и увидят… Совесть всем без языка говорит про свой недостаток, всем надо поглядеть на нее, тут никакой грех не утаим и в землю не закопаем. А всякий грех все равно что пушечный выстрел — все узнают…».

Чтобы понять, что привлекло царскую семью в Распутине, достаточно хотя бы прислушаться к его словам. Как я уже писал выше, враги Распутина еще при жизни дали ему прозвище, которым и именовали его в своих письмах, — Книга. Прозвали они его так (скорее всего, это сделала проницательная Зинаида Юсупова) за его особенную манеру как будто говорить словом из Священного Писания. Немногие из его слов сохранились, но все же осталось немало записей, сделанных императрицей или людьми из близкого окружения Распутина. Подлинность этих записей не вызывает сомнений.

В феврале 1911 года царица завела особую тетрадь в темно-синем переплете, в которую она своим изящным почерком записывала слова Григория Ефимовича, сказанные им во время их встреч. Тем самым она продолжила традицию Ольги Лохтиной. Большая часть изречений Распутина — о гонениях и пользе гонений для души праведника. Эту тетрадь царица сохранит до своего конца. Вот некоторые фрагменты из этой тетради:

«Любовь — большая цифра. Пророчества прекратятся и знания умолкнут, а любовь никогда».

«А добиваться любви до крайности нельзя! А какую Бог дал, такая пусть и будет!».

«Все мы беседуем о любви, но только слыхали о ней, сами же далеко отстоим от любви».

«О любви даже трудно беседовать, нужно с опытным. А кто на опыте не бывал, тот перевернет ее всячески».

«Любовь живет в изгнанниках, которые пережили все, всяческое, а жалость у всех есть».

«Любовь — миллионщик духовной жизни, даже сметы нет».

«Нужны только унижение и любовь — в том и радость заключается».

Говоря о духовно богатых людях, исполненных любви, Григорий Ефимович восклицал:

«А почему у них всего более? Потому что подают милостыню, и дающая рука, да не оскудеет вовек.

А почему они веселые? А потому их утешает Ангел и умудряет Бог, в них всегда книга жизни премудрости.

А почему в них премудрость? Потому что не говорят праздно, и вот у них ум в Боге, Бог — в них».

А вот еще некоторые цитаты из Записной книжки императрицы Александры Федоровны с высказываниями Григория Распутина (1907–1916):

О единении духовном. «Духовное единение — почему глас Господень?.. У них всегда в сердцах их Библия и Новый Завет. И находятся мир и премудрость: и враги им без цены, потому в них живет дух святыни. И у них материнския сердца: мать никогда не покажет детям озлобленного сердца и проявит ласку детскую».

О труде. «И духовные любят трудиться, помнят слова Апостола Павла: „Кто не трудится, да не ешь“. У них труд, да людям непонятен, потому они с Богом, у них успех удачный. И труд — не суета и не работа вражья, ими Бог руководит, а потому что благословясь… и наполнены братолюбия, посреди них Бог — Помощник». (Написано в Покровском в сентябре 1910 года.)

О самооценке. «Люди духовные себя не ценят, чем святее, тем себя становят грешнее. Чем более молятся, кажутся себе грешнее, потому что все видать, от всех малостей является страх в душе, и все мало молитвы, и невольно спасение получают.

Себя не унижают и хвалить забыли, потому в молитве, в привычке. Они не судят, почему? А потому что заняты молитвой, им некогда. А почему им везде хорошо? А потому что они в размышлении с Богом». (Написано в Покровском в сентябре 1910 года.)

О покое. «Им (духовным) некогда разбираться и они хотели бы, но на всяком месте Владычество Его. Поэтому и покой живет в них. А не покой — суета сует, неблажен человек. Хотя и молится, и Бога любит, и аскет, а не покойный… в нем есть черта непокорности и осуждения — глава греха, — прелесть своего рода. Или дух власти, беснованье, и не дает покоя… А Божий человек — ему и во хлеве рай». (Написано в Покровском в сентябре 1910 года.)

А вот еще другие слова Григория Ефимовича о покое и беспокойстве: «Все спасение в том, чтобы быть осторожным и простым, и любви иметь без конца — тихой и покойной. А покоя нет — это прелесть, хуже пьяницы, пьяница на виду, а прелесть увидит только человек опытный и угодный Богу». (Декабрь 1910 года, СПб.)

Григорий Ефимович не раз давал практические советы по поводу того, как научиться находить и удерживать покой.

«В том у странников благочестие, — пишет он, например, в „Житии опытного странника“, — что не нужно им на погоду роптать, потому что дурная и хорошая погода — все от Престола Божия». Научившись не роптать на погоду, а с благодарением принимать ее, Григорий Ефимович научился тому же покою и в других житейских обстоятельствах — в счастливых и несчастных.

О милостыне. «Кто подает, тот сам много испытал на себе, что дающая рука не оскудеет, и много получал. Дивные явления чудес за милостыню. Видишь, бедный едет на твоей лошадке, с отрадой и с сияющим светом. Что ж есть дороже? Отрады и покоя — помочь ближнему».

«Кто подает, тот все нужды поймет человека, потому что входит в дела бедности. А кто бедности не понимает, тот и далек от чужого горя… Его никакие слова не убедят, и Евангелие чуждое от него, поэтому далек от чужой напасти… Царство Божие не даром дается, и кресты разного рода, а милостыня выше всех добрых дел». (Написано в Покровском в сентябре 1910 года.)

Венец мученика. «На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь в век. Буду хвалить тебя, враги мои не дают покоя. День и ночь ищут изловить меня, куда я иду, и там слова мои перетолкуют на свой лад и не дают покоя, озверели сердца человеков и благодать далека от нас. Скажу в душе моей, Боже, будь мне Творец и Покровитель, а враги следят и ставят облаву и пускают стрелы в душу и проникают сквозь своим хитрым взглядом и хотят отнять истину, но это не ими дано, не они и возьмут, а только навредят моим юношам. Но всем больны гоненья. Пока злые языки клевещут, даже много умерло от скорби: но это венец мученика.